«Интеграл без дифференциала»
(байка третья)
Доброе утро, уважаемые! Я мучительно вспоминал, когда же впервые услышал эту фамилию — Ландау. Не помню, чтобы в нашем маленьком городе её кто-либо произносил — школьные преподаватели или знакомые. Наука, как таковая, в середине пятидесятых была на дальней периферии общественного интереса. Наверное, в столице было по-другому, но я говорю о маленьком провинциальном городе. У нас превыше всего ценилось инженерное дело, связанное с космосом. Началось это рано утром в октябре 1957 года: «Боричка, Боричка! Просыпайся, миленький, наши космический спутник запустили!». Все с ума посходили по этому «Бип! Бип!» — насколько я помню, сообщались частоты радиопередатчика. Спутник спровоцировал эпидемию радиолюбительства. У Бродского есть стихотворение (я по памяти цитирую):
Там где поет серебряная ла-ду-да… Бар — есть окно, прорубленное туда.
Так вот бар был вторым окном, а первым окном было радио. В провинции оно же было и единственным, по причине отсутствия другого окна. Зато, собрав чувствительный пятиламповый гетеродинный приемник, на хорошую антенну можно было услышать много разных слов на незнакомых языках и музыку, совсем не такую, какую передавало обычное радио. «Серебряная ла-ду-да» пела в радиобаре, и окно было прорублено в нужную сторону. Все мои друзья и сам я заделались радиолюбителями. Про эти сопротивления, лампы, конденсаторы, цоколи, шасси, провода в эмалевой и шелковой изоляциях нужно оды писать! Я до сих пор на запах канифоли откликаюсь, как Наташа Ростова — на первые вздохи скрипки на балу.
Медалисту не проблема — в какой институт поступать. Конечно же, в Таганрог, конечно, в Радиотехнический — лучший в стране! Самые секущие друзья — уже там, в ТРТИ! О, какое это наслаждение, — лекции, семинары, лабораторки! А море! А яхты! Нет, вы поезжайте в Таганрог! А когда весной цветут каштаны на улице Ленина! А музыка! А фильмы — какие же тогда были кинофильмы! Теперь таких не снимают! А вечера поэзии! Какие же тогда поэты были — их вся страна знала! Теперь уже таких нет! Семинар идет по высшей математике, интегрируем — не фиг делать, я же первым интеграл и вычислил! Доцент Томашевич смотрит в мою тетрадку и криво ухмыляется: «Ландау говорит, что интеграл без дифференциала — все равно, что женщина без бюста!». Все смеются — шутка, я вам скажу, — того… «Постель была расстелена и ты была растеряна…». Спрашиваю у Томашевича на перемене про математика, который так смело выразился. Он говорит: «Математик Ландау тоже есть, но это физик-академик. Он курс теоретической физики написал. У нас в институтской библиотеке есть».
Ой, какие книжки красивые: «Механика», «Теория поля» (знать бы, что это такое!), «Квантовая механика» (надо же, как много разных механик!). Так мы же ее, «Механику», и проходим! У этого Ландау, однако, ничего понять нельзя! Нет, лучше с тоненькой начнем! Тоненькая — тоже не сахар. Ой, как я мучился с этими Эйлеровыми углами, пока их, наконец, преодолел! Зато на экзамен по физике явился король-королем, формулы писал, снисходительно поглядывая на экзаменатора, доцента Калмыкову. «У вас, вроде бы, в лекциях такого не было?» — «Ну да, не было. Это я в книжке Ландау прочел!». Калмыкова хмурится. «Что-нибудь не так?» — «Да нет, все так! Я вам пятерку поставлю. Хотите хороший совет?» — «Конечно, хочу» — «Вам не нужно в ТРТИ учиться. Вам нужно в Москву — перевестись в физический институт». Ой, что-то я в автобиографию влип. Пора завязывать.
Ландау вблизи я видел всего три раза, да и то — после катастрофы. В Институте Физических Проблем — семинар теоретиков. В первых рядах корифеи: Лифшицы, Абрикосов, Горьков, Дзялошинский, Питаевский, Халатников, Ларкин... Дальше — доктора, еще дальше — кандидаты. Мы, аспиранты, — не ближе пятого ряда. Объявляют название доклада, и к доске выходит Валерий Покровский. Вдруг тяжелая входная дверь в семинарский зал раскрывается и в зал входит Ландау. Его поддерживает медсестра. Все встают. Ландау с трудом проходит и садится прямо напротив лектора. Валерий Леонидович начинает писать формулы на доске. Что-то говорит. Через несколько минут Ландау встает. Медсестра его поддерживает. Зал встает. Ландау с трудом выходит из зала. Заседание продолжается. После семинара я спрашиваю своего научного руководителя: «Что случилось? Почему Ландау ушел?». Алексей Алексеевич отвечает: «Обычно Ландау пяти минут было достаточно, чтобы понять, о чем речь идет, и завязать жаркую дискуссию. А сегодня, я думаю, он просидел пять минут и увидел, что не понимает, о чем речь. Поэтому и ушел». Это первое свидание с Ландау произвело на меня какое-то гнетущее впечатление.
В воспоминаниях сына Ландау, Игоря, я нашел упоминание о том, что Келдыш посоветовал Капице, чтобы Ландау посещал заседания Ученого совета института. Это формально давало ему право сохранять должность заведующего теоротделом. В противном случае он обязан был бы оставить работу по инвалидности. По-видимому, посещение семинара было одним из условий этой бюрократической игры. Санитарку звали Татьяна Близнец.
Следующая встреча с Ландау была, наоборот, вовсе не тягостной. Я не помню точных дат и не смог найти их в интернете. Единственно, что могу сказать, что это происходило где-то между январем 1967 года и апрелем 1968 года. В Институте Физических Проблем, где проходили семинары теоротдела, Рубинов, референт П.Л. Капицы, устроил выставку художников, представителей русского авангарда. Такие выставки, показы фильмов опальных режиссеров, а также клубы интересных встреч с неординарными личностями происходили в закрытых институтах и были недоступны для широкой публики. В интернете я нашел меленькую информацию о публикации дневников одного из основателей «Второго русского авангарда» — поэта и художника Михаила Гробмана. В дневнике упоминается около 1500 имен. Если кого-то нет в дневниках Гробмана, значит, его не было на тогдашней сцене авангардной деятельности. Сказано, что книга Гробмана является уникальным свидетельством целой эпохи. Я нашел в интервью с Гробманом следующую фразу: «Новое поколение ученых было в восторге от наших картин. Поиски новой культуры приводили воспитанников Капицы и Ландау к нам. Наши выставки проходили в закрытых институтах, иногда — в каких-нибудь совсем неожиданных местах…». Это как раз о той выставке. Квартира Ландау, как известно, была в двух шагах от Института. Он мог заглянуть в Институт в любое время и любил ходить туда «потрепаться». Работал же он, как известно, дома, и об этом написано много воспоминаний. В книге жены Ландау, Коры Дробанцевой-Ландау, «Академик Ландау. Как мы жили» упоминается о периоде, когда после катастрофы у Ландау улучшилось самочувствие, и он уже собирался вернуться к активной научной деятельности. По-видимому, это было как раз в тот день, когда он почувствовал себя лучше. Я уже не помню, по какой причине приехал в Институт в день, когда не было семинаров — по-моему, мне нужно было взять какую-то справку. В Институте я обнаружил эту самую выставку русского авангарда и стал ходить от картины к картине. И вдруг появился Ландау. Он был без медсестры, прихрамывал, но палку держал под мышкой. Он начал ходить от картины к картине, останавливался, смотрел. Я изобразил поклон и сказал: «Я аспирант Абрикосова». Ландау глянул на меня, хмыкнул, будто я был частью авангардистской картины. Я расплылся в широчайшей улыбке, и Ландау тут же потерял ко мне интерес. Появилась женщина, не помню — Кора или же эта, Татьяна Близнец, и увела Ландау по коридору. Больше в Институте я его не видел.
Ландау умер вечером 1 апреля 1968 года от тромбоэмболии легочной артерии. Прощание было в Академии наук СССР. В почетном карауле стояли академики, ученики Ландау, затем мы — аспиранты Института теоретической физики АН СССР, института, который позже стал Институтом им. Л.Д. Ландау. Я думал — значит, так вот выглядит история.
Вот и сорок лет прошло, в этом году — страшно подумать — отмечают столетие Ландау. Ушел в небо камер-юнкер, ушел и увел за собой друзей, учеников, знакомых, подруг, время… Про нас, физиков, будут говорить — они жили в эпоху Ландау. После прощания мы с товарищами шли через холодный и сырой Нескучный сад. Чувствовалось приближение весны. На пятнах просохшего асфальта у входа в парк девочки играли в классики на расчерченных квадратах. В правом углу верхнего квадрата стояла закорючка мелом, очень похожая на интеграл без дифференциала…
Наш кофейный секретарь — человек серьезный и занятой, поэтому примечания к его истории пришлось писать мне — в меру моего представления о предмете. А пока готовила необходимый минимум слов по каждому из упоминаемых дядюшкой имен, очень была опечалена некоторыми обстоятельствами, и вот теперь думаю попросить дядю Борю написать не байку, а грустную быль о судьбах некоторых представителей советской (а теперь российской) фундаментальной науки — о том, где они теперь и по какой причине.
Примечания
Институт Физических Проблем — Институт Физических Проблем им. П.Л. Капицы РАН — был основан в 1934г. В течение долгого времени Институтом руководил его основатель П.Л. Капица. С 1937г. по 1968г. заведующим теоретическим отделом института работал академик Л.Д. Ландау. В настоящее время ИФП является одним из ведущих научно-исследовательских и образовательных институтов в области физики низких температур.
Лифшицы — братья Илья Михайлович Лифшиц, советский физик-теоретик, академик, и Евгений Михайлович Лифшиц, соавтор фундаментального курса по теоретической физике совместно с Л.Д. Ландау.
Абрикосов — Абрикосов Алексей Алексеевич. Действительный член РАН (1987); лауреат Нобелевской премии в области физики за 2003 г. Нобелевскую премию, присужденную «за решающий вклад в объяснение двух феноменов квантовой физики: сверхпроводимости и сверхтекучести», разделил с россиянином Виталием Гинзбургом и работающим в США британцем Энтони Легеттом.
Горьков — Горьков Лев Петрович, физик, академик АН СССР с 1987 года, академик РАН с 1991 года. В 1955-66 годах работал в Институте Физических Проблем АН СССР.
Дзялошинский — Дзялошинский Игорь Ехиельевич. В 1954—65 работал в Институте Физических Проблем АН СССР. Член-корреспондент РАН (1974), заведующий сектором Института теоретической физики им. Л.Д. Ландау.
Питаевский — Питаевский Лев Петрович, физик, член-корреспондент АН СССР с 1976 года, Академик АН СССР с 1990 года, академик РАН с 1991 года. Еще во время обучения в университете Лев Петрович сдал теоретический минимум Ландау. После окончания был приглашен Львом Давыдовичем Ландау в аспирантуру Института физических проблем.
Халатников — Халатников Исаак Маркович, действительный член РАН (1984), почетный директор Института теоретической физики РАН.
Ларкин — Ларкин Анатолий Иванович. Физик-теоретик, специалист в области теории сверхпроводимости, теории фазовых переходов, сегнетоэлектричества, полной плазмы ядер.
Валерий Покровский — Валерий Леонидович Покровский, российский физик-теоретик, д.ф.-м.н., с 1966 — в Институте Теоретической Физики (им. Ландау).
Келдыш — Мстислав Всеволодович Келдыш, математик и механик, академик АН СССР, в 1961-1974 президент АН СССР.
Капица — Капица Петр Леонидович, физик, академик. В 1978 году ему была присуждена Нобелевская премия по физике «за фундаментальные изобретения и открытия в области физики низких температур».
Второй русский авангард — «Второй русский авангард как движение родился в 1957 году в Москве. Организующим толчком явилась международная выставка на фестивале молодежи и студентов в августе-сентябре 1957 года. Не столь качественная сама по себе, она, тем не менее, в известной степени отражала почти все художественные тенденции, существовавшие в тот период на Западе» (из статьи Михаила Гробмана).
Теоретический отдел ИФП АН СССР в 1956 г. Стоят: С.С. Герштейн, Л.П. Питаевский, Л.А. Вайнштейн, Р.Г. Архипов, И.Е. Дзялошинский. Сидят: Л.А. Прозорова (единственный физик-экспериментатор на этой фотографии), А.А. Абрикосов, И.М. Халатников, Л.Д. Ландау, Е.М. Лифшиц. Изображение: «Природа»
На фото справа Лев Ландау с сестрой Соней — Баку, около 1912 года. Интересно рассматривать детские фотографии гениев…
