Андрей Манукин

Как «пройти» Подольский райком

(из советского околонаучного прошлого)


В 1980 году в нашем подмосковном академгородке Троицке сложилась чрезвычайная ситуация с выездами за границу. Дело в том, что в одном из троицких институтов, кажется в ИЗМИРАНе, махнул за бугор зам. секретаря комитета ВЛКСМ по идеологической работе. И совершил он этот рывок в Монреальском аэропорту, во время пересадки с одного рейса Аэрофлота на другой (он направлялся в командировку в Гавану). Он бросился к канадским пограничникам и завопил, что просит политического убежища. Парень он был грамотный, английский язык и права человека знал хорошо, и своего он добился. Однако это, казалось бы, частное происшествие, легло тяжелым бременем на город Троицк. В Подольском райкоме, ведающим делами троицких ученых, решили ужесточить контроль за выездом за границу и наложили на нас своего рода «епитимью». Прохождение выездной комиссии райкома было всегда делом непростым, но тут оно сделалось просто невозможным. При первой же заминке соискатель «отфутболивался» для переподготовки.

Вспоминаю, как в то время происходило оформление выезда за границу в служебную командировку по линии Академии наук. Помимо жесткого идеологического отбора (зеленый свет только для членов партии), существовала дьявольски сложная бюрократическая процедура. Вначале выезжаюший крутился в «круге первом», то есть по месту работы. Заполнялись бесчисленные бумаги: справка-объективка (подписывалась первым отделом Института, то есть КГБ) о неимении родственников за границей, о ненахождении в плену во время войны, об отсутствии допуска к секретной информации, и т.д., затем научно-техническое задание (подписывалось Ученым секретарем), где предписывалось всячески пропагандировать советский строй и советскую науку во время пребывания за рубежом, потом письмо академику-секретарю от директора Института о включении данной поездки в уже существующий план поездок, и некоторые другие формуляры, которые скопом направлялись в вышестоящие органы Академии, а именно, в управление внешних сношений (простите!) для поездки в капиталистическую страну или же в управление научных связей с социалистическими странами.

Но главной из всех бумаг была пресловутая «характеристика» (в пяти экземплярах), раскрывающая «моральный облик» выезжающего, показывающая его научные достижения и общественную деятельность. Она подписывалась вначале более или менее автоматически председателем месткома (местного комитета профсоюза), а также председателем комитета ВЛКСМ (для молодых ученых). Затем выезжающий вызывался «на ковер», то есть на партсобрание местной ячейки, где ему могли легко отказать в подписи, например, под предлогом уклонения от общественной работы (не вышел на субботник, не поехал на картошку, не пошел на демонстрацию, не участвовал в проведении выборов и т.д.). И, наконец, характеристика подписывалась директором Института. На всю эту канитель уходило обычно недели две-три. Однако самое трудное — визирование характеристики в вышестоящей партийной организации — было еще впереди. В Институте выезжающий хорошо знал «расклад» и имел дело со знакомыми ему людьми, поэтому он мог легко просчитать ситуацию и, в случае необходимости, заручиться поддержкой. Иное дело в райкоме, где существовала установка тормозить возможно большее число выезжающих ученых, используя любые методы. Вспоминается курьезный случай. Наш ученый секретарь Вадим Буранов, лицо, ответственное за оформление загранпоездок, вернулся из Подольска весьма удрученный. В выездной комиссии ему инкриминировали ношение бороды (!) Вадим апеллировал было к портретам основоположников марксизма, висевшим тут же на стене, но инструктор райкома отрезал не вызывающим возражений тоном: «С такими хиппи, как Вы, нам не по пути!» Пришлось срочно сбривать бороду…

Осенью 1980 года мне предстояла поездка в ГДР (у меня был приглашенный доклад на конференции). Преодолев все институтские инстанции, я отправился в Подольский райком. Как раз передо мной проходила выездную комиссию молодая работница местной фабрики. Когда она вышла, очередь стала пытать ее:

— Что спрашивали?

— Спросили, есть ли дети? — Есть. — А на кого их оставляете? — На мужа. — Муж не пьет? — Нет, он у меня смирный…

Когда же подошла моя очередь, то вопросы, посыпавшиеся на меня, были совсем другого рода.

— Куда едете?

— В Германскую Демократическую Республику.

— Какая правящая партия в ГДР?

— СЕПГ, то есть, я хотел сказать Социалистическая Единая Партия Германии.

— Какой по счету последний съезд был проведен СЕПГ?

— Кажется, девятый.

— Какова была программа этого съезда?

— ??

— Вы ничего не знаете о Германии, приходите опять через две недели…

И ни слова о стране, о ее культуре, науке, наконец о конференции, на которую я был приглашен.

Я был весьма обескуражен, но решил повторить попытку. Две недели, забросив науку, я изучал центральную печать, а также местный орган — газету «Подольский Рабочий». Когда же я вторично явился в райком, то на меня посыпались вопросы еще более идиотские, чем в первый заход.

— Кто входит в состав Политбюро ЦК КПСС?

— Генеральный секретарь, члены Политбюро и кандидаты в члены. (Надо было назвать количество членов и кандидатов).

— Перечислите их поименно.

— Брежнев Леонид Ильич, Андропов Юрий Владимирович, Гришин Виктор Васильевич, Громыко Андрей Андреевич…

— Дайте определение КПСС.

— Руководящей и направляющей силой советского государства, ядром его политической системы является КПСС. КПСС существует для народа и принадлежит ему. (Цитирую спустя двадцать лет по памяти).

— Сколько городов в нашем Подольском районе?

— Подольск, Троицк, Климовск и поселок городского типа Щербинка.

— Сколько колхозов и совхозов в Подольском районе? Каков в среднем урожай картофеля по Подольскому району? А сколько литров молока в год дает подольская корова?

На последние вопросы тогда я ответил правильно, но сейчас, двадцать лет спустя, эти ответы начисто выветрились из моей памяти. Но зато я хорошо помню другой дурацкий вопрос, на котором я засыпался.

— Кто главный в Моcковском обкоме партии?

— В Московском горкоме главный Гришин, — пытался вывернуться я.

— А в области?

— Но живу-то я в городе!

— Но работаете-то в области. Конотоп у нас главный! Опять Вы плохо подготовились. Мы не можем Вас рекомендовать для поездки в ГДР…

На следующий день я столкнулся в коридоре с зам. директора нашего Института, и он осведомился о моей поездке в Подольск. Я сказал, что решил плюнуть на эту конференцию и заняться более полезным для Института делом, чем изучение материалов пленумов и съездов. Однако зам. директора не поддержал меня. Он покачал головой и совершенно серьезно произнес:

— Андрей! Для Института крайне важно, чтобы хотя бы ОДИН человек прошел выездную комиссию. Прошу Вас оставить все другие дела и сосредоточиться на подготовке к ее следующему заседанию. Мы с Вами просто обязаны доказать теорему существования!

И опять, как в счастливые студенческие годы, я погрузился в зубрежку. По истечении двух недель я снова явился в Подольск и снова был засыпан вопросами о пленумах и постановлениях центральных органов, о моральном кодексе строителя коммунизма, о повышении эффективности социалистического хозяйства, об увеличении урожая картофеля и росте надоев молока. И когда отведенные на меня двадцать минут уже подходили к концу, один молодой комсомольский работник вдруг задал мне провокационный вопрос:

— Почему советский потребитель предпочитает импортные товары?

Естественный ответ, вертящийся на языке, — «Потому, что они лучше!» — немедленно отбрасывал меня на очередные две недели, если вовсе не лишал меня права на выезд. Но, к счастью, я нашел что ответить. Я не хочу сказать, что сообразил тогда, в этой изматывающей нервы обстановке, что надо было говорить, я просто ЗНАЛ ЭТО ЗАРАНЕЕ. Несколько дней назад, покупая газеты в метро перед поездкой в Троицк, я натолкнулся на забавную книжицу «100 вопросов и ответов об СССР», выпущенную для идеологической обработки приезжающих иностранных туристов, и не пожалел полтинника на ее приобретение. И как раз в этой книжке был приведен этот коварный вопрос, и был дан на него развернутый ответ, который я до сих пор помню и видимо никогда уже не забуду.

«Итак, наш советский потребитель предпочитает импортные товары, потому что:

1) Во всем мире существует мода на импортные товары. Французы покупают американские автомобили, американцы покупают французские духи.

2) Так как импортные товары дороже отечественных, то это свидетельствует о возросшем уровне материального благосостояния советского народа.

3) Когда в магазине вы видите покупателя, разыскивающего нужный товар, то вы не можете быть уверенным, за чем он охотится — за японским магнитофоном или за ленинградской электромясорубкой…»

Лицо молодого комсомольского выдвиженца искривилось в злобной улыбке.

— Ну ладно, где Ваша характеристика, поезжайте…

С «чувством сердечной благодарности» я поспешил в родной Троицк. В Институте коллеги, узнав о счастливом исходе моих сражений с выездной комиссией, шутя посоветовали собрать все использованные мной материалы и издать их в виде препринта Института под названием: «Как «пройти» Подольский райком».

2000 г., Ирландия


Рассказ «Командировка в капстрану» цикла «Из советского околонаучного прошлого» можно прочитать здесь, а «Как я стал «невыездным» — на этой странице.

(Мария Ольшанская)