Андрей Манукин

Командировка в капстрану

(из советского околонаучного прошлого)

В 1979-м году мне выпала редкая по тем временам удача — съездить на конференцию в ФРГ. Редкая потому, что я не был членом партии, имел кавказскую национальность и происходил из семьи служащих. В нашу небольшую делегацию входили: наш начальник, замдиректора ИГРАНа Валерий Леонидович Митрохин, чеченец Гоша Султанов (тоже из нашего Института), литовец Юргис Пятраускас (из Вильнюсского университета), Петя Данаев из Новосибирского академгородка и я. Я не собираюсь далее описывать наши доклады на конференции и реакцию на них западных ученых, многое уже не актуально или забыто. Но первые впечатления о «гнилом Западе» навсегда врезались в мою память.

Первое, что помнится, это прорыв «железного занавеса». Бесконечные проверки таможенников, эскорт из хмурых пограничников с автоматами, сопровождающий нас до трапа самолета, не слишком приветливые лица стюардесс. Но — новенький самолет, и (о, чудо!) вычищенный до блеска туалет. Потом два с половиной часа полета до Мюнхена. Мы проходим через паспортный контроль, получаем багаж, и вот мы уже на Западе. Никто нас не сопровождает, никаких указаний, никаких ограничений. Мимо проходят молодые и моложавые загорелые люди в шортах, джинсах, сарафанах, что резко контрастирует с нашими костюмами и галстуками, неуместными в жаркую июньскую погоду. Нас сажают в автобус и везут к подножию Альп, на озеро Тегерн (Tegern See), где будет происходить конференция.

Другое сильное впечатление — это ровные немецкие дороги (автобаны) в два-три ряда в каждом направлении, с металлическим разделительным барьером и с бесконечными лесами по краям. Причем, хорошо ухоженными, сухостоя и бурелома не видно. Автобус идет очень быстро и уверенно, 100-120 км/час. Тем не менее, его все время со свистом обгоняют BMW, Мерседесы, Audi, мчащиеся с совершенно фантастическими для нас скоростями — до 200 км/час.

Ошалевшим от необычности происходящего, советским ученым приходит в голову мысль о выпивке и, конечно, о закуске…

Еще в самолете Юргис поведал нам, что везет с собою домашнюю копченую деревенскую колбасу. «Мы в Литве решаем продовольственную программу оригинальным методом, — рассказывал он. — Суть нашего подхода заключается в установлении прямых долгосрочных контактов с крестьянами. У нас еще сохранились хутора, где живут крестьяне-единоличники. Сначала надо приехать, познакомиться, распить бутылку водки или местного самогона. После договориться о деле и выбрать симпатичного поросенка. Потом два или три раза за сезон навестить крестьянина, привезти ему из города дефицитных продуктов, как-то: сахара, чая, кофе, сливочного масла. И, наконец, приехать за готовой продукцией».

К обеду мы добрались до озера Тегерн. Наша конференция проходила в маленьком городке Rottach-Egern (5 тыс. населения) в гостинице «Zur Überfahrt» («На переправе»), по архитектуре напоминающей традиционный альпийский дом, но большего размера. Нашего начальника поселили, естественно, в люксе. Нас же, молодых советских ученых, разместили по двое в больших номерах с двумя кроватями стоимостью 110 DM в сутки. Стоимость проживания в гостинице в период конференции, равно как и трехразовое питание в гостиничном ресторане, покрывались немецкой стороной. В каждом номере имелся цветной телевизор, свой туалет и ванная. В ванной на полочке стояли фирменные мыло и шампунь, имелся встроенный фен для сушки волос. В туалете был заправлен новый рулон туалетной бумаги, и рядом лежали еще два запасных. Сейчас я не нахожу в этом никакой роскоши, но тогда это буквально ошеломило нас. Напомню, что в те времена туалетная бумага в советских гостиницах, как правило, отсутствовала (ее крал персонал), и было обычным делом возить с собой в командировку пачку салфеток. Другая потрясающая деталь — в номере на нас с Гошей приходилось 13 полотенец. Мы никак не могли понять, как их использовать. Ну хорошо, одно для лица, одно для тела, одно для гениталий, одно общее, чтобы становиться на него, выходя из ванны… Но куда девать остальные три? Самое интересное, что всегда все полотенца были сухие. Стоило нам только выйти из номера, как в него устремлялись молоденькие горничные и моментально меняли мокрые полотенца на свежевыглаженные.

После размещения в гостинице мы пообедали и отправились на прогулку. На улицах вдоль тротуаров стояли чисто вымытые и натертые до блеска автомобили новейших марок, причем без всяких замков на руле, запоров и цепей. Мы увидели маленькую стройку в идеальном порядке с малогабаритной (если не сказать ручной) бетономешалкой. Рядом стояли аккуратные штабеля кирпичей, завернутые в промасленную бумагу. Кирпичи были столь аккуратно сделаны, что их можно было бы использовать в школе для проведения прямых линий вместо линейки. Потом мы наткнулись на местный продуктовый магазин с невиданным для нас изобилием товаров. Тут имелись русская водка, крымское шампанское, армянский коньяк, не говоря уже о французских винах и шотландском виски. Но особенно нас поразил мясной ряд длиной этак метров в пятнадцать, где имелось мясо всех сортов и видов, свежее и без костей. Рядом лежала колбаса, батонами и в нарезке, причем на срезах можно было видеть зеленый лук, красный перец или грибы. Магазин как раз закрывался на weekend, и продавцы собирали уже отрезанные ломтики колбасы с целью изъятия из продажи.

«Да…» — грустно произнес Юргис. — А я вам тут два часа заливал про нашу деревенскую колбасу. Нет, ребята, что ни говори, это, пожалуй, самое убедительное доказательство преимущества капиталистической системы, по крайней мере, в части продовольствия». Но мы дружно заверили нашего литовского коллегу, что его колбаса нам еще очень пригодится (мы тащили с собой сухой паек для пропитания в Мюнхене), и поспешили в отель, чтобы не опоздать к ужину.

Спустя двадцать с лишним лет я не могу припомнить ничего о первом проведенном вечере «за бугром», однако следующее утро прочно отложилось в моей памяти. После ночного дождя выглянуло солнце, подул свежий ветерок. Заблестели серебристо-темнозеленые ели на крутых склонах предальпийских холмов. Конечно, нам совсем не хотелось идти в темный зал слушать пленарный доклад.

«Андрюшик!» — обратился ко мне Гоша. — А что если нам выпить по кружечке пива в открытом кафе перед гостиницей? Заодно полюбуемся на озеро и на окружающую действительность». — «А начальник?» — «А что начальник? Ему, поди, это не интересно. Он ведь каждые два месяца отправляется за кордон. Я думаю, он сейчас ведет дискуссию с кем-нибудь в кулуарах…»

Однако мои худшие опасения подтвердились. Мы не успели даже пригубить «Paulaner», поданный кельнером в фирменном стеклянном бокале, с прекрасной пеной наверху, как перед нами возник Митрохин — при полном параде, в костюме и галстуке. Он тоже, видимо, решил промочить горло после вчерашнего ознакомительного банкета. Увидев нас, он нахмурился: «А почему вы, собственно, здесь, а не на конференции?» Пришлось срочно ретироваться.

На следующий день зарядил противный мелкий дождь. Пить пиво уже совсем не хотелось. Тогда Юргис предложил принять чего-нибудь покрепче: «Андрэ, ты вроде бы говорил, что прихватил с собой древнеармянский напиток. Давай тяпнем по-маленькой, душа просит!» — «А босс что скажет?» — «А пусть говорит, что хочет. Как будто можно слушать подряд все доклады и все запоминать. Ему-то легко, он постоянно торчит на Западе, а для нас тут столько всего нового…» — «Ну хорошо, пошли, только по-быстрому!»

Мы пришли ко мне в номер, сели, нарезали деревенскую колбасу, вскрыли бутылку. Но аккурат в тот момент, когда я собирался наполнить живительной влагой два стакана для полоскания рта, найденные в ванной, в дверь номера постучали. Мы открыли дверь, и на пороге появился наш большой профессор, на этот раз в шортах и в рубашке с короткими рукавами. Затем происшедшее днем ранее повторилось, но с гораздо худшими интонациями в голосе начальника.

Вечером мы с Гошей слонялись по отелю (дождь не прекращался) и набрели на стойку регистрации участников конференции. Там мы обнаружили пачку пластиковых пакетов с цветным изображением нашего отеля на фоне озера и Альп. После чего Гоше пришла в голову грандиозная идея: «Андрей, слушай! Давай сопрем десяток пакетов, отвезем в Москву и раздадим в качестве сувениров. Можно будет положить в каждый какую-нибудь ерунду, жевательную резинку или шариковую ручку, и получится отличный подарок!» Мы так и сделали. Напомню, что в те застойные времена в Союзе хорошие пластиковые пакеты были откровенной роскошью. Днем позже обнаружилось, что остаток пакетов исчез. Увидев группу китайских ученых с нашей конференции, щеголявших с такими же пакетами, мы поняли, куда они делись.

В качестве культурной программы на конференции был устроен пеший поход в Альпы. «Надо пойти», — сказал Петя. — Это верный способ стать альпинистом!» Однако ввиду необходимости продления немецкой визы нам с Гошей пришлось пропустить это мероприятие. Ребята из оргкомитета отвезли нас в ближайший Ausländeramt, находящийся в двадцати километрах от Роттах-Эгерна, где нам без всякой волокиты оформили паспорта. Зато мы не пропустили банкет, который состоял из двух частей. Вначале в конференционном зале был организован ужин на 400 человек. Пышные девочки в баварских сарафанах с глубоким вырезом на груди и мальчики в замшевых шортах ловко сновали между столов, разнося пиво в полуторалитровых кружках. Далее сытая, но не совсем еще пьяная, масса народа была посажена в автобусы и перевезена в находящийся неподалеку охотничий замок Гитлера, принадлежащий после войны немецкой академии наук (Max-Planck-Gesellschaft). Там на первом этаже были накрыты столы с изобилием вин и закусок, в каминах пылал огонь, а все кровати в комнатах наверху были застелены, как и полагается, к приезду гостей.

Следущий день завершал работу конференции. Утром наш начальник собрал нас и объявил, что после обеда уезжает с оказией в Геттинген. Нас же он попросил отвезти в Москву часть его багажа — две тяжеленных сумки на молниях. Он также вручил нам бутылку итальянской виноградной водки (grappa), сказав, что мы можем ее распить, но чтоб пустую бутылку обязательно доставили ему в Москву. Он, как и многие в Москве в то время, коллекционировал бутылки из-под заграничных алкогольных напитков.

После обеда мы собрались было идти на закрытие конференции, но тут прибежал Гоша с потрясающей новостью:

«Вы тут сидите и ничего не знаете… В нашем отеле есть бесплатные бассейн и сауна! Надо сходить, отметиться». — «Что касается меня, — сказал Юргис, — то у меня дискуссия сразу после закрытия, так что я отпадаю». — «А я, напротив, с удовольствием пойду», — заявил Петя. — «А Митрохин? Опять влипнем в историю?» — заикнулся я. — «Ему не до нас, он сейчас наверняка чемодан собирает, — продолжал Гоша, — так что давай не подводи компанию…»

Мы похватали полотенца, находящиеся в номере, запихнули их в фирменные пластиковые пакеты и побежали в другой конец отеля, где находились бассейн и сауна. Как оказалось, мы опять попали впросак: в раздевалке нас ожидала аккуратная стопка свежих банных полотенец. Вход в бассейн был устроен через туалет, словно предлагая перед плаванием облегчиться. Писсуары были автоматическими, вода в них начинала течь при приближении за полметра. Это повергло нас в шоковое состояние, близкое к тому, что испытывали варвары при разграблении античного Рима. Страшно захотелось что-нибудь испортить в этом блестяще отлаженном хозяйстве. Петя придумал первый: «Ребята! А что если ссать в писсуар с полутора метров?» Попробовали — получается, автоматика не срабатывает! Насладившись этим открытием, мы нырнули в бассейн с голубой водой, где уже плавал одноногий немец. Узнав, что мы из Союза, он поведал нам, что потерял ногу на восточном фронте в 1942 году, чему в свое время был несказанно рад, ибо он был демобилизован и выжил, в то время как все его однополчане погибли под Сталинградом.

Наплававшись вдоволь, мы вернулись в раздевалку, разделись и прошли в сауну. Гоша установил подходящую температуру, залез на верхнюю полку и расслабился. Петя с комфортом разместился в углу, а мне было как-то не по себе, может быть, потому что я был в сауне впервые. За стенкой сауны был туалет. Мы молчали, и в наступившей тишине было хорошо слышно, как кто-то вошел в туалет и долго справлял малую нужду. «Вот зассыха, — сказал Гоша, — никак не может отоссаться после вчерашнего банкета». Тут дверь сауны открылась, и перед нами вырос наш босс, на этот раз совершенно голый, но с той же начальственной фразеологией и с теми же жестами. Возникла немая сцена, как в «Ревизоре» у Гоголя. Возражать было нечего, а деться было некуда. Положение спас американский коллега, профессор Робинсон, который весьма кстати появился в сауне и отвлек разговорами нашего начальника. Через полчаса наш босс удалился (его ждала машина), а американец присоединился к нам. Он стал выспрашивать, куда мы едем после конференции. «В Мюнхен для посещения местного технического университета», — отвечали мы. — «Будете в Мюнхене, непременно посетите Englische Garten (Английский Сад)». — «А что там такого особенного?» — «А там на лужайке в центре парка лежат на травке совершенно голые девочки и загорают…»

После в номере я глянул на карту и обнаружил, что частный пансион, где мы должны были остановиться в Мюнхене, находился как раз рядом с Englische Garten. Я сообщил об этом нашей компании — все сильно обрадовались. Но, увы, нашим чаяниям не суждено было сбыться. Все четыре дня, которые мы провели в Мюнхене, лил нескончаемый дождь, и никаких голых девочек в парке и в помине не было. Я немного отвлекусь, сказав, что долгие годы после этого я жил с ощущением чего-то несбывшегося в моей жизни, пока, наконец, через 17 лет, я не вернулся в Мюнхен и не увидел этих девочек. К тому времени, однако, у нас в России тоже произошла сексуальная революция, и нудизм стал совершенно заурядным явлением. Наверное, потому столь долго вожделенные девочки на травке не произвели на меня уже никакого особенного впечатления.

Но, несмотря на этот прокол, у нас в первый приезд все-таки были сексуальные приключения в Мюнхене, я имею в виду просмотры порнофильмов. Ребята почему-то поручили мне организацию этого мероприятия. «Но почему я?» — вопрошал я коллег. — «Потому, что ты самый опытный по части женщин!» Против этого железного довода возражать было нечего, и в тот же вечер я повел нашу компанию в кино. Первый заход оказался неудачным, просмотренный фильм оказался глупым и недостаточно откровенным, хотя и был отмечен на рекламе как hard porno. Ребята, потратившие на фильм по 7 DM, слегка приуныли. Тогда я решил применить научный подход к данной проблеме.

Ближе к вечеру я вышел на улицу к метро (U-Bahn) и спер вечернюю газету (Abendzeitung). Это было сделать очень просто, так как в Мюнхене продажа газет основана на доверии: покупатели сами забирают газеты из ящика с откидной крышкой и кладут деньги в кассу внутри ящика. Вернувшись в наш пансион, я взял большой подробный план Мюнхена и начал отмечать на карте крестиками местоположение кинотеатров, демонстрирующих порнофильмы. Спустя час план Мюнхена стал напоминать звездное небо, но в одной части города наблюдалось явное скопление крестиков. Присмотревшись, я прочитал на карте: Hauptbahnhof (Центральный Вокзал). «Ребята, — объявил я, — теперь я знаю, куда нам надо идти!»

В следующий вечер я повел нашу компанию в привокзальный район. Полчаса мы бродили среди различных увеселительных заведений, как-то: ресторанов, варьете, peep show, strip teese и пр., пока не остановили свой выбор на кинотеатре Blue Movie (Голубое кино), который находился на привокзальной Schillerstrasse (улица Шиллера). Билет туда стоил довольно дорого — 15 DM, но зато в эту сумму входил набор из трех напитков (по выбору: водка, вино, коньяк, пиво, кока-кола и др.), который вручался в маленькой корзинке. Сидения в этом кинотеатре были вроде парт из нашего детства, только вместо отверстия для чернильницы в них имелось отверстие для этой самой корзиночки. Так что было очень удобно по ходу фильма потреблять горячительные напитки, что порядком увеличивало получаемое удовольствие от просмотра порнушки.

Мюнхен, пропагандируемый в советской печати как город нацистов и «оголтелых реваншистов», произвел на нас весьма приятное впечатление своей чистотой, уютом и ухоженностью. В 8 часов вечера все движение стихает, и можно долго гулять по пустынным улицам, как по Ленинграду в белые ночи. Метро в Мюнхене на резиновом ходу — быстрое и совершенно бесшумное. Оно не производит такого гигантского количества децибеллов, как «лучшее в мире» московское метро. Оплата за проезд основана на доверии, каждый сам компостирует на билете необходимое число полосок, соответствующее стоимости проезда. После того как все полоски закомпостированы, нужно приобретать новый билет. В целях экономии столь драгоценной для нас валюты, мы всегда компостировали одну полоску на билете, эквивалентной минимальной поездке в два перегона, решив в случае проверки сослаться на плохое знание немецкого языка. Однако за четыре дня нас так никто и не проверил.

Другой путь добывания валюты был связан с мелким мошенничеством. Как я уже говорил, мы проживали в Мюнхене в частном пансионе, т.е. в маленькой гостинице. Фокус заключался в том, чтобы уговорить хозяйку пансиона выписать нам счет о проживании в гостинице без завтрака (ohne Frühstück). В этом случае часть выданной авансом валюты можно было использовать как бы на завтрак, в противном случае ее надо было вернуть до последнего пфенига обратно в Академию наук. Поэтому с первого дня мы всячески заигрывали с хозяйкой, улыбались ей, дарили мелкие сувениры. Кроме того, мы ревностно следили за чистотой в номере и регулярно выносили на улицу продовольственные отходы. «О каких отходах идет речь?» — спросите вы. Дело в том, что каждый вечер мы ужинали в пансионе привезенными консервами, колбасой, сушками, шоколадом, запивая это все чаем, приготовленным с помощью кипятильника и эмалированной кружки. Конечно, можно было заказать сэндвичи у хозяйки, или купить их в кафе, но тогда пришлось бы потратить валюту. Поэтому мы ужинали дома, используя свои припасы, а потом, воровато оглядываясь, выносили на улицу пакет с мусором. Этим процессом у нас заведовал Петя, которого мы прозвали ассенизатором. Но когда Петя уехал (его командировка кончалась двумя днями раньше), мы в суматохе забыли про мусор. На следующее утро, смотрим, хозяйка ходит хмурая и злая и в нашу сторону не глядит.

«Ребята! — сказал Гоша. — Надо срочно восстанавливать отношения с хозяйкой, у кого что осталось из выпивки?» — «У меня есть ликер в подарочной упаковке, — откликнулся Юргис, — но, боюсь, он не подходит по политическим соображениям». — «С чего ты взял?» — «Ликер называется Жальгирис, по-немецки Grünewald, что означает место битвы, где в 1410 году литовцы одолели тевтонских псов-рыцарей!» — «Юргис, успокойся, — вмешался я. — Давай сюда бутылку. Я уверен, что наша frau слаба по части истории, а от презента она не откажется». Так и произошло. После преподношения ликера наши добрые отношения были восстановлены, и в конце срока пребывания она одарила нас искомым счетом «без завтрака».

Когда мы собирали вещи в обратную дорогу, Гоша решил проверить содержимое двух сумок, которые наш босс поручил доставить в Москву. Он мотивировал это так: «Вдруг таможенники нас спросят, что мы везем в этих сумках. Что мы тогда им ответим?» Собравшись, мы вскрыли эти сумки. Там, кроме двух банок с английским чаем (для личного пользования, наш начальник очень любил чай и хорошо в нем разбирался), было множество мелких сувениров, предназначавшихся, видимо, для чиновников, оформлявших поездку, а также для других нужных людей, в том числе: сотня-другая дешевых газовых зажигалок, десятки наручных электронных часов, пачки женских тампонов, складные зонтики и т.п.

Наше пребывание в Баварии подходило к концу. Последнее ЧП было связано с тем, что обещанная машина для проводов нас на аэродром в назначенное время к пансиону не явилась, и мы (Гоша, Юргис и я) вызвали такси, которое обошлось нам в 45 DM (по 15 DM на брата). Эта сумма фигурировала позже в нашем финансовом отчете по поездке, представленным в Академию наук. Криминал, однако, заключался в том, что мы не имели права тратить валюту АН СССР на Юргиса, который был командирован по линии Министерства высшего и среднего специального образования. В результате мы израсходовали лишних 15 DM (в то время около 10 $), за что нам сильно влетело. Нам пришлось написать объяснительную записку, а наш босс поехал за нас извиняться в Управление внешних сношений АН СССР. В результате из моей и Гошиной зарплат вычли по 15 DM, пересчитанных по официальному курсу в рубли, но в пятикратном размере. Но мы все равно остались очень довольны нашей первой поездкой в капстрану.

2001 г., Ирландия

Рассказ «Как «пройти» Подольский райком» цикла «Из советского околонаучного прошлого» можно прочитать здесь, а «Как я стал «невыездным» — на этой странице.

В оформлении страницы использована работа художника Дмитрия Николаевича Буторина (1891-1960) «Отъезд из Твери» — иллюстрация к книге Афанасия Никитина «Хождение за три моря».

(Мария Ольшанская)