Михаил Усык
День за днем
(Харьков: 20.11.41–23.02.43)
Записки из порабощенного города
Так представила читателям харьковская журналистка Елена Зеленина выпущенную петербургским издательством «Алетейя» в серии «Историческая книга» при содействии фонда «Русский мир» книгу «Город и война. Харьков годы Великой Отечественной войны». «Это стенограммы свидетельств очевидцев, записанные сразу же после освобождения Харькова и сохраненные в фондах областного государственного архива, это воспоминания людей, написанные специально по просьбе редакционной коллегии. Все эти материалы никогда ранее не были опубликованы. Книга — совместный проект Российского государственного гуманитарного университета (Москва) и Харьковского национального университета имени В.Н. Каразина».
Журналистка назвала дневник ученого-экономиста Михаила Андреевича Усыка «самым эпическим документом из всех», процитировав несколько отрывков. Мне показалась самой важной вот эта запись:
10 II.43
… Я шел и думал. Население Харькова да и других городов, столько перестрадавшее, по достоинству оценило советскую власть. Это будет самое преданное, самое послушное население, самое лучшее в работе. Оно глядело в глаза голодной смерти, оно несло жертвы близкими, оно несло физический и огромный моральный гнет, оно знает, что такое рабство, оно терпело холод, оно сидело без воды и света. Да, эти страдания ужасны, они во много раз больше страданий уехавших, эвакуированных…
Увы… Через полгода после того, как Елена Зеленина рассказала об изданной книге, на Украине начался очередной майдан. Оправдалось другое определение: «… безмозглая, никогда ничему не учившаяся интеллигенция, которая для «освобождения» Украины всегда прибегала к силе чужих штыков — от Мазепы до Грушевского…»
Не знаю, можно ли назвать интеллигентами тех, кто ныне захватил у нас власть, поправ все законы — юридические и человеческие.
Несколько лет назад накануне Дня освобождения Харькова (23 августа 1943 года) в нашем журнале появилась сходная публикация — «Под немецким сапогом» (Выписки из дневника: октябрь 1941 г.–август 1943 г.) антрополога и анатома, доктора медицинских наук, профессора Льва Петровича Николаева (1898–1954), в 1941–1943 гг. пережившего фашистскую оккупацию Харькова. Русский врач наблюдал симптомы и ставил четкие и недвусмысленные диагнозы увиденному.
Тем интереснее читать второй дневник — украинского ученого, украинца не по территориальной принадлежности, а человека, остро чувствующего свою национальную принадлежность. Меня поразила постоянная напряженная работа разума, которую автор не прекращал в самые страшные дни голода и холода. Каким он был до оккупации, каким иллюзиям предавался, сложно теперь сказать. Но поставить в итоге свой диагноз соплеменникам, братьям по крови, которые раз за разом пытаются въехать в рай в чужой повозке — для этого нужно быть мужественным человеком.
Он по-человечески не принимает, но, как ученый, понимает объективную неизбежность жертв на пути становления СССР, платы за индустриализацию.
К тому же, он сам получил ошибочное известие о гибели сына в первые дни войны. (На самом деле Аркадий попал в плен, но бежал, а семья этого знать не могла). Смерть сына в его сознании (так мне показалось) тоже преломляется и воспринимается почти как библейская жертва.
Не будучи большевиком, коммунистом, видя все пороки системы, преступления, тем не менее, прийти к выводу, что только в составе СССР у Украины и украинцев есть шанс для спасения… для этого нужно быть мужественным человеком. И для того, чтобы переступить через вековые комплексы в отношении русских и России, нужно быть мужественным человеком.
Вот с таким настроением я читала этот дневник, немного сократив текст, который нашла в Интернете (к сожалению, записи в нем заканчиваются датой — 9.VIII.42).
До публикации в составе книги «Город и война. Харьков годы Великой Отечественной войны» Дневник Михаила Андреевича был опубликован в Крыму стараниями его сына, крымского архитектора Аркадия Михайловича Усыка, которому в этом году исполнилось 94 года, и нынешний президент Украины выделил ему пожизненную стипендию в мае 2015 года.
«Сегодня, когда я начал на компьютере набирать текст дневника моего отца — Михаила Андреевича Усыка — 26 июля 2010 года. А это значит, что долгих 70 (почти!) лет эти записки ждали своего часа. Писал их отец в дни оккупации Харькова немецкими войсками. Отец, как и все мы «тогдашние», все воспринимал так, как это «было положено». Мне трудно сейчас проникнуть в его «сокровенное» и предположить, что он на самом деле думал, описывая то или иное событие. Да и нет смысла это делать. Все дневники и воспоминания вещи изначально субъективные. Так что, только так и будем воспринимать то, с чем я хочу познакомить будущего читателя. Аркадий Усык».
А в книге «Архитектор судьбы», изданной к его 90-летнему юбилею, есть такой фрагмент:
«… папа после первого освобождения Харькова в феврале 1943 г. ушел с нашими войсками…»
* * *
В тексте Дневника есть вкрапления украинского языка — цитаты из газеты «Наша Украина», издаваемой при немцах, из немецких официальных документов, отрывки в некоторых диалогах. Для удобства читателей я их перевела на русский язык и места своего вмешательства обозначила значком *)
Мария Ольшанская
День за днем
20.Х.41
Эвакуация подходит к концу. На улицах машин становится меньше. Движутся войсковые части — по Сумской вверх, по проспекту Сталина вниз. Выходит — отступаем. Немцы где-то близко. Говорят, в Залютино. Слышно глухое уханье артиллерии.
У магазинов бесконечные очереди. Распродают запасы. Неужели это нельзя было сделать раньше? Борьба за печеный хлеб. Последний — завтра, говорят, уже хлеба не будет.
Ездил с Б. на Леваду. Думали, есть рабочие поезда. Нет, рабочих поездов уже нет. Последний эшелон готовится к отъезду.
В городе начало грабежа. Идем по Нетеченской. Огромные толпы — группами и в одиночку — валят нам навстречу. На спинах, подмышками — тюки с табачным листом, папиросами, какими-то ящиками, папиросной бумагой, картоном. Отвратительные — жадные, потные лица. Откуда взялся этот элемент? То-то спекуляция расцветет.
Пришел усталый. Настроение отвратительное.
Во второй половине дня исчез свет, за ним вода. Радио замолчало. Говорят, взорвали электростанцию, водопровод.
Ночью взрывы, взрывы… Взрывают наши.
22.Х.1941
Пожары в городе не прекращаются. Сегодня огонь еще больше чем вчера. Совсем близко, на Театральной, горит жилой дом. Никто не тушит. Мудрено — воды все равно нет. Я опять на дежурстве — втроем: Бочаров, Воскресенский.
23.Х.1941
Пулеметная дробь сильнее раздается в центре и в стороне вокзала. Но все же она не так сильна, как предполагалось. Значит, город, видимо, будет сдан без особой борьбы. Пожары продолжаются.
24.Х.1941
В часов 12 дня из окна угловой комнаты увидел впервые — неясно — движущихся немцев, — по Ветеринарной, через Пушкинскую на Технологическую. Народ высыпал на улицу. Встречать? Нет, глазеть. Настроение препаршивое. Что они, зазнавшиеся завоеватели, нам несут? Зачем они здесь? Кто их просил в нашу страну?
Немецкий самолет, низко-низко. Сбрасывает листовки. Они падают где-то далеко. Но вот одна, кружась, упала в соседний двор. Сын Санина хватает, приносит. «… Преступная политика Сталина… немецкие войска несут вам освобождение»…мелькает в глазах. Ложь, ложь — думаю. Не освобождение несут они, а закабаление, закрепощение, истребление нашего народа. Поживем — увидим.
25.Х.41
Посетили «гости»: два немецких солдата. Просят чаю, сахару, хлеба. В голосе слышится скорее требование, чем просьба. Говорю — хлеба нет, есть сухари. Жена ставит на стол по стакану чаю и несколько сухарей.
Расспрашиваю. Один из Вены. Женат. Показывает фотокарточку семейную. Другой из Германии.
Кто я? Доцент института. Следует осмотр глазами комнаты. Бедно живу? Ничего, однако, не голодаю и судьбой доволен.
Каковы их планы? Nach Wolga — будут двигаться к Волге — следует ответ. «Большевикам конец, Москва окружена (umkreist), Ленинград тоже».
Врут насчет Москвы определенно.
Как будут двигаться, ведь у нас снега? — на ломанном немецком языке спрашиваю. На лыжах — отвечают.
Посмотришь, простые люди. Но не они делают политику. Они — орудие в чужих руках. Выпили и ушли. Держали себя вежливо.
Иду с Нелечкой смотреть на центр города. (Моя сестра — А.У.). Двигаюсь через пл. Дзержинского к Госпрому. Дом Проектов сгорел. Из многих окон клубами еще валит дым. Стоит скелет дома, страшный своей опустошенностью. Все деревянное выгорело. Железные балки, видно, в некоторых местах изогнуты. Запустение.
Госпром цел, хотя, говорят, несколько раз пытались его поджечь — мальчишки будто. Но население тушило всякий раз.
Двигаюсь через городской сад. Поломанные каштаны. Широкая колея от танка. Сумская в грязи.
На углу Рымарской и Сумской стоят изрешеченные пулями два троллейбуса. Один сгорел. Другой еще цел. Они преграждают путь наступающим вверх по Сумской немцам. Убитых не видно. Двигаюсь далее. Побитые стекла, грязь. Около театра Шевченко путь преграждает немецкая воинская колонна, которая обходным путем движется из-за речки, пересекая Сумскую, по Театральной площади на Пушкинскую и дальше.
На стенах зданий мелом написанные немецкие указательные знаки.
Площадь Тевелева. Обгоревший остов здания — вот остатки гостиницы «Красная». Жаль — это красивое здание. Каким-то чудом уцелело скульптурное украшение на карнизе здания.
Поворачиваю к Университетской. Глазам предстал весь выгоревший дотла квартал с левой стороны Университетской. Местами дымится. Сгорела библиотека финансово-экономического института. Как жаль! С правой стороны улицы, начиная от здания музея революции — старый пассаж и все прочие здания, примыкающие к нему вплоть до Клочковской — все сгорело.
Прохожие останавливаются, укоризненно качают головами.
Дом Красной Армии цел.
Иду вниз по Купеческому спуску. Камни, какая-то мебель, внизу спуска — убитый. В штатском — темно-синий костюм, под черными брюками виднеются белые летние. На ногах белые чистые носки. Обувь снята. Голова прикрыта фуражкой и лежит в луже крови. Очевидно, разрывная пуля снесла верх черепной коробки.
Люди останавливаются, смотрят. Кто он? Случайный прохожий, партизан? Никто не знает.
Мост через Лопань разрушен.
Пройти к базару нельзя. Но видны сгоревшие здания Суздальских рядов.
Московские ряды тоже сгорели.
Меж сквером и сгоревшим зданием Московских рядов стоят на линии трамвайные вагоны.
Сергиевская площадь. Грязь. Гостиница «Спартак» пока цела.
Площадь Р. Люксембург. Здесь, видимо, шла некоторая борьба. От здания универмага остался остов. Близко к тротуару пробитый снарядом наш танк и в нем наших три героя-танкиста. Из задней дверцы свисает сгоревшая с остатками сапога нога. Герои! Видно шли в наступление, двигаясь в направлении Сергиевской и Свердловского моста, но сгорели, сраженные немецким снарядом.
Площадь завалена побитой мебелью, стеклом, кроватями. Баррикады? Или растащено все из магазинов и брошено?
От Университетской к центру не пускает немецкий патруль. Здания магазинов около Дворца труда и гостиницы «Астория» сгорели.
Поворачиваю на Университетскую.
На душе — камень…
29.Х.1941
Обыск у меня в квартире. Искали немцы оружие. Ничего, конечно, не нашли — его у меня не было и нет.
В соседнем дворе немцы расстреляли мужчину. И тут же бросили. Пришлось закопать во дворе. За что расстреляли — неизвестно. Говорят, какой-то военный и оружие нашли при нем.
На площади Дзержинского перед зданием обкома радиопередача. Пошел. Толпа народа. Сумрачные лица. Голодных пока не видно.
Противный голос диктора. Передает радиосводку с фронта, в частности о том, что советское информбюро будто бы сообщило о том, что при сдаче Харькова немцы потеряли около 400 танков, что на улицах валяются трупы убитых немецких солдат и т. п. Вранье. «Вы, свидетели взятия Харькова, можете судить, насколько лжет советское информбюро» — заключает диктор под редкие и слабые улыбки присутствующих.
30.Х.1941
Я опять пошел на пл. Дзержинского послушать радио. Дождь. Народ стоит кучками, некоторые попрятались под подъезды и на лестницы домов от надоедливого осеннего дождя. Ждут…
Зашевелилась масса, пододвинулась ближе к балкону здания.
И вдруг… моим глазам предстала картина: два здоровенных немца в касках, с полицейскими бляхами во всю грудь накидывают на шею веревку какому-то человеку.
Я стою в 70–75 метрах. Мне не видно всего человека. Он скрыт перилами балкона. Я вижу только его черную, смолистую голову. Да… вешать собираются, несомненно… Мороз по коже. Веревка на шее. Немцы поднимают человека и, держа руками за накинутую на шею веревку, опускают человека вниз, — веревка привязана к перекладине балкона…
В толпе ропот… Истерические крики женщин. Человек раз, два вздрогнул и повис мертвый. На груди у него на русском и немецком языках надпись: «Партизан».
Какая- то женщина говорит молитву истерическим голосом и выходит из толпы.
Герой… До самого вечера болталось, колеблемое ветром и омываемое дождем, тело повешенного…
Шел домой с огромной тяжестью на груди.
31.Х.1941
Почти всю улицу мобилизовали забрасывать выкопанный нашими саперами противотанковый ров. Работает человек 20–25 мужчин и женщин. Народ пока еще не голоден. Слышны шутки — все на тему о молоке, яичнице и т. д. Огромная яма забрасывается землей. Под землей хороним убитую накануне немцами лошадь. Сейчас никто не думает о лошадином мясе, но, видимо, придется его отведать.
Во время работы подходит немец. Вызывает двух человек таскать в соседний дом (где находится немецкая кухня) воду. Вода только на Журавлевке. Далеко и тяжело. «Пронесет мимо меня» — думаю. Но на мое несчастье я оказался ближе всех к подошедшему немцу. Берет меня и еще одного. Вот оно рабство — мелькает в голове — начинается. Пришлось идти. Принесли один раз по два ведра. Требует немец еще. Я решительно отказываюсь. Знаками и запасом немецких выражений стараюсь это объяснить немцу. Угрожает. В конце концов отпустил с условием замены нас другими из партии работающих по засыпке рва… Да, мы — рабы…
… На улице останавливают меня какие-то два немца. Мобилизуют на работу. Вспомнив слова Боч–ова , что работающих в Управе не трогают, вру, что работаю в Stadtwerwaltung. Не верят, но, к счастью, документов не требуют. Отбояриваюсь…
На обратном пути та же история. Опять отбояриваюсь.
Да, мы — рабы отныне…
3.ХI.41
Думаю о пище. Как пропитать, где достать хлеба? Спас бы картофель. Надо достать картофеля. Но где и как? Думая над этим, встречаю Роменского. Он советует завтра ехать копать картофель с немцами. Они будто бы дают машину. Собирается человек 8, в том числе его сын. Условия: 2/3 немцам, 1/3 нам. Ничего не поделаешь, они господа положения, они диктуют. Соглашаюсь.
4.ХI.41
Ездил в Русскую Лозовую за картофелем. Видел разоренный колхоз, в котором работал. Вдалеке виднеются копны необмолоченного хлеба. Это — рожь и пшеница. Знакомый мне участок.
По дороге валяются разбитые машины. Могилы, трупы лошадей.
Тянутся вереницы людей в поисках картофеля и овощей.
Лебединский со мной.
Грязь непролазная. Картофель выкопан, что и следовало ожидать. Осталась дрянь. Копаем под наблюдением немецкого офицера, хорошо говорящего по-русски. Кто он? Говорит — бухгалтер. Врет, вероятно. Наши перед ним подличают, ругают советскую власть, унижаются. Противно, до чего противно, когда видишь лица, на которых не написано ничегошеньки национальной гордости…
12.ХI.41
В пустые квартиры нашего дома въезжают жильцы с Пушкинского въезда.
Приходил «украинский» полицейский и все допытывался, сколько в нашем доме квартир. Конечно, с целью его забрать. Галичанин. Видимо, сынок кулака. Держит себя вызывающе. Говорит исковерканным украинским языком.
Евреев ненавидит. Фашист.
20.ХI.41
Голод. Продукты на исходе. Есть немного сухарей, немного крупы. Едим в обрез. Жалко девочку. Холод.
Работы нет. Институт растаскивают немцы. Сегодня застал немца в физическом кабинете в поисках каких-то приборов. Выбрав ценные приборы, собирается уходить. В дверях швейцар Гр. Ив. Спрашиваю разрешение. Говорит — нет. Описи похищенного составить не хочет. Вор, как есть вор. А в газетах и речах крики: «немецкая армия не грабит».
22.ХI.41
Я в отчаянии от ощущения голода. Уславливаюсь с женой, что работать будет она. Я перейду на ее иждивение, чтобы не служить немцам. Но нет, работы для нее не предвидится. Что делать? Денег нет. Базаров тоже нет.
25.ХI.41
Записка от Лебединского. Просил зайти завтра в Управу. Зачем? Если предложат работу, придется соглашаться. Нет выхода. Работать буду для своего народа.
26.ХI.41
Так и есть. Лебединский работает уже в Управе, заведует статистической группой Горуправы и одновременно ему предложили место научного руководителя в организуемом планово-экономическом бюро…
5.III.42
Вниз по Пушкинской движется партия арестованных, два конвойных; партия в штатском — значит не пленные. Всех человек десять. Сзади двое на руках поддерживают падающего, обессилевшего, который обхватил шеи тех двоих. Ноги у бедняги, видимо, опухшие. Избит или обессилел от голода? Немецкий солдат (или полицейский) бьет носком сапога беднягу в задницу — систематически и упорно. При каждом ударе тот вздрагивает. Прохожие вздохами провожают картину. На углу Совнаркомовской пинки учащаются. Партия скрывается за поворотом.
Вот она немецкая «культура».
13.III.42
Впервые немцы изволили дать паек: мукой вместо хлеба по норме — 200 грамм на меня и по 100 грамм на иждивенца на десять дней вперед; итог 5 кгр. На пятом месяце их пребывания в Харькове! И то не всему населению! Это, видимо, первый и последний паек.
В два часа разнесся по Управе слух: Ветухов (так я прочел это слово — А. У.) и вся земельная Управа выехали. Wurschaftkommando — тоже. Gebietlandwirtschaf — тоже. В Управе тревога. Где то, значит, близко наши. Помоги им судьба! «Ответственные» хватают деньги вперед. Говорят, завтра всем выдадут зарплату за март вперед. Я, не ожидая, взял аванс.
Но где прорыв? Как глубок? В каком направлении? Стрельбы не слышно. Но по движению в городе заметно — немцы, видимо, эвакуируются…
… Картины. На Сумской падает обессиленный интеллигентного вида мужчина. Его подхватывают прохожие. «Я есть хочу» — говорит еле он. Его подводят к ближайшему подъезду дома и оставляют. Никто ничем ему помочь не может. Конец…
… Против меня навстречу движутся двое. Сзади санки. На санках что-то длинное, завернутое в мешки и несколько раз перевязанное веревками. Что это? Человек? Да, человек. Везут на кладбище, без гроба.
… Из нашего дома выгнали несколько женщин копать могилы и расчищать снег. Хоронят вповалку…
14.III.42
Паника чуть-чуть утихла. Мой chef уверяет, что положение улучшилось На мой вопрос, что же случилось, — последовал ответ: «где-то… (неразбор. — А.У.) глубокий обход Харькова».
— И что же, так быстро ликвидирован? — спрашиваю?! Молчок.
Конечно, это успокоительные фразы. Войска наши где-то движутся и Харьков обходят. Это тем более вероятно, что в конце дня стали составлять списки лиц, желающих выехать с немцами. Подошли и ко мне. Я ответил уклончиво, что надо посоветоваться с женой, а сам думаю: ждите, чтоб я с вами уехал!
Зарплату выплачивают за весь март, хотя сегодня только 14-е. Это тоже симптоматично.
15.III.42
Был в театре на «Назаре Стодоле». До конца не досидел — холодно. Смотрел «Вечорниці» Нищинского. Хорошо пели. А на душе — дрянь. На фронте льется кровь, а тут играют. В удачных местах игры артистов слышен смех. Но чей он? В антракте рассматриваю присутствующих — мальчишки, дети. Взрослых мало. И вообще странно — голод и смех…
В Донбассе борьба идет жестокая. Чувствуется по немецкой сводке.
Но что делается там, за фронтовой чертой? Так хотелось бы газету прочитать свою!.. «Нова Україна» ни слова не сообщает о жизни в Советском Союзе…
Холод адский. Опять начались холода. В квартире не топится. Когда все это кончится?
Это — результат колоссальной массы ошибок руководства. Теперь это ясно. Мысль была загнана, Критики недостатков — живой, действенной, а не казенной — никакой. В газетах барабанный бой. Все по заказу, все на заказ…по всему и всякому поводу жди директив сверху. Инициатива прибита…(так прочел — А.У.).
А страна прекрасная. Бюрократизация плана, т. е. то, от чего предостерегал Ленин — этот великан, гибкий, умный, чуткий, умеющий отступать, идти на уступки и наступать…
Мысли о сыне. За что он погиб? Дорогой мой, единственный…
16.III.42
И еще цепь все тех же мыслей…
Против нас борются: немцы, мадьяры, румыны, словаки, итальянцы и др. Среди них есть рабочие. Пожалуй, большинство. Было время, когда рабочие Запада оказывали нам активную поддержку, а теперь они борются против нас. Что же произошло? Они стали не те, или мы изменились? Верно последнее. Это бесспорно. Не удалось бы их мобилизовать, если бы они считали СССР своим отечеством.
Ленин говорил: на международную революцию мы воздействуем успехами своей хозяйственной политики.
Это значит, наряду с успехами индустриализации, успехами в области роста высокого материального уровня трудящихся, чтобы рабочие Запада видели наглядно, что им может принести социализм.
Это значит: 1) хорошее жилище; 2) хорошее питание, добываемое без бесконечных очередей; 3) хорошая одежда, — одним словом, достаток материальный.
Ни того, ни другого, ни третьего у нас нет.
Отсюда такое странное явление: Коминтерн ни разу не обратился с призывом к международному рабочему классу. Он не нашел бы отклика.
Это результат глупостей, ошибок…
Морозы продолжаются… В городе стало немного спокойнее…
19.III.42
Морозы не прекращаются. Март месяц и 20-25 гр. Морозы. Черт знает что такое! В комнатах у меня вода замерзает. Наполеоновская зима, говорят.
Работы у меня все увеличивается. Видимо, не справляюсь с двумя службами.
Опять мысли о сыне.
Вспомнил его с детства… Он еще мальчик двухлетний, на хуторе, в платье по крыльцу ходил. Потом в Полтаве со мной на речку бегал в 1924 г. Потом детский сад… У меня ученье, у жены — тоже, а он целыми днями в детском саду. Потом он — в школе. Прекрасные успехи. Нет, я виноват, что не настоял тогда твердо на своем и не заставил его остаться в строительном институте. Дела обернулись бы иначе и, даже попав в Армию, он остался бы жив…
… Мой chef… Счастлив, вертляв, тщеславен.
Любит порисоваться своими связями с немцами, выдавая эти связи как свое желание отстаивать интересы города.
«На мое несчастье, мне и этим приходится заниматься», — говорит он обычно, делая ударение на слове этим. При этом тоном голоса дает понять собеседнику, что никто другой с такой миссией не справится.
Кто он такой? Честен? Кажется, да. Дороги ему интересы Украины, подобно многим другим, которые работают в управе? Сомневаюсь. Он даже украинского языка не знает…
Гитлер в очередном послании опять пообещал покончить с СССР этим летом.
… В Ленинграде, сообщает «Нова Україна» из какого-то немецкого источника, ужасный голод: умирает ежедневно более 2000 человек. Трупы складывают штабелями, ибо смерзшуюся землю нельзя копать. Вероятно, правда, если учесть, сколько уже месяцев подряд Ленинград окружен.
Какой красивый город!
Все меня уверяют, что большевизму конец, что СССР конец. Не верится, что СССР наступает конец. А может быть? Вот уже много зимних месяцев подряд сообщают немцы об… (неразбор. — А.У.), а толку не видно. Может быть, может быть…
20.III.42
В районных Управах Харькова произвол и беззаконие творятся: аресты, допросы с пристрастием, взятки, незаконные поборы… Н. рассказывал мне такой случай, свидетелем которого он был как контролер Горуправы.
Кабинет руководителя особого отдела (они организованы при всех управах недавно). Руководитель — типичный охранник. Перед ним — женщина. Он во что бы то ни стало хочет сделать из нее еврейку.
— Так вы русская?
— Русская.
— А…а… русская!! — говорит он, передразнивая. — Знаем мы вас…
— Ведь у меня в паспорте написано.
— Вы — выкрест!
— Да какой же я выкрест. Вот у меня справка, что в первую мировую войну я сестрой милосердия служила… от Союза городов. Разве евреек в сестры милосердия принимали?
— Ну, хорошо! «Верую» знаете?
Женщина в растерянности. Она давно не молилась. Она забыла «Верую»… Но напрягая силы и память, припоминает первые слова и говорит. Но «следователь» неумолим.
— А когда пели «Богородице»? — утром или вечером?
— Утром.
— Нет, врете — вечером.
Вводят ее тетку — старую-престарую. Дрожит.
— Как вас зовут?
— Соня.
— Э.э… Соня… Знаем. Еврейское, жидовское имя.
И допрос продолжается в том же издевательском духе.
Решение: посадить…
— Зачем же посадить? — вмешивается присутствующий при допросе Н. Не лучше ли расспросить соседей?..
— Нет, посидят у меня три дня без пищи, признаются — жиды или нет — говорит следователь.
Нет оснований не верить Н. Он сам был сослан в 1937 году и ему уже знакомы разные формы допроса, но, передавая этот факт с возмущением, он очевидно сам на себе не испытал подобных методов вытягивания «признаний».
… Вчера передавали мне: 14 марта советские войска были в Мохначе. Это за ст. Лосьево (? — А. У.), совсем близко от Харькова. Рассказывавший об этом кому-то немецкий офицер говорил, что исход борьбы и прорыва решили 10-15 минут. Немцы не выдерживали и вот-вот должны были откатиться совсем к Харькову. Но русские тоже не выдержали, ибо у них не было никаких резервов на прорывном участке и… не подождав, начали сами отступать. Этим немцы и воспользовались… Тот выигрывает, у кого крепче нервы…
Вот так у нас и воюют…
Морозы не уменьшаются: вчера было 25.
«Нова Україна» в заметке «Советский тыл» сообщает о голоде в СССР. Это вполне вероятно.
Говорят, угроза голода в Харькове миновала. Да, как будто с продуктами легче стало. На базаре цены упали втрое…
Хлеба много печеного продают торговки. На каждой улице по несколько частных кафе: кафе-закусочных, кафе-столовых. Цены тоже стали ниже, купить можно. Лишь бы деньги. Теперь деньги решают все. Вещи ценятся нипочем.
21.III.42
Морозы не прекращаются. Холод и голод. Голод как будто меньше. Холод увеличивается. Как будто в природе произошла катастрофа — север «придвинулся» к югу, что ли. Мой «управский» день прошел, как обычно: ждем 12 часов — времени открытия столовой, чтобы немного подкрепиться.
Сегодня обсуждали вопросы социального законодательства: о соцстрахе, отпусках, уплате по временной нетрудоспособности. Прекрасное советское законодательство — оригинальное, достойное изучения. У немцев будто бы оно тоже таково. Если да (отпуска даются двухнедельные за счет предприятия — это доподлинно известно), то немцы ничего нового не выдумали. Все от нас переняли, все позаимствовали…
Вообще, в голову приходят параллели, сравнения относительно фашизма и социализма.
Фашизм именует себя национал–социализмом. Немцы говорят: у нас социализм. Мы — тоже.
Что же такое тогда социализм? Строй, система хозяйства, при которой собственность на средства производства общественная. У немцев — частная собственность, но все находится под контролем.
«Два» социализма и два непримиримых врага. Исторический парадокс…
22.III.42
Активность нашей авиации. Налеты в ночь на 22-е, днем 22-го, утром, но не массовые… Артиллерия ухает совсем близко на северо-востоке. Целый день писал. Мороз чуть-чуть стал меньше.
23.III.42
Опять налет советской авиации — непродолжительный и, видимо, не массовый.
Оттепель.
24–25.42
В ночь с 24 на 25-е опять налет более продолжительный… Немецкая противотанковая оборона действовала вовсю: зенитки, пулеметы, автоматы. Но не сравнить налеты нашей авиации с авиацией немецкой: последняя действовала массивно, организованнее, системнее.
Пять месяцев 24-го исполнилось, как немцы заняли Харьков…
Работы у меня увеличилось. Огромное желание засесть за классиков политической экономии, а некогда. Пропадает время. Идут годы…
Нелечка выздоровела — слава Богу.
2.IV.42
Чуть-чуть потеплело, но весны в полном разгаре еще не чувствуется. Черт знает, когда окончится эта зима!
В несколько дней на базаре цена десятка яиц поднялась с 70 до 200 рублей.
Читаю Мальтуса. Умный поп. «Опыт» написал талантливо. Субъективно он, видимо, искренен.
Нужно будет обязательно прочесть: 1) «Основания» Дж. Милля; 2) экономические работы Джонса; 3) «Очерки политической экономии» Железнова.
4.IV.42
Опять снег! Валит крупными хлопьями.
Пасха. Трезвонят колокола. Страстная суббота. Вспоминаются годы далекого детства. Тогда этот праздник был желанный. Вся семья готовилась к нему долго: экономила, пекла, колола… Тогда я веровал безотчетно, не сознательно, по-детски. Было легко и приятно. Теперь веры нет. Теперь я вспоминаю об этом празднике, как о дне, когда можно было всего вдоволь покушать, — на обильном столе все было: яйца, пасха, колбаса, ветчина и т. д. И у всех так — у каждого бедняка. Теперь я голоден. Ничего нет, и я не знаю, как провести эти два-три дня. Уж лучше бы работа! Не помню, чтобы в последние 10-12 лет было такое обилие яств и в достаточном количестве, как тогда. Куда все делось? Почему перестала земля русская давать столько, как тогда? Кто в этом виноват? Такие мысли лезут назойливо…
И хоть Пасха, но немцы хлеба не выдали…
5.IV.42
… Пасхальный «подарок»: 4 котлеты и 4 пирога с горохом. Вот и все. На два дня.
Целый день читал Железнова «Очерки политической экономии» и Т. Годскина «Сочинения экономические».
Железнов прогрессивен, либерален, ссылается на Маркса, но не во всем с ним согласен. Прекрасный стилист — второй Ключевский. Признает ассоциированный труд высшей формой организации труда; капиталистическое хозяйство — исторически преходящим; мелкое хозяйство — отнюдь не устойчивым и наиболее производительным, как это доказывали многие; критикует Н. Михайловского (народника), который видел в разделении труда не прогрессивный фактор; прогресс, по мнению Мих–ского, состоит в постепенном «приближении к целостности неделимого, к возможно полному и всестороннему разделению труда между органами и возможно меньшему разделению труда между людьми».
… Читал и думал. Германская или русская система хозяйства — государственный капитализм или социализм? Какая система обеспечивает высшую производительность труда?
В Германии все под контролем. В сельском хозяйстве основа — наследственный двор. Делить землю нельзя. Она переходит по наследству к старшему сыну. Крестьянин ее собственник и одновременно руководитель хозяйства. Если он хозяйничает плохо, государство забирает у него право руководства и ставит своего руководителя. Деятельность хозяйства контролируют уполномоченные от государства и от крестьянства, размер хозяйства крестьянского до 50 гектаров, средний — 25-50 га. Есть и помещичьи хозяйства. Последние могут продавать землю по ценам, устанавливаемым государством. Разрешение на продажу земли дает государство.
Таким образом: 1) крестьянская земля не дробится, не продается; 2) исключена мобилизация земельной собственности в руках богатеев; 3) если не исключена, то сдерживается пролетаризация крестьянства; 4) но зато, кроме одного наследника, которому переходит наследственный двор, все остальные дети крестьянина должны, очевидно, искать средства к жизни на стороне — они выталкиваются из села; 5) крестьянин — собственник только формально, ибо продать землю он не может, значит, налицо вторжение государства в священное право собственности.
В промышленности тот же контроль.
Система — не новая. Ее обосновал Ленин. Но считал переходной к социализму и притом для отсталой страны как Россия, но отнюдь не для такой развитой промышленно, как Германия.
У нас — полное отсутствие собственности на орудия и средства производства. Социализм. Но в области производительности — коренной вопрос — мы позади капиталистического хозяйства. Органический ли это порок системы или результат неправильной политики? Верно — последнее…
6.IV.1942
Второй день Пасхи. Ярко светит апрельское солнце, шумит талая вода. Все же утром 5 гр. мороза. Был на базаре. Продукты подорожали — 10 яиц 160 руб.; молоко 60-70 руб.литр; 10 картофелин…
На мосту два немецких унтера. Оба веселые. Один, смеясь, показывает ряд золотых зубов. Другой навел фотоаппарат. Смотрю в сторону. У моста сидит еще молодая, но уже тронутая горем женщина с ребенком на руках. Изможденное, голодное лицо. Равнодушие и отчаяние. Лохмотья. Унтеры избрали ее объектом фотографирования. Собираются, видимо, послать в Германию и, конечно, соврут, что вот до чего большевики довели народ — грязен, в лохмотьях, скрыв, что женщина голодная.
… Профессор, директор института судебной медицины — веселый, молодой еще, здоровый человек — смеясь, рассказывает о взрывных работах на кладбищах. На кладбищах?! Да, на кладбищах динамитом взрывают землю, засыпая не погребенные (засунули в свое время в снег) трупы умерших от голода. Так быстрее… К тому же, тела… взлетают на воздух и … не надо их закапывать, часть засыпается землей…
… На спусковой лестнице (с территории Технологического на Журавлевку) стоит человек. Голова опущена, пальто сидит на нем мешковато. Худой, как скелет, желтый. В обоих ведрах воды до половины. Больше он нести не в состоянии. Жертва голода. Какая-то женщина помогает ему взять еще один подъем… Сколько еще таких в Харькове!
Читал параллельно Железнова «Очерки» и Годскина «Защита народа против притязаний капитала».
Мысли. Мы отступали, потому:
1) что в течение столетий защищали своей грудью Западную Европу от диких азиатских орд — половцев, печенегов, особенно татар;
2) что не грабили колоний, не истребляли негров, папуасов, индейцев и др. За Западную Европу — Испанию, Португалию, Голландию, Англию, Францию — «умерли — говорит Зомберт, цитируемый Железновым — целые расы и племена, целые части света были обезлюдены для нас… Поэтому мы стали богаты»…
Первую мысль высказал, кажется, Ключевский.
8.IV.42
1/8 кгр хлеба,150 грамм крупы, 50 грамм повидла, 50 грамм маргарина, 100 грамм сахару, 100 грамм кофе, а 7.IV.42 — 3 кгр. муки — вот и все! Питайся и живи!.. Весна в разгаре.
Читаю Годскина: «Популярная политическая экономия». Страницы, посвященные роли знания в поднятии производительности труда — блестящи. Ничего не забыл: изобретения Харгревса, Дж. Уатта, Культуру картофеля в Европе; то же — клевера (? — А.У.). Прав, когда говорит, что именно наличие широкой свободы в Англии обеспечило ей колоссальный рост производительных сил и могущества.
Невежественные правители, заявляет Годскин, «получают возможность ставить пределы исследованию и заявлять, что этот вид знания будет вреден, что вы не должны прикасаться к нему, а этот вид знаний оказался здоровым, и человеческий ум не должен питаться никакой другой пищей»… И дальше: «правители общества предписывают своим подданным, что именно они не должны изучать…правители против собственного желания создавать рабов, которых расценивали лишь как механизмы, уплачивающие налоги»…
Звучит по-современному! В этом корень нашего зла, причина нашего унижения…
9.IV.42
… Исчез украинский герб на «Новій Україне», с 1-го апреля. Это многозначительный факт. Появилась вверху немецкая надпись: «Neue Ukraine» рядом с украинской. Это удар по самостійникам. Но они, кажется, не способны понять истории.
С фронта вести недобрые. Немецкая сводка сообщает о разгроме остатков Балтийского флота.
10.IV.42
Русский язык изгоняется из употребления. Названия улиц даны на немецком языке. Даже украинские надписи сняты. В Управе два языка: украинский и немецкий. На них пишутся приказы — обязательно на двух языках. Обычные распоряжения — на украинском языке.
Но русский язык живуч. Большинство служащих Управы украинского языка не знает. Говорит на русском языке. Русский язык на улицах, в общественных местах — господствующий язык.
Об экономической политике немцев на Украине думаю…
Вчера пустили слух о предположении немцев сократить ставки зарплаты служащих Управы: мол, высоки слишком… Чтобы доказать обратное, собираю материалы…
Весна в разгаре. Грязь неимоверная. Снег на улицах и тротуарах ждет своей естественной участи. Во дворах вонь…
Немцы опять объявили об обязательной регистрации на бирже труда, от 14 лет. Под страхом наказания.
Квалифицированную силу — мужчин и женщин — вывозят на работу в Германию.
11.IV.42
12 лекций по политической экономии Железнов закончил умными словами и умным четверостишием Некрасова: «Некоторые полагают, что говорить об язвах своей родины не патриотично, что лучше закрывать глаза на бедственное положение трудящихся масс… Нужно ли доказывать, как несправедливы подобные упреки?» (стр. 616 «Очерков»).
«Примиритесь ли с музой моей: Я не знаю иного напева… Кто живет без печали и гнева, Тот не любит отчизны своей».
Вот этих простых истин не хотят понимать последователи авторитаризма!..
На Благовещенском базаре повесили человека, торговавшего человеческим мясом.
Прочитал прекрасную статью о Холмщине — моей родине. Много думал и вспоминал («Нова Україна» от 11.IV.42г.).
Слухи об уходе и повышении на должности Крамаренко (назначают немцы будто бы в Ровно) и назначении на его место Семененко. Этот умнее и способнее, хотя и не имеет звания профессора.
12.IV.42
Сегодня воскресенье. Читал Дж. Ст. Милля и примечания Чернышевского — с 9 утра до 12½ ч. дня. Все крупнейшие экономисты — В. Петти, Годскин, Милль, Чернышевский, Маркс — подчеркивают огромное значение для народа, для его богатства, благосостояния знаний, умения, ловкости и искусства в работе, организаторских способностей и т. д. Человек — главная производительная сила. Эта истина так проста и так многозначительна… И странно между тем: эту истину забыли руководители той партии — коммунистической партии — которая кичится наибольшими знаниями в области экономики, монопольно владеет правом толкования экономических законов т. д. и т. п.: 1) она уничтожила наиболее способную часть крестьянства; 2) сослала и тоже уничтожила способную политическую интеллигенцию; 3) она закрыла рот способным талантливым экономистам и вообще в последние годы заставила замолкнуть экономическую мысль…
Как современно звучат слова Годскина: «если бы в результате объединения рабочих удалили из страны хозяев, которые являются полезным классом рабочих, если бы они принудили удалиться в чужие края умение и изобретательность, отделяя их от ручного труда, то они нанесли бы самим себе и оставшимся жителям значительный вред» (соч., стр. 30).
Читал, думал и досадовал.
Решил пойти на прогулку с Нелечкой. Но только расстроился.
Пасмурная погода, ветрено. Иду Ветеринарной. Грязь. По обочинам тротуаров сугробы почерневшие нетронутого таянием снега. Вонь, особенно несется она со дворов, которых, также как и улиц, никто не убирает.
На Сумской тоже: на левой стороне (вниз, к центру) сугробы снега, грязно. Около памятника Шевченко (под знаменитым каштаном и около) кучи мусора: какие-то кирпичи, банки, бутылки, навоз… Аллея к Госпрому захламлена. А сад! Что немцы сделали с садом?! Вырубили сосну и елки. Из березок — красивых стройных — поделали изгороди вокруг могил — какие то лейтенанты, генералы и др…
Не узнаю города, в котором живу вот уже скоро 20 лет.
Вниз, к центру, идут вереницами немецкие солдаты в мундирах, только некоторые в шинелях. Много их, гражданских на улицах мало. Видимо, в Харькове сосредоточены сейчас большие силы. Готовится наступление.
Вернулся усталый, разбитый. В ногах слабость.
Вспомнил:
«Кто живет без печали и гнева, Тот не любит отчизны своей»
13.IV.42
Немцы против свободной частной торговли. Невероятно, но факт! Председатель горпотребсоюза Ф–ко рассказывал мне вчера, что в Константинограде (он на днях там был) базара нет, денежный оборот почти отсутствует. Господствует натуральный обмен… из-под полы. Кафе и т. п. не существуют. Население получает скудный паек.
В Полтаве базар есть. Но ни одного кафе, столовой и т. д.
То же хотят осуществить немцы в Харькове. С этой целью приехал из Полтавы какой-то важный инспектор.
Базар в Харькове — полноправен , все есть, хотя и дорого. В городе на 10.IV.42 насчитывается 147 кафе, кафе-закусочных, столовых и т. п., из которых не менее 98% принадлежат частникам. Некоторые улицы усеяны ними, как грибами, — по три-четыре подряд. В них дорого, но голодному населению они кое-что дают.
Что же, принципиально против частной торговли? Нет. Их позиция объясняется просто:
Базар — это в нынешних условиях и спекуляция, и самоснабжение населения. Других источников, откуда можно было бы черпать продовольствие, Харьков не имеет. Продукты плывут из села. До сих пор город ходил на село за продуктами, теперь село медленно, но везет продукты в город. Ясно, резервы в селе будут уменьшаться; в городе увеличиваться. Свободный обмен обеспечит известной части городского населения больший рацион, паек. Немцам это не выгодно: а) разбазариваются запасы на селе, на которые они рассчитывают и которые можно у крестьянства взять через облпотребсоюз (это их организация), через «заготзерно»; б) над потреблением населения в городе они теряют контроль: последнее может потребить больше при системе свободной торговли, чем при системе немецкого пайка. Это — тоже не выгодно. Отсюда — их позиция.
Но как практически мыслится осуществление этой задачи?
1. Через установление твердых цен в кафе, столовых и т. п. на таком уровне, что частнику станет невыгодным заниматься своим делом. Проект приказа по этому вопросу Управы уже готов и составлен по требованию немцев (письмо Stadtortkomandantur от 13.III.42).
2. Через установление твердых цен во всяких починочных мастерских, парикмахерских и т. п. Письмо той же комендатуры от 7.IV/42 г.
3. Наконец, через установление на уровне довоенных (вопреки закону спроса и предложения!) цен на продукты на базаре.
С экономикой, в частности, с высокими ценами административными мерами бороться нельзя. Спекуляция — результат: а) недостатка продуктов; б) громадной безработицы; в) обнищания.
Случайно прочел издающуюся в Германии уже как будто 10-й год каким-то греком Деспотули русскую газетку «Новое слово». Злобы в ней много; ума — мало. Антисемитизма — хоть отбавляй.
В статье «Христолюбивые Кагановичи» газетка обрушивается против московского митрополита Сергія, который в воззвании к православным Украины вполне правильно призывает не признавать автокефальной украинской православной церкви «…ввиду ее подчинения германским властям». Сергій против иноземных завоевателей. Он — искренно или нет — показал себя патриотом, а белогвардейцы, наоборот, помогают иноземным завоевателям.
Интересна статья «Русское горе». Мать — русская, сын — поэт, 25-летний, не знает по-русски. Пишет стихи на французском языке. Мать скорбит, что для родины он потерян. И в этом роде написаны ее душевные переживания. Трогательно!..
14.IV.42
Видел инспекторов-немцев, приехавших из Полтавы по вопросам цен, калькуляции продукции, базара и т. п. Молодые офицеры. В каком чине — черт их знает. Видимо, экономику (особенно один) знают неплохо. Интересуются калькуляцией…
… Говорят, большевики наводняют оккупированные районы, в частности, Харьков советскими деньгами и тем давят повышательно на цены. Это вполне возможно. Пока не заработает эмиссионный немецкий банк (как об этом сообщалось) немцам бороться с этим будет трудно…
… Миссия Криппса, по сообщению печати, потерпела в Индии неудачу. Еще один удар для Англии. Беда никогда не приходит одна.
… Литвинов (посол СССР в США) на банкете в Нью-Йорке требовал создания второго фронта. Да, видимо другого выхода для России нет. Англичане мудрят — то ли не уверены в успехе, то ли питают заднюю мысль и нас и Германию истощить и слопать. Или же заключить мир с Германией за наш счет.
… Зерно у меня вышло. Денег нет. Хлеба не дают. Черт знает как жить! Ох, уехать бы из Харькова! Но как?!
На дворе пасмурно и на душе тоже…
Продолжаю… (неразбор. — А.У.) Милля и Чернышевского.
Не могу простить себе, что немецкий язык опять забросил. Надо взяться опять. И так, чтобы выучиться разговорному языку.
15.IV.42
Англия ненавидит и нас и Германию. Нас — за радикальное изменение экономических и социальных отношений, которые мы несем. Германию – за ограничение прав собственности, осуществленное нацизмом, и за территориальные притязания. Германию она ненавидит и боится — боится их стремлений к господству, к захвату новых территорий. Но Германия Англии менее страшна своей доктриной, чем СССР своей. Английский буржуа скорее примирится с ограничением частной собственности, чем с ее уничтожением.
С другой стороны, Англия считает доктрину нацизма уже сейчас опасной и близкой, в то время, как для осуществления целей коммунизма у нас почва не готова. Доктрина коммунизма для нее — опасность более отдаленная.
… Немцы все продолжают интересоваться слагаемыми себестоимости. Сегодня принесли калькуляцию ремонтных работ и просили разъяснить ее основы.
… Погода пасмурная и дождливая.
Странно, появившиеся было вокруг своих гнезд грачи исчезли. Не видно их. И не через погоду, ибо в пошлые годы, даже при снегопаде они не переставали гнездиться. Война, стрельба, что ли, тому причиной.
… По Сумской навстречу мне медленно, еле передвигая ноги, движется человек…нет, не человек — скелет: кожа и кости, ноги опухшие, опирается на палку. Ему лет за 50. Это — голодный. Смерть смотрит ему в глаза. Люди проходят мимо, равнодушные и безразличные. Дойдет ли он до своего дома?..
… Приходил Ив. Ив., все спрашивает, что слышно. Нет ли у него каких-либо тайных мыслей?..
16.IV.42
Голодаю. Запасов никаких. Денег нет. Паек задерживают. Ели гнилую конскую колбасу, которую в обычное время вышвырнули бы собакам. Настроение отвратительное. Хоть кончай с собой…
… Голод и смерть…
С–ов рассказывает… «Иду по Артема. Впереди меня медленно движется мужчина. Интеллигент. Поравнявшись с подъездом дома, застегивает пальто и садится на ступеньки… Пока я подошел, он доживал последние секунды»…
Это все видимые и наблюдаемые факты, а сколько таких, которые невидимы мне, другому, третьему.
Наряду с этим спекулянты, воры живут хорошо.
… Количество немецких войск в городе все увеличивается. Дворы, иногда тротуары заняты машинами. Дома — солдатами. По Сумской вверх шла пехота — большие соединения. Готовятся к решающей для них кампании.
… У немцев твердое намерение — свести город на второстепенное положение. Довести число жителей до 200,0 тыс. человек. Это им удастся: часть уйдет и уходит; часть вымрет; часть вывезут.
Категорически предложено всем зарегистрироваться на бирже. Виновных будут наказывать. От регистрации свободны только больные. Молодых и постарше, неквалифицированных, массами отправляют в Германию. Добровольно–принудительно…
17.IV.42
«Умственная история общества состоит в постоянной смене трех расположений: умеренно–либерального, радикального и реакционного» (Чернышевский, избр. Соч., том 2 , ч. 1, стр.317, Мальтусов… (неразбор. — А.У.).
Мне кажется, среди нашей интеллигенции и народа настроение радикальное сменяется реакционным. Процесс этот начался не сегодня, не в дни национального унижения и военного поражения (вернее, неуспехов), которые переживает страна, а раньше: в конце первой пятилетки.
Люди среднего возраста все чаще вспоминают царские времена. Все, говорят, было: порядок, обилие продовольствия и т. д. А гнет? Он был больше в воображении горячих, вечно и всем недовольных голов, чем на самом деле. В тюрьмах даже было легче. С интеллигенцией жандармерия обращалась значительно вежливее — говорят они — чем при большевиках. А уж сосланных, изгнанных было и подавно меньше! В печати можно было критиковать общественные язвы, не рискуя немедленно быть схваченным и т. д. и т. п.
Народ — крестьяне — те прямо говорят, что при царе жилось легче. И в слово «легче» они вкладывают содержание достатка, материального достатка. Было все. Пусть даже деньги не у всех были,но…
(Далее — пропуск (вырванные листы). Я попытаюсь объяснить — предположить, чем вызваны пропуски и вырванные листы. Совершенно очевидно, что затрагивая темы, на которые при советской власти было наложено табу и обсуждение которых квалифицировались как вражеские действия со всеми вытекающими из этого последствиями, отец мучился и переживал. Обойти их он не мог. Отец был выдающийся экономист , это было родное дело его жизни. Он все видел и все понимал и не мог, поэтому, молчать. И, в то же время, как сказать, как подать, как изложить и, самое главное, кто будет потом это читать и как трактовать — что до его записок доберутся те, кому нужно, отец, я думаю, не сомневался. Причем, корректировать проблемные места отец принимался, видимо, неоднократно: работая сейчас с дневником, а я его до этого читал сразу после нашей послевоенной встречи, не нахожу некоторые факты и события, имевшие место и отраженные в его записках, и о которых я хорошо помню — А.У.)
… корыстьем… А на самом деле? А на самом деле за ним скрываются захватнические планы, прикрытием которых оно только и служит. Вильгельм — тот прямо и без прикрытий шел на Украину. Гитлер — должен чем-то перед своим и нашим народами оправдать свой поход.
Освободитель… Никак не забыть слов русского проф. Гриневецкого (? — А.У.), патриота и умницы, который писал в 1918 году, что в войне 1914–1918 столкнулись не мнимый русский империализм с Германией, а настоящий германский империализм в его известном стремлении на Восток.
Да, немцам нужна земля. Им мало места у себя: их 134 чел. на 1 кв. км. Об этом почти в каждой своей речи говорит Гитлер. Поэтому вот они уже второй раз в этом столетии ввергают Европу в войну…
Освободитель… Громадное большинство русского и украинского народов не просили Гитлера их освобождать… Не все было плохо. Кто честно работал, тот ел и пил.
… Вот факт. Село Отевка (? — А.У.), около Сахновщины. Построено при большевиках. Колхоз. Сады. Пруды. Хорошо распланированные улицы. Колхозникам жилось неплохо. И рассказывающий мне об этом селе говорит, что крестьяне села определенно враждебно настроены против немцев.
Таких фактов много…
19.IV.42
… За прошедшую неделю немцы выдали шиш — 1 кгр. муки на 4-х человек. Сегодня воскресенье, и я поэтому решаю идти в парк собирать жёлуди. Идем с Нелечкой.
Все больше просящих милостыню появляется в Харькове: просят оборванные голодные дети, просят женщины, просят мужчины — молодые, средних лет и постарше. Вот и сегодня на Бассейной подошел ко мне молодой мужчина, просит рубль. У меня нет рубля, и я отказываю. Он голоден. Я ему сочувствую. Но не говорю, что, чтобы утолить голод, я иду собирать жёлуди.
Нищета и безработица. Об уровне нашего материального благополучия немцы судят именно по теперешнему нашему виду, когда мы нищенствуем и распродаем последнее.
На Сумском базаре оживленно. Масса домашних вещей, посуды, мебели, одежи. Покупателей нет, предложение богатое, спроса нет. Продается за бесценок.
Нет, никогда наш народ не переживал ничего подобного. На него история взвалила (нет, он сам взял на себя) великую историческую задачу. Он отказывает себе во многом. Он самоотверженно ее выполнял. Он терпел лишения, голод, холод. Он не грабил чужие страны, подобно капитализму, чтобы строить фабрики, заводы. Он сам изыскивал средства. Этой героической борьбы не удается замолчать всяким прохвостам. Историей нашему народу будет воздано должное, даже… даже если страна будет расчленена хищниками с Запада…
… Парк закрыт. «Zutrift verboten» — читаю надпись. Через забор лезть опасно. Где-то в парке или за парком идет учебная стрельба. В парке запустение. Не узнаю моего любимого парка. Когда-то у входа росли красивые ели, сосна с мягкими иглами… Теперь их нет — все вырубили немцы на елки, на украшение могил, большое количество которых виднеется недалеко от входа.
С грустью, болью и досадой возвращаюсь домой…
… Газетка полна хвалебных статей Гитлеру. Завтра день его рождения. Пока звезда этого маньяка поднимается. Надолго ли?..
Читаю Чернышевского «Очерки политической экономии». Его занимает та же проблема, которую мы практически с таким трудом решали — не уничтожат ли коммунисты побуждений к деятельности, к проявлению инициативы и т.п.
Он против деспотизма правителей. Так, упомянув об опыте строительства коммунизма парагвайскими… (неразбор. — А.У.) (стр. 424, т.2, ч.1 изб. Соч.), Чернышевский пишет: «оно (это устройство: М.У.) предполагает полный деспотизм со стороны правителей-товарищей, и черта эта мало применилась бы там, если бы лица, которым вверяется власть, стали по временам сменяться посредством народных выборов. Но предполагать, что один или несколько человек, так или иначе выбранные, могут посредством той или иной организации второстепенных властей назначать каждому дело, соответствующее его способностям, и распределять вознаграждение по заслугам каждого… предполагать, что все члены будут довольны тем, как они употребляют свою власть, и будут покоряться ей совершенно добровольно, это… явная химера».
… «Надо рассмотреть, до какой степени совместно с коммунистической организацией общества сохранение свободы и самобытной деятельности»…
Вопрос в том, останется ли при коммунизации какое-нибудь прибежище для индивидуальности характера, не будет ли общественное мнение тиранским игом, не сомнет ли всех в бесцветную однообразность мыслей, чувств и действий — совершенная зависимость каждого от всех и наблюдение всех за каждым»… (стр.422).
… «Узы коммунизма были бы свободою по сравнению с нынешним состоянием большинства людей» (стр.422).
24.IV.42
Ночной налет нашей авиации после длительного перерыва и полгода пребывания немцев в Харькове — таковы два факта.
Налет, как всегда, слабый, оборона немецкая, как всегда, сдержанная, не суетливая, экономная (незачем зря тратить снаряды!). Неужели у нас нет авиации?
Шесть месяцев голода, страданий физических и нравственных. Перспектив никаких — одна мрачнее другой. Больше мыслей о том, как выжить…
Сельское хозяйство в развале: сеять нечем — инвентаря нет, тягловой силы тоже. Следовательно, осенью следует ожидать ухудшения дела с продовольствием. Не поэтому ли Геббельс, выступая где-то, требовал сокращения пайка.
Население резко сократилось… Сейчас его, видимо, осталось не более 330-350 тыс. чел.
Вот что осталось от крупнейшего советского города! Благо, инфекционных болезней почти нет — 11 случаев брюшного тифа за эти месяцы.
Промышленность не работает. Трамвая нет, воды тоже. Электричеством снабжают только немцев. Канализация стоит.
Огромная безработица. Распродажа на базарах, через комиссионные магазины за бесценок вещей. Обнищание. Грабеж немцев — «культурный», незаметный — все вывозят. Даже весы из» на Пушкинской вчера куда-то грузили.
— Имею достоверные сведения о настроениях крестьянства — начал Сер–кий.
— От кого?
— От одного священника. Культурный человек, окончил два высших учебных заведения. Сын эпископа. Наблюдательный.
— Ну и что же? — спрашиваю.
— Он мне рассказал следующее. На Пасху, говорит, я начал церковную службу на украинском языке. Народу было порядочно. Но вот, когда кончилась служба, подходят ко мне крестьяне и говорят: «У нас такая, батюшка, просьба. Когда мы с вами дома или на улице увиделись, то давайте говорить по-нашему, а службу Божью вы уже правьте по-Божьему». «То есть, как?» — спрашивает тот. «А так, по славянскому, как когда-то было» *)…
— Вот вам первый факт — продолжает Сер–кий. — А вот второй — отношение крестьян к колхозам. Одна часть крестьянства, по наблюдениям этого священника, в прошлом менее зажиточная, решительно за колхозы. «Теперь нужно думать о семенах, инвентаре, скотине — да ну его к чертям. То колхоз думал, а то ты думай Да и будет ли твоим то, что соберешь…Тогда что заработал, то и получай… И хоть тяжеловато было, но не так уже и плохо. Хлеб ели» *)…
Другая часть крестьянства за собственность, но против немцев. — Сидят на завалинке на Пасху, рассказывает священник, и думают о царе-батюшке. — О царе? — переспрашиваю.
— Да, да о царе — говорит Серов–кий. «Тогда все было. Ни в чем не нуждались, что хотел, то и купил. Никто тебя не трогал» *)…
— Наконец еще один факт. «Я, — говорит священник, — решил по школам преподавать закон божий. Думал, дело это…
(Далее — вырванный лист).
… лоссальную ошибку…
— Как насчет автокефальной?
— Это немецкая организация. И разве можем мы, русские и украинцы, идти с ней, будучи связаны узами культуры, национальными и др. с братским русским народом.
Я внутренне удивляюсь его перемене.
— Победит Гитлер?
— Нет, теперь он побежден — заканчивает он, и мы расстались. Процесс прозрения происходит в народе быстрый, думаю я, шагая по улице.
28.IV.42
Внутреннее положение Германии ухудшилось. Больше того — оно тяжелое. Эта истина глаголет устами Гитлера, который созвал военное совещание рейхстага и на котором он потребовал себе полномочий. Обычные и уже надоевшие угрозы о виновниках войны, об «обиженной» Германии, о евреях-поджигателях (кто этому поверит?), о Черчилле и Рузвельте были только вступлением к требованию и обоснованию себе полномочий. Каких полномочий? «Фюрер просил рейхстаг — сообщает «Н. Україна» — подтвердить, что он имеет законное право каждый раз, когда речь идет о родине, когда это нужно, невзирая на личность (ого!), ранг (ого!) и должность, принимать решение, которое он считает верным в интересах народа. В частности, коснулся фюрер юстиции, которая не должна более придерживаться лишь буквы закона (долой закон!), а должна карать так, как того требует время. Тот, кто на родине будет настаивать на законных правах, требовать отпуска и т.п., то он не понимает момента» *).
И дальше: «Рейхстаг единогласно предоставил фюреру право делать все, что нужно, чтобы карать любое нарушение общественных обязанностей по его усмотрению и в духе всего народа» *).
Значит, недовольство народа растет затеянной Германией и ее вождем-честолюбцем войной.
Паек в Германии уменьшили, этого требовал Геббельс. Английские налеты на Германию становятся все массовее и эффективнее…
Вот почему было созвано 26.04.42 военное совещание рейхстага (который до сих пор собирался лишь в торжественных случаях) и вот почему Гитлер потребовал полномочий.
Немцы изучают организацию нашего хозяйства. Потребовали от Кутякова (? — А.У.) записку о правовом положении промышленности г. Харькова.
1.V.1942
Первое мая. Работаю. Праздник перенесли на 2-е и 3-е. На дворе дождь, слякоть, холодно. Настроение созвучно природе. Помню, в прошлом году массы людей маршировали в этот день по улицам Харькова. Накануне — торжественные собрания. Болтовни, как всегда, много, неумных речей и выступлений, но все же настроение праздничное. На улицах не было голодных. А теперь…
Вот бегу на работу. На Театральной площади около трансформаторного киоска женщина… Что с ней? Отчего она качается, как пьяная, перебирает ногами… хватает рукой воздух? И прежде, чем успеваю что-либо сообразить, она грузно падает на мостовую, боком, в грязь. Люди проходят мимо — равнодушные и злые. Пролежала минуты три. Медленно поднялась, надела шляпу и ушла вверх по Пушкинской. Обморок… От недоедания. Таких много…
А в прошлом году в этот день все были сыты, веселы…
Ах, эта ужасная и несчастная война…
Уверенность. Уверенность и спокойствие — вот что поражает в немцах. Почти кругом фронт. Харьков в полукольце. Линия фронта отстоит на 40–50 км., а среди немцев никакой суеты и паники. Не в пример нашим: еще враг был в Полтаве, а в городе царствовала паника, суетливость, нервозность…
Немцы — спокойны. Располагаются в домах. Вот в дом НКВД притаскивают мебель, устраивают какие-то навесы, чинят машины, приезжают какие-то новые учреждения. Заняли помещение общежития коммунального института, ходят по улицам как ни в чем не бывало.
Эта уверенность передается некоторым (пожалуй, многим) нашим интеллигентикам и… вывод у них таков: немцы победят, большевики будут разбиты.
Да, нам не достает такой уверенности. Но выводы делаются поспешные. Положение немцев неважное, предстоит, видимо, еще одна холодная зима… Посмотрим, надолго ли хватит у них этой уверенности.
2.V.42
«Праздник». Тоска. Она погнала меня в городской сад. Немцы и немцы — всюду немцы. В саду полно машин.
Пережил момент унижения. Прохожу по боковой дорожке главной аллеи. На скамейке сидят два немецких солдата — 20-ти летних мальчишек. На противоположной стороне аллеи, как раз напротив них могилы погибших немецких офицеров…
Я прошел мимо. Вдруг слышу оклик: «Гражданин, гражданин!» Иду дальше, не оглядываясь. На последний настойчивый окрик оглядываюсь. Оказывается, он относится ко мне.
— Это у вас так принято плевать? — раздается на чистейшем русском языке голос одного из солдат в немецкой форме.
— Это ко мне? — мелькает в голове. Оказывается, проходя как раз против них и могил, я плюнул. Сознание не запечатлело этого акта. Плюнул непроизвольно. Солдату показалось, что плюнул нарочно с целью оскорбить.
— Я не заметил даже — отвечаю.
— Не замети…и…ли — передразнивает меня этот мальчишка. Проглатываю оскорбление. Иду дальше. Никак, белогвардеец — мелькает в голове. Какая-то продавшаяся скотина. Настоящий немец тот чуть-чуть вежливее.
… Был у Беленького. Поговорили и вспомнили многое. Жалели, что тогда не уехали. «По шпалам надо было ползти» — делаем общий вывод. Я воспользовался случаем и опроверг все его прогнозы, которые он тогда делал… Он живет на иждивении жены, которая работает в госпитале. Вид у него неплохой.
Читал Карла Баллода (Атлантикуса) «Государство будущего». Поразила умная мысль: «…встречаются социалисты, которые предъявляют к будущему общественному строю требование взять на себя все и вся, даже всяческие домашние работы, приготовление пищи, стирку белья, уборку комнат, воспитание детей».
Баллод совсем правильно против так далеко идущей социализации.
«Если бы государство должно было взять на себя эти работы, тогда на них пришлось бы поставить такую массу рабочих, что у участников нового строя едва осталось бы время на что-нибудь другое; тогда не совсем несправедливо было бы утверждение, что социалистический строй будет строем тюремным».
Таких глупостей наделали у нас.
«Частной инициативе я предоставляю заботы о домашнем хозяйстве, уход за частными садами, издательство книг и журналов (это уже глупость) и в виде общего правила также постройку жилищ (каких?!), производство мебели и продуктов роскоши» (стр.19).
Снился Кадя. Милый мой мальчик!..
3.V.42
1) Р. Джонс (1790–1855), Р. Мальтус (1766–1834) и Рамзей — крупнейшие экономисты-англичане все были священниками.
2) Тезис, что принадлежность к той или иной общественной группе, классу определяется положением группы в процессе производства, высказал раньше Маркса Р Джонс в таких словах (27 февраля 1833г.):
«Но эти процессы неизбежно приводят его (т. е. экономиста: М.У.) к усмотрению, что взаимные связи и влияние различных групп людей определены различными способами производства и распределения богатства» (курсив мой, Р. Джонс, соч., стр.230).
4.V.42
… Вот два красноречивых факта из «Ost–Front»:
1. от 2.05.42 г. Директор крупного военного завода приговорен к расстрелу. За что? За кражу продуктов. Вот заметка…
(Продолжаю после слова — «Чому?» — А.У.).
—Расскажу ему о случаях взяточничества в Управе.
— Разве есть такие случаи? — спрашиваю.
— Ага, голубчик, очевидно только ты да Семененко про это не знаете.
— Возможно. Только если не я, то Семененко во всяком случае должен знать…
— Все берут.Об этом весь город говорит. Мне самому предлагали 5000 карбованцев только за то, чтоб написал, что такое-то помещение для МСС ненужно. Братченко, говорят, заработал не менее полумиллиона. Тим–ко берет. Брал взятки Крамаренко — поэтому он и не боролся с этим. Даже твой патрон берет…
— ?!
— Ну да, слухи упорные ходят *)…
Мы расстались.
Иду и думаю — каковы причины этого?
Или это своеобразная форма вредительства — показать в глазах населения гнилость, продажность созданных немцами органов?
Но нет, для этого надо быть высокоидейным человеком.
Голод? Возможно. Но это не объяснение — названные люди обеспечены немцами неплохо. То что, эти люди — гниль, карьеристы, мелкие беспринципные людишки?
Верно последнее.
Налеты нашей авиации продолжаются. Но слабее. Больше патрулирующих немецких самолетов над городом…
Орудийная стрельба на востоке становится все слышнее. «Ost Front» сообщила вчера о наступлении немцев на Керченском полуострове.
15.V.42
Утром интенсивная и отчетливая артиллерийская канонада на восток от Харькова. Говорят, в 30 км. от Харькова советские войска. Приблизились. Может быть, тут будет успех, который возместит потери на Керченском полуострове. По сообщению немецкой главной квартиры от 13 мая, немцы на полуострове прорвали линию фронта и окружили советские войска, взяв 40000 пленных, 598 пушек, 197 танков, 260 самолетов уничтожено. Это — результат или нежелания народа воевать, или бездарности нашего командования. Верно, видимо, второе. Все лучшее ведь уничтожено — сослано, расстреляно.
До чего не гибка политика советского правительства в теперешней войне, до чего недальновидна, до чего самоубийственна!
На Украине было бы другое. Украинский народ и интеллигенция воевали бы, будь политика другой.
Даже «Нова Україна» пишет об этом с сожалением в номере от 14 мая 42 г. в статье «Москва 1812 і 1941 р. р.». Какой-то Яр делает историческую параллель между этими двумя датами. Он пишет, что Александр I c целью задобрить украинцев в борьбе с Наполеоном, организовал специальные казачьи полки…
17.V.42
В ночь с 15 на 16-е интенсивный налет нашей авиации, продолжавшийся с перерывами более 5-ти часов. Много разрушений. Бомбы попали в корпус электротехнического института, в жилой дом научных работников рядом же, причем, одна не разорвалась, одна в… (неразбор. — А.У.) на Каплуновской; несколько бомб на Плехановской. Жертв много. Эффект чепуховский. Надо полагать, что это не русские летчики, а английские, не знающие города (? — А.У.).
Канонада утихла. Говорят, немцы перешли на этом участке в контрнаступление и отогнали советские войска.
Взята Керчь немцами.
Несчастная для нас война!..
21.V.42
«Победный финал битвы возле Керчи» *) — под таким заголовком выпущено экстренное сообщение германского командования от 19 мая. Если верить сообщению, уничтожено 3 советских армии, 17 стрелковых дивизии, 3 стрелковых бригады, 2 конные дивизии, 4 танковых бригады.
Потери: 149256 чел. пленными; 1133 пушки; 258 танков; 3814 автомобиля; 323 самолета 372 гранатомета.
С чувством глубокой печали встретили это сообщение истинные патриоты. А может быть, немцы приврали, чтобы поднять «дух»?
А дух немецкого солдата все падает. Конца войны не видно. Борьба на востоке, несмотря на хвастливые заверения Гитлера и Риббентропа, в этом году не окончится.
В связи с этим, настроение немецкого солдата понижается. Он: 1) стал пить — все чаще видишь пьяных на улице; 2) уезжая на фронт, он плачет (сообщает одна женщина о танкисте); 3) прячет портрет Сталина, вырезанный из газеты; 4) сдается все чаще в плен, о чем сообщают сами немцы женщинам, с которыми живут.
Наоборот, дух нашей армии растет. В плен сдаются не легко, его не ищут, ибо хорошее питание, которое обещают немцы, вранье. Пленные гибнут в Харькове массами от голода, расстрелов, изнурительной работы. Ранней весной какой-то пленный, опухший, попрошайничал на Пушкинской. Каждый раз, проходя мимо, я слышал неизменное: «Помогите пленному»… Я не дал ни копейки легковерной скотине.
Туго немцам. Всю Европу обобрали. Голод вызвали. Обирают нас. От городской Управы потребовали в течение суток дать сведения о запасах и производстве таких предметов: мыла, соли, чулок , носок, белья, одежды, обуви, галош.
Ясно — для чего. Не для того, чтобы снабдить, а чтобы еще и еще раз обобрать население. Сосновый собирал по этому вопросу совещание. Я не пошел.
Был полудня на огороде. Артиллерийская канонада под Харьковом на востоке явственно слышна. Когда придут наши, когда!
В первые дни своего прихода немцы говорили, что в Харькове 90% населения — большевики. Теперь — все 100%, так изменилось настроение. Все чаще слышишь: «Они нам чужие, они нас обирают… Не мы им нужны, а наша земля, багатства»…
23.V.42
Грабеж «культурный» нашего населения — измученного и голодного — расширяется … На улице Ольминского в жилом доме НКВД осели гестаповцы — упитанные ослы и бездельники. Выходя из двора нашего дома, я каждый день вижу толпу женщин и детей у парадного входа. Думалось — очевидно, родственники арестованных приходят просить о чем либо. Ничего подобного! Воскресенская (нечастная, застал ее за перебиранием костей, выброшенных немцами) рассказала мне сегодня, что это — меняльщики, приходят к гестаповцам менять вещи — за хлеб, деньги, продукты. За бесценок сбывают ковры дорогие, серебряную посуду, золотые вещи, бархат, шелка и др. Например, одна женщина набор серебряной посуды вынуждена была продать за 900 рублей, а цена ему 2500–3000 рублей. Гестаповцы грузят и отправляют в Германию… И так во всей Европе…
В первые дни прихода только и слышно было: «geben sie Brot und Zucker!» Теперь мы у них просим. Чье? Наше. Хлеб едят наш, сахар наш, повидло наше, масло наше, крупу нашу — все наше, но выдается за свое. Мы протягиваем руку за своим. Свое просим. Получаем голодные пайки из наших продуктов. Все? Из 330 тысяч населения, оставшегося в городе, пайки голодные получают, будто бы, 100 тыс. человек.
24.V.1942
Семь месяцев под игом немцев, одиннадцать месяцев нашей борьбы с Германией.
Германия пока побеждает в военном отношении. Но силы ее иссякают.
… Думалось, к этому дню наши будут в Харькове — уж слишком близко они подошли к городу. Уж слишком явственно исстрадавшееся население, ждущее большевиков, слышало канонаду. Но нет, опять утихла стрельба…
Оттеснили немцы?.. Да, по-видимому. Германская сводка сообщила вчера: «После того, как в районе Харькова враг понес исключительные потери, инициатива перешла в наши руки»… Досада и боль. Трудно нам победить немцев в открытом бою. Техники нет? Нет, слухи ходят, что техники в харьковском направлении много — тяжелые английские танки, самолеты… Но человек, видимо, не тот, организованности, как всегда, нет.
Был на огороде. Дождь не дает закончить работы.
Читаю Шторха Генриха. Ошибается Бухарин, не упоминая в своем историческом обзоре развития теории «предельной (? — А.У.) полезности» («Политическая экономия рантье») Шторха. Именно Шторх, выставивший положение, что ценность определяется суждением, должен быть признан одним из родоначальников «австрийской школы» в политической экономии.
25.V.42
Троица. Дождь. Планы пойти на огород развеялись.
Посетил проф. Чер–ко. Умен, но противоречив и непоследователен старик. Против колхозов, против социализма, но ждет красных, против немцев, считает их виновниками всех наших несчастий — все, что делалось в последние годы на Украине (репрессии и т. д.), по его мнению, дело рук немцев. Не принимает в этом плане двух вещей: 1) что социализму, т. е. плановому хозяйству, принадлежит будущее, но хозяйству без тех бюрократических извращений, опеки, указаний как и что делать, которые у нас были допущены; 2) что большевики, активная партия строительства этого хозяйства, в настоящих условиях является единственной силой, способной отстоять национальную самостоятельность нашу, она — носительница национальной русской идеи.
Другой силы в СССР нет…
Но отрадно было слышать, как переменился старик. Опыт, все опыт… Опыт все дальше убеждает наш народ, где правда, где вранье. Голод и смерть, принесенные немцами, говорят лучше всяких речей, брошюр, где правда. Порка крестьян (а факты порки привел Чер–ко на основании рассказов колхозницы из-под Липец) их ограбление учат…
Народ против немцев. И он не может простить нашему руководству, что именно оно политикой последних лет подготовило почву к быстрому продвижению немцев…
… Чер–ко рассказал мне о разброде среди церковников Харькова. Его семья раньше ходила в церковь, сейчас не ходит: не хотят слушать предателей в рясах, которые молятся о даровании победы воинства Гитлера.
Крестьяне против автокефалистов. Из Валок приезжала в Харьков делегация, требуя убрать попа-автокефалиста…
Как глупо!.. Вместо того чтобы целесообразность нашей политики, мероприятий, системы, существование органов и т. д. доказывать, отправляясь от существа этого «чего-то», у нас обычно она доказывается параллелями с порядками буржуазными. Вот образчик такого «доказательства» из учебника «Государственный бюджет СССР»:
«Централизация средств, планирования и директивного руководства отнюдь не исключает (именно исключает!), а, наоборот, теснейшим образом сочетается с широким демократизмом бюджетного устройства СССР. Это — централизм демократический, в корне отличающийся от централизма буржуазного, связанного с концентрацией и централизацией капитала» (стр. 16).
Да при чем тут капитал?.. Для нас, для нашего хозяйства такая централизация целесообразна или нет — вот в чем вопрос!..
26.V.42
Немецкое радио возвестило городу, что три русские армии под Харьковом окружены. Призывают командиров, политруков и красноармейцев сдаваться в плен. Пленным, мол, у нас живется хорошо… Вранье и ложь!
Доктор Рапс (? — А.У.), руководитель биржи труда, не жалеет красок. Он рисует райскую жизнь уезжающим в Германию. Он прямо живописует. Заработок хороший, питание тоже. Переписываться можно и т. д. В двух номерах подряд местной газетки доктор Рапс изощряется. Туго, видимо, ему приходится, Не верит ему наш народ. Не верит, потому что за неявку для отметки на бирже труда арестовывают наших людей. Уже два списка опубликовала газета. Издеваются. Превращают в рабов…
9.VI.42
Полдня работал на огороде. Закончил. В лесу слышна канонада. Значит, фронт близко. Возвратившийся из-под Салтова муж соседки подтверждает, что советские войска в Салтове. Если они хотя бы на час прорвутся и займут Харьков, ухожу вместе с ними — до того убийственная тоска, до того противны немцы, их грабеж, обращение, их подлинные намерения…
Опять повесили… На Журавлевке висит пять человек: двое партизан, три еврейки. На Конном базаре — троих, будто бы за грабеж.
Думал и размышлял… Если объективно рассудить, Советский Союз показал громадную силу сопротивления. В самом деле, Германия бросила почти все свои силы на одного противника (согласно плану Шлиффена), плюс румыны, финны, итальянцы, венгры, словаки и еще тысячи других так называемых добровольцев. И все же мы сумели этот натиск задержать… Слава нашей Красной Армии. Идти дальше немцы, видимо, не смогут. Их желание — закрепиться на занятой территории и восстановить «приобретения» Брестского мира.
Очевидно, в природе этого народа лежит война, в его зоологическом шовинизме, национализме. «Наци» ничего нового, никаких предлогов не придумали, оправдывая перед своим народом затеянную ими войну…
Те же мечты о Великой Германии, о господстве в Европе, что и в 1914 году, те же планы о превращении России в рынок сырья и сбыта, что и в 1914 году. Но разница та, что сейчас «наци» прикрывают все это демагогическими лозунгами освобождения — от кого? — большевиков.
Тарле правильно пишет («История Европы в эпоху 1870–1918 годов»): «Больше всего из плана Шлиффена было известно и запомнилось одно: в несколько недель война будет окончена. Несколько недель потрудиться и — победа одержана, громадные колонии отходят к Германии, обширные пахотные и богатые рудой земли переходят в самой Европе в ее обладание… Россия становится обеспеченным прочно за Германией рынком сырья и сбыта… весь континент объединяется вокруг Германии, германский рабочий класс занимает место английского и, в свою очередь, целиком почти превращается в рабочую аристократию» … Такие планы носились перед немцами. Даже Бебель, увлеченный, заявил, что возьмет ружье и пойдет воевать с русским деспотизмом.
Все так же и теперь. «Наци» — только орудие империалистических завоевательных планов германской буржуазии.
Если надеялись дурачки из украинских сепаратистов и германофилов о каком-то для себя месте под солнцем в завоеванной Германией своей земле, то прочитав в «Н. У.» статью «Создание нового правового строя» *) (от 7.06.42) должны будут разочароваться. Доктор Фольмер в интервью с корреспондентом «Deutsche Україна–Цайтунг», сославшись на якобы существование на Украине когда-то Магдебургского права, заявил, что «большевистская правовая система утратила свою силу» *).
Что же предлагает доктор Фольмер:
1) «Собственность враждебной страны з имуществом коммунистических организаций общественных объединений передавать в распоряжение немецкого руководства»… «Принадлежащее осевшему лояльному (sic!) населению рассматривается принципиально как частная собственность» *).
Более чем ясно: 1) государственные и колхозные земли переходят в руки немецких помещиков;
2) вводится на территории Украины немецкое право и юрисдикция — «национал-социалистическое право»;
3) созданы суды, но «должности в этих судах гражданского управления замещаются только проверенными немецкими судьями». *)
4) на вопрос: «Будут ли украинцы в будущем принимать участие в юрисдикции?» *), последовал ответ:
а) сперва украинский народ должен успокоиться и помочь «выиграть навязанную нам войну»;
в) украинцы возможно будут привлечены для работы в нотариальных конторах, но в будущем, во-первых, и только «самые порядочные и самые лучшие» *) (на немецкий взгляд!), во-вторых.
Значит, уже началось вытеснение украинской интеллигенции, пока с одного участка общественной жизни.
Неужели тупоголовым самостійникам не ясно, куда дела пойдут?..
11.VI.42
Под Севастополем, судя по немецкой сводке, немцы начали наступление. Под Харьковом опять оживились боевые действия.
13.VI.42
Настроение населения Харькова и, в частности, интеллигенции круто меняется.
Все уверены, что немцы дальше наступать не могут и боятся, ибо это грозит растяжением фронта…
С другой стороны рухнули надежды всяких самостійників на «самостійну Україну». Право немцы вводят немецкое. В гражданских управлениях руководящий персонал — немцы. Государственные и колхозные земли — объявлены собственностью немецкого государства. Грабеж населения. Грабеж крестьянства. Все вывозится, даже мебель.
Но 90% населения Харькова ждет большевиков. Об этом из боязни быть повешенным открыто не говорят, но многозначительное молчание, отдельные фразы говорят о настроениях больше, чем красивые речи. С возвратом большевиков связываются: ликвидация голода, безработицы, уничтожение гнетущего чужеземного ига.
Среди интеллигенции разные группировки.
Украинская интеллигенция состоит из двух групп: часть — за полную поддержку Германии и за соединение с нею узами политическими. Это — обиженные, репрессированные в свое время большевиками. Меньше всего мыслят обидами народа, чем собственными. Мелкие, ничтожные люди. Другая группа — самостійники. Германия для них — средство, цель — самостійна Україна. Эта группа все больше начинает понимать, что в составе СССР Украина имела и будет иметь обеспеченными культуру, образование, приложение труда, и что с русским народом у украинцев — связи кровные, с немцами — никаких.
Есть группа трусливых. Она за возращение большевиков, но боится репрессий за то, что не уехали, что работают и т. д.
Есть группа, враждебно настроенная против большевиков и считающая советскую систему — организацией террора, началом всех бед и несчастий. Она за частную инициативу, как единственный рычаг экономического прогресса. Эта группа — тоже труслива, беспринципна. При советской власти двурушничала, заявляя одно, думая другое. Кобалевский, например, на днях заявил мне, что ему не по дороге с большевиками, а писал статьи о марксизме-ленинизме, клялся именем Сталина!..
Хочется, кстати, написать — отсутствием ли частной инициативы объясняются наши экономические трудности или тем особым исключительным положением, в котором очутилось первое в мире советское государство, будучи окруженным врагами и вынужденное за счет народа строить индустрию.
Нет, ничего не понимают верящие в силу частной собственности в действительности…
По сообщению германской сводки на востоке от Харькова наступательные операции немцев приобрели… (неразбор. — А.У.) характер. Будет или не будет взят Харьков?..
14.VI.42
Был на базаре. Нищета и голод. На мосту длинным рядом сидят исхудалые, на скелет похожие, маленькие дети 3–6 лет. Протягивают руки. Тяжело смотреть. На базаре продуктов много. Но дорого. Есть специальный крытый рынок, где торгуют только печеным хлебом — 120 рублей кгр.
Встретил студента (фамилию никак не вспомню), работает в Дергачах. Был в последние дни младшим лейтенантом-зенитчиком. Остался в Харькове. Ясно — дезертир.
— Ну как живете?
— Плохо — отвечаю уклончиво.
— Я — хорошо, в продуктах не нуждаюсь. Как с продуктами у вас?
Отвечаю. Обещал достать ячмень за подбор литературы по калькуляции.
Очевидно врет, что население в Дергачах воспрянуло, что с рвением обрабатывает землю и т. д. Знал его, как малоспособного и недалекого студента.
16.VI 42
Немцы на востоке от Харькова пошли в наступление. Наши топтались, топтались, пока немцы не взяли инициативу в свои руки. И так — всегда! А ведь месяц тому назад взять Харьков было куда легче. Немцы на этом участке в то время не имели достаточно ни живой силы, ни вооружения.
В юридическом отделе Управы находится дело о воровстве бургомистра 3-го района. Замешаны, как соучастники, ответственные работники (и даже заместитель обербургомистра Кожух-Кублицкий) — Мигулин, Федосеев (нач. жилуправления). Присваивали себе вещи бежавшего от немцев населения… А взяточничество… цветет розовым цветом!..
19.VI.42
Налет нашей авиации в ночь с 18 на 19 июня после длительного перерыва. Трудно в городе бить немцев. Живая сила расселена по домам вперемежку с гражданским населением (редко — в общественных зданиях), машины, пушки расставлены по дворам, на тротуарах под деревьями. Во-первых, заметить сверху даже при освещении ракетами (как сегодня) очень трудно; во-вторых, бить, не рискуя вызвать большие разрушения жилых домов и жертвы среди гражданского населения, тоже мудрено. Но все же радостно было на душе. Значит, фронт на восток от Харькова не отодвинулся, немцы не могут наступать (не не хотят, а не могут!) — вот факт большой значимости и крупных последствий…
Газета сообщает, что Молотов ездил в Лондон.
20.VI.42
… Сер–кий под секретом сообщил (информация радиозайца!), что в Москве состоялась сессия Верховного Совета. Выступал Молотов и заявил, что: 1) Америка предоставила СССР 20 млрд-ный заем на 20 лет (согласен платить, работать, как вол — лишь бы не быть в рабстве); 2) в Лондоне сейчас во время его поездки подписано соглашение о создании второго фронта уже в этом году; 3) угроза Москве миновала.
… Гитлеровцы чуют перелом не в свою пользу, чуют начало конца и выпускают все чаще воззвания. В очередном хвастливом воззвании, прикидываясь «освободителями», подводят итоги году войны, просят верить только германским данным о потерях СССР, не верить Сталину и т. д. 4,5 млн. пленных будто бы они взяли за год?! Врут.
От хорошего положения воззваний писать не будут…
Сегодня пошел трамвай по Пушкинской.
21.VI.42
Воскресенье. Канун годовщины войны. Был на огороде. Дожди уже мешают росту. Проходя мимо «Динамо», слышал, как немцы забавляются футболом. Кроме женщин, гуляющих с немцами, не видно, чтобы наш народ смотрел это зрелище.
22.VI.42
Годовщина войны. Такой же пасмурный день. Тогда было воскресенье, сегодня понедельник. Год ужасных страданий, сотни тысяч жертв. Год трагедии Советского государства.
Когда прогремели первые выстрелы, никто не ожидал, что Германии удастся захватить такую огромную территорию — от Ленинграда через Волхов, Ржев, Вязьму, Орел, Курск, Чугуев до Таганрога… Но это факт. Никто не ожидал, что война разгорится на нашей территории. Но это факт. Никто не ожидал, что Харьков будет превращен в развалины, что в нем не станет воды, света, средств сообщения, хлеба, более 2/3 жителей, что смерть от голода будет уносить ежедневно по 100–120 человек только попадающих в регистрацию. Но это тоже факты.
Война требует жертв. Я не ожидал, что она потребует жертвы моим сыном… Если эта жертва на алтарь родной страны принесет миллионную хотя бы часть успеха в общей борьбе за ее освобождение — тогда она нужна и оправдана…
Итоги… Нет, об итогах стоит написать, когда швабы будут изгнаны…
Главнейший итог состоит в ослаблении ударной силы немецкой армии, в остановке ее движения.
Главнейший итог состоит в прозрении народа оккупированных областей, в том, что он понял, какие планы скрыты гитлеровцами под громкими лозунгами об «освобождении» нас от большевизма.
Главнейший итог состоит в том переломе, который, судя по отрывочным данным, произошел в Красной Армии, в ее настроении, в настроении народа. О. если бы можно было передать советским людям чувства и страдания (нравственные и физические) людей, волею судеб очутившихся под немецким сапогом!..
Пусть Гитлер берет Керчь, пусть падет Севастополь (в эти дни, видимо, будет решена их судьба), но это — последние его успехи.
Сейчас уже ясно, что ему не победить и не осуществить мечты о Великой Германии, о ее руководящей роли в Европе, о «новом», но по существу еще Вильгельмом и его кликой выпестованном, порядке, о захвате русских земель и т. д.
Сейчас уже также ясно, что даже при лучшей организации и порядках в нашей армии, ей трудно было бы устоять против немецких полчищ, усиленных румынами, венграми, итальянцами, финнами, словаками, русскими белогвардейцами и другими.
Сейчас достойна удивления сила сопротивления, показанная Красной Армией. Мы показали свою силу перед лицом стольких врагов.
Управа перебирается сегодня в здание Городского Совета.
26.VI.42
Восемь месяцев Харьков в руках немцев. Неоднократные попытки наших взять город кончались неудачей. Нет, еще и еще раз убеждаюсь, что дело не в народе, а в командном составе, в полководцах, в неразберихе и, как следствие, неудачи. Разговоры с беженцами из Донбасса (много их проходит через Харьков, таща повозочки) и слухи, проникающие с той стороны фронта, убеждают, что та же неразбериха в тылу и на фронте продолжают царствовать. Неужели ничему не научились? Неужели не прекратили болтовни — несносной, глупой?
И ту же глупость проявляют к населению, оставшемуся здесь.
Сер–кий рассказывал опять, что расстреливают всех, кто работал в каких либо учреждениях при немцах…
Какая глупость! Какое невежество, незнание подлинных мыслей народа!..
… Самолет сбрасывал листовки… Содержание их (мелкие факты, незначительные события, от ознакомления с которыми становится грустно) тоже говорят о неумении привлечь на свою сторону симпатии.
Немцы развесили по улицам отвратительные плакаты. Все о «душегубе» Сталине, все об евреях… Идет человек, остановится, глянет и, не читая, следует дальше… Этим не возьмешь…
… Коб–кий — трус. Сегодня я заявил ему в разговоре, что считаю большевиков единственной силой, способной пока еще освободить СССР и объединить для этого народ… Не согласен он…
Ночные налеты наших продолжаются, но я сплю.
28.VI.42
Воскресенье. Работал на огороде. Не радует ничто. Какая тоска, какая тяжесть на душе! Как вырваться из этой обстановки, куда и как уйти от этого ненавистного немецкого окружения. Возвращаясь с огорода, встретил наших русских женщин, прогуливающихся с простыми немецкими солдатами на опушке парка. Холодным ненавидящим взглядом обдал я их, проституток, потерявших все, а, главное, забывших свою славянскую честь, свое достоинство…
Местная газетка сегодня «порадовала» читателя двумя заметками: в первой под заголовком «Ревизия дарвинизма» *) речь идет о том, что немецкие ученые (все немцы) «перевернули» Дарвина: «нечеловек произошел от обезьяны, а обезьяна от человека» *). Доказательства? Никаких…
В ночь с 27 на 28 июня налет нашей авиации.
Немецких машин всюду стало меньше, особенно в парке. Видимо, немцы боятся.
29.VI.42
… И сейчас она перед моими глазами: широко открытый, беззубый рот, сложенные крестом руки, одета в рвань… Это — мертвая старуха, жертва голода, лежит на подмосте (так в оригинале — А.У.) ограды рядом с домом, где помещался на Пушкинской когда-то 3 район милиции (теперь там так называемая украинская полиция). Мимо проходят равнодушные люди — наши, немцы…
… Немцы взяли Волчанск и Купянск. Это подтверждает Лембирко, возвратившаяся вчера из Салтова.
Салтов разрушен. Наши войска стояли там 3 месяца. Ушли 12 июня, будучи охвачены кольцом. Население радостно встречало Красную Армию, со слезами провожало. Ненависть к немцам растет… Понять и оправдать…
Величайший переворот у нас в сельском хозяйстве… Он потребовал много жертв, но историей он будет оправдан.
Аналогия некоторая с Англией XVII и XVIII в. в. Как у нас (но неизмеримо крупнее, шире, глубже), так и там огромные перемены.
В Англии насильственное огораживание (? — А.У.) общинных земель, укрупнение ферм, насильственное удаление флигольдеров-фермеров… То же с ткачами… Результат — обнищание, рост пауперизма… Но все это было прогрессивным явлением, вызванным шагающим вперед капитализмом.
У нас этого (пауперизма) не было, хотя туго было бесспорно. Но жертв перемена требовала и взяла. Прогрессивности не понимают узкие, себялюбивые, не знающие истории украинские националисты и иже с ними.
Такие мысли сновали у меня при чтении книги А. Тойнби «Промышленный переворот в Англии» и Миклашевского «История политической экономии»…
Займусь основательно этим вопросом.
30.VI.42
… Плановый отдел составил сводку имеющихся запасов промтоваров, полуфабрикатов и т. д. Немцы (по их требованию это и было сделано) сейчас схватили ведомости и сейчас же начали совещаться… Не иначе, как начнут грабить и вывозить…
Тоска невыносимая. Как вырваться из этой проклятой действительности?..
Если возвратятся большевики — я вступаю в коммунистическую партию… (заметно, что эта фраза была дописана потом — А.У.).
2.VII.42
C 1-го июля уволился в Горпотребсоюзе. Не смог совмещать: и здесь и там были недовольны…
Курилка жив! Лукьянович рассказывал мне, что в Харькове официально существует дворянская группа. Дворяне подали заявление в Берлин и оттуда последовало разрешение самоорганизовываться. В президиуме тупица Бекарюков, ведающий сейчас контрольной инспекцией Управы, отец которого был когда-то в Харькове предводителем дворянства. Активную роль играет и Герценвиц, совершенная бездарность, уволенный из планово- экономического бюро Управы.
С землей, которой домогается группа, у нее ничего не выходит. Пока она рассовывает и растыкивает своих людей — бездарных дворянских отпрысков. Брызжат ненавистью к большевикам… Вот оно классовое лицо!.. Все правда, что говорили и писали большевики.
3.VII.42
Севастополь пал… Теперь весь крымский берег Черного моря в руках немцев. Еще один удар. Не повлияет это на поведение Турции?..
Сегодня годовщина выступления Сталина по радио. Оно было предостерегающее и обнадеживающее. Теперь надежды рухнули… Народ считает его виновником всех наших несчастий…
На южном и среднем участке фронта, как сообщает немецкое командование, немцы перешли в наступление… 1-го июля. Запомним эту дату. По всей вероятности успех им обеспечен.
Возвращенный после цензурного осмотра немцами «Месячный обзор за май» *) оказался без 10 таблиц. Немцы запретили печатать: 1) данные о смертности; 2) о числе получающих пайки; 3) о бюджете (таблица составлена мною) и др. Оставили эти таблицы только в 5-ти экземплярах «обзора» для руководства…
Комментарии излишни…
8.VII.42
Экстренное сообщение германского командования о взятии Воронежа. Это — крупнейший удар для нас. Во-первых, Воронеж крупный индустриальный центр (самолетостроение, синтетический каучук); во-вторых, центр хлеборобного края; в-третьих, узел железнодорожный, связывающий Донбасс с Москвой. Падение Воронежа означает перерыв этой связи, последствия которой трудно недооценить…
… Последние кровопролитные бои за Севастополь, по сообщению из Берлина, происходили в ночь с 4 на 5 июля. Корреспонденция не может скрыть того волнующего, говорящего о патриотизме русского народа, что сражались женщины («много женщин») *)… Нет, русский народ не будет побежден!..
Борьба не кончена. И, несмотря на поражения последних дней, настроение в Харькове самых прогерманских элементов отнюдь не в пользу немцев.
Не видно, чтобы и немцы были полны энтузиазма от своих успехов. Простые солдаты читают сводки своего командования, вывешиваемые около редакции «Ost–Front» с сумрачными безразличными лицами…
Две ночи налетов нашей авиации нет. Самые сильные последние налеты были в ночь с 5 на 6 и с 6 на 7 июля.
10.VII.42
Сосновый передавал свой разговор со Слипченко, который сказал, что настроение населения к немцам в городе за последнее время резко изменилось…
— В какую сторону? — спрашиваю
— Всторону ухудшения *) — ответил Сосновый.
Очень хорошо, что Слипченко в своем националитическом ослеплении способен наблюдать и правильно оценивать факты.
Тот же Сосновый рассказал, что в город приезжал корреспондент орловской газеты «Рать», издаваемой на немецкие деньги (я его видел — глупая личность), который передавал такие настроения орловчан: «На Украине Гитлер оперирует пусть лживыми, но лозунгами национального освобождения, а в Россию зачем он пришел?»
12.VII.42
Сегодня воскресенье. Встал в 4 часа. Тоска и злоба, злоба и тоска чередуются внутри. Не подозревал, что ненависть к нашим поработителям может набрать такой глубины. Идешь по улице и еле сдерживаешь себя, чтобы не ударить вот этого самодовольного, тупого немецкого офицера, вот толстозадую неуклюжую немку — сестру милосердия… Бить и бить их, сволочей! Это они, одурманенные кликушей Гитлером, разорили Европу, нашу страну, объели — голодные — все и всех, едят наш хлеб, наше масло, наш сахар, выдавая за свое; разоряют дома, грабят. Это они, националисты, навязывают нам штыками свою волю, нам, защищающим свою национальность и свободу. Ирония! Последователи национал-социалистической доктрины, оружием осуществляющие ее в жизни, отказывают нам в праве защищать свою национальную доктрину.
Германцы были всегда варварами — эти тупицы, не стоящие и подошвы нашего талантливого, но со слабыми национальными чувствами народа.
Борьба идет не с большевизмом, не с большевистскими войсками (как лживо говорят гитлеровцы), а с русским народом. В эту сторону повернуть агитацию.
Да, не большевистские, а русские войска борются, русский народ. Это не понимают только трусливые, бесхребетные глупцы вроде Кобалевского, ранее писавшего марксистские статьи в духе марксизма-ленинизма, кричавшего «слава!» Сталину, а теперь заявляющего, что большевики проиграли, что ему с ними не по пути…
Эти глупцы, хамелеоны, никогда ничем не пожертвовавшие во славу своей страны, не умеют и не хотят оценить таких фактов, которых даже немцы не могут скрыть, как: 1) участие тысяч женщин в обороне Севастополя; 2) как жестокие уличные бои в Воронеже, «когда приходилось — пишется в корреспонденции из Берлина (см. «Н. У.» от 12 июля 42 года) — очищатькаждый дом» *).
Нет, в России население встретит по иному « освободителей»… Там — не Украина, безмозглая, никогда ничему не учившаяся интеллигенция, которая для «освобождения» Украины всегда прибегала к силе чужих штыков — от Мазепы до Грушевского…
Как перебраться к нашим…Голова трещит от дум и планов…
Работа моя в Управе все более становится невыносимой.
Сидел в городском саду и думал: нет, не слабость, а силу показал в этой борьбе Советский Союз. Гордость, гордость должна звучать в нашей душе за наш героический русский народ, с таким мужеством отстаивающий каждую пядь родной земли от навалы с запада.
Подумать только! Финны, румыны, венгерцы, словаки, итальянцы и так называемые «добровольцы» с одной стороны, вместе образующие армию менее 1–1,2 млн. человек; немцы — с другой армией в 5 млн. чел.; всего 6–6,5 млн. чел. плюс промышленность почти всей Западной Европы, плюс мощная германская промышленность, — таковы силы, противостоящие одному, только одному Советскому Союзу, который потерял 2/3 своей промышленности. И все же он, Союз, сопротивляется, наносит удары, отражает атаки, изматывает врага, не отдает без боя ни пяди земли.
Нет, это достойно удивления! Это — результат политики индустриализации, политики коммунистической партии.
Вот эту мысль — мысль о силе, а не слабости нашей родной страны нужно ширить среди … (неразбор. — А.У.) здесь нам, немецким пленникам, и тем самым выбивать из рук немецкой пропаганды оружие о нашей якобы слабости, гнилости большевизма и тому подобное, о том, что нам не за что воевать, что мы нищие и т. д.
Да, мы лично не богаты, но мы жертвовали настоящим во имя будущего нашей страны.
Духовные отцы нынешних «наци» — Ф. Лист, Книс, Рошер, Л. Брентано, Шмоллер — теоретики национал-социализма в экономической политике знали, что построить промышленность без жертв нельзя. Вот что писал Ф. Лист:
«Нация должна жертвовать и мириться с недостатком в материальном богатстве, чтобы приобрести интеллектуальные и социальные силы для его развития; она должна пожертвовать настоящими выгодами, чтобы обеспечить себе будущее».
Мы — жертвовали и делали правильно.
18.VII.42
… В предстоящую зиму придет, видимо, конец. Менять нечего, да и негде. Крестьянство, ввиду недосева и изъятия хлеба немцами, отказывается менять.
Да, кроме того, немцы заявили, что, выдав карточки, они немедленно прекращают связи с селом, закрывают базары и всякие обменные операции воспретят.
Голод, нищета, смерть… Три огненных слова. Они кричат на улицах Харькова. Голод светится в глазах. Нищета знает — все распродается, все плывет в руки немцев за бесценок, в руки спекулянтов: одежда, мебель, драгоценные вещи, обувь. Правда, мебель не в ходу. Мебель немцы вывозят, забирают.
Нельзя без боли смотреть на протянутые руки и молящие глаза. Много их на улицах…
— Ради Бога, дайте что-нибудь поесть — молила меня женщина на Пушкинской. Еще три дома — другая, еще четыре — третья. А вот эта не просит, — она лежит с протянутой рукой. А вот ребенок — мальчик 4–5 лет — с кружкой для милостыни заснул, бедняга, на скамеечке против клуба НКВД на Совнаркомовской…
… И … безработица…
Ваша потребность определяется тем, сколько вам дадут — ответил Ромпель, особоуполномоченный в Управе, Куликову на ходатайство дать 1200 тонн соли. Ясно и коротко.
А дураки из лагеря самостійников пишут об «экономической политике» Управы (так начинается докладная записка председателя кооперативной рады Фесенка о торговле). О какой экономической политике? Не ясно ли, что не он, а немцы творят и будут творить экономическую политику — грабежа и насилия…
На всем южном фронте немцы подвигаются. Вчера прошел слух о взятии Ворошиловграда. Еще чаша не испита. Еще предстоят разочарования. Но почему крепнет уверенность в нашей победе?
20.VII.42
Факты… Иду по Каплуновской в поисках 2-й районной Управы.
— Не знаете, где помещается 2-я Управа? — спрашиваю идущую мне навстречу гражданку с портфелем.
— А вот пройдете несколько дальше и направо увидите фашистский флаг — отвечает гражданка, делая ударение на слове «фашистский».
Этого слова избегают в Харькове, боятся…
Я радуюсь крепнущему сознанию народа. Хочу хоть улыбкой поблагодарить гражданку, но она уже далеко…
24.VII.42
Дети, дети – их жалко. Много их ходит (и сидит) по улицам с грустным, голодным взглядом…
У противоположной скамейки подбирает тщательно и ест лузгу от семечек и еще что-то голодный мальчик. Ему лет 7–8. Ноги опухшие… Ах, эти ноги!.. Я не видел еще таких опухших ног именно у детей. В руках у него — маленькое детское ведро. Оно чем-то набито. Мальчик не смотрит вверх, по сторонам. Нет, взор его опущен долу. Он упорно ищет на земле… чего-нибудь поесть. Но ничего не находит. Потом садится на скамейку, на которой сижу я и еще две гражданки. Я тоже голоден. Я не могу сосредоточить своих мыслей на раскрытой передо мной книге. Я мечтаю о кушаниях «довоенных», «донемецких». Но, по сравнению с этим мальчиком, я «сыт» — я сегодня ел…
9 месяцев со времени оккупации Харькова… Ужасные девять месяцев…
28.VII.42
Впервые получил 25.VII.42 хлебные карточки на ребенка и жену. Матери не дали. Матерей кормить не надо!..
Какой-то Герберт Виртген в статье «Два мира» *) («Н. Україна» за 26 и 28 июля) выболтал подлинное лицо нацизма. Ее цель доказать, что фашистской идеологии могут сподобиться только немцы, другим народам уготовится другая идеология.
Во-первых, Виртген утверждает, что «Ад. Гитлер никогда не навязывал другому народу своих национал-социалистических идей» *).
Мы, конечно, и так знали, что Гитлеру наплевать на мировоззрение *), ему земля нужна.
Во-вторых, «речь идет вовсе не о том, чтобы любой народ пришел в Германию и просто принять национал- социалистическое мировоззрение» *).
Но почему бы не сделать этого, если оно такое хорошее?!
В-третьих, что «национал-социалистические идеи А. Гитлера свойственны немецкому народу и для него созданы». «Национал-социалистические идеи не являются дешевым товаром и не будут им» *).
Все ясно: нацизм — идеология господ, немецких господ; нам, завоеванным (пока!), готовится другая идеология — идеология рабов. Ибо таково назначение всем, кроме немцев, по учению нацизма.
Я сижу на скамейке. Рядом со мной гражданин, больной, с палочкой, грызет косточки. Оказалось — бывший продавец.
Злоба дня — сегодняшнее объявление в газете: «От сегодняшнего дня Штадторткомендатура не не будет выдавать пропуски для перевоза пищевых продуктов ни отдельным лицам, ни кооперативным организациям» *).
Хождением за продуктами народ кормился. Теперь прямая смерть, ибо 200 и 100 грамм хлеба (для иждивенцев) такой конец вполне «обеспечивают».
Базар реагировал немедленным поднятием цен — стакан ржи в понедельник стоил 13 руб., сегодня утром — 18–20 рублей.
Гражданин не выдерживает:
— Что же это в самом деле будет?
— Вы о чем?
— Да об этом сегодняшнем объявлении.
— То будет, что должно быть — отвечаю уклончиво. Не знаю, кто он.
— И когда война кончится?
— Наверно, есть такие люди, что знают это.
— Говорят, во время боев на Марне в ту войну какой-то генерал сказал, что Германия проиграла войну. Теперь тоже будет. Ведь английская армия не тронута, а на нашем фронте немцы несут огромные потери. Один немецкий офицер рассказывал, что он нигде не видел столько трупов, как в Ростове.
Мне ясно, что собеседник не опасный человек.
— А вы думали, что Германия выиграет войну?
— Вот мне тоже так кажется. Население против немцев…
— Как против? А перед оккупацией многие из наших болтали, что немцы белые булки дадут и пр. Разве теперь изменишь настроение? — вызываю его на откровенность.
— Между нами говоря, 99% населения Харькова ждет большевиков.
Я окончательно убеждаюсь в его умонастроении и начинаю агитацию. Я говорю, что расклеенные плакаты об «освобождении», о борьбе с большевизмом — брехня, что немцам нужна земля, рынки сбыта, что хотя нам было и трудно, но посмотрите, что мы за 10 лет построили…
— Да, да — прерывает он меня — взять хотя бы Харьков.
— Вот видите — говорю. Победа будет за нами. Большевики — единственная сила, которая спасает сейчас национальную и экономическую независимость нашей страны.
Он слушает с большим вниманием.
— Вот идите и рассказывайте другим — говорю.
И мы расстались, ибо подошли другие и сели.
31.VII.42
8 утра. Иду на работу. В начале Пушкинской гонят партию — 40–50 человек — пленных. Видимо, на работу. Конвой из украинской полиции. Немцы такие функции передоверили сейчас изменникам из наших.
Жутко смотреть на этих несчастных. Босые (их раздели), оборванные, голодные. Еле двигаются. Один отстал. Его поддерживают товарищи.
Останавливаюсь, сморю.
— «Вызволители», смотрите, что делают! — саркастически говорит подошедшая ко мне женщина.
12 часов дня. По Николаевской вверх идет партия арестованных — около 100 человек, — мужчины, женщины, старики и дети. Опять конвой из «наших».
Один старик отстал, его поддерживают двое. Но падают. Полицейский шомполом сверлит в его спину. Не помогает. Падает. Сильно бьет. На перекрестке Николаевской площади и улицы 1-го Мая (Московской) старик совсем упал. Движение приостанавливается. Его бьют. Возмущение стоящих на тротуаре и наблюдающих картину.
Немцы ввели продразверстку…
7.VIII.42
Август. Год тому назад в этот день уезжал на работу в колхоз вместе со студентами. Было хорошо и прочно верилось, что не быть в Харькове немцам…
— Вы не граф Капнист будете?
— А вы откуда меня знаете?
— А вот знаю. Хотите, напомню вам один случай из вашей и моей жизни и тогда, как хотите, признавайте или не признавайте, что знаю?
Разговор происходит в Берлине, в скверике между русским инженером, мобилизованным в Германию, и 77-летним стариком Капнистом — эмигрантом.
— Пожалуйста — отвечает граф.
— Вы ухаживали когда-то за моей матерью. Дело было в Петербурге, в Летнем саду. Здесь состоялось свидание матери с вами. Я был маленьким мальчуганом 7–8 лет. У матери чего-то упало, и вы галантно кинулись поднимать. Этот случай и вы запомнились мне на всю жизнь, — сами знаете, впечатления детства очень ярки и никогда не забываются. — Было это? — закончил инженер.
— Да, было.
— Вот видите.
Капнист приглашает инженера к Скоропадскому, который живет якобы в Берлине. Инженер отказывается.
— Тогда заходите ко мне.
И инженер зашел. Разговор шел на злободневную тему — о перспективах войны, о возможных победителях и побежденных…
— Движению немцев к Волге — начал Капнист — в Англии и Америке только радуются. — Это растягивает их коммуникации и делает более уязвимыми. Союзники помогают большевикам не постольку поскольку. Их цель — обессилить обе стороны и уничтожить.
— Неужели?
— Можете не сомневаться. — Америка — уже это известно — возьмет Украину на 20 лет под протекторат. В России установят политический строй.
— Ну, это если немцы дадут Украину, — говорит инженер.
— Поверьте, что немцы уже перестали верить в свою победу. — Настроение здесь таково…
Этот разговор передал мне на днях Фаворов (?— А.У.) со слов той самой дамы, за которой ухаживал Капнист.
В последние дни у немцев угнетенное состояние. Подоплека? Неизвестно. Но что-то есть…
Толпа на Сумской и Технологической, человек 20–30. Я иду вниз по Сумской. Останавливаюсь… Немец бьет мальчишку, с силой отшвыривая. В чем дело? Возмущенные зрители рассказывают. Мальчишка показал немцу серебряную монету. Ясно, хотел обменять на хлеб. Немец выхватил и хода. Мальчик уцепился. И вот завязалась борьба.
— Изверги, вандалы, — слышатся голоса.
Немец уходит по Театральной площади мимо здания банка, к Пушкинской, мальчишка плача бежит за ним.
В домоуправлении составляется список на отправку женщин от 15 до 50 лет в Германию. Двадцать тысяч немцы мобилизуют «охотников».
Заседание бюджетной комиссии Управы.
9.VIII.42
Воскресенье. Был на огороде. Растет все прекрасно. Мало картофеля. Фасоль плоха.
Читал и думал. На Кубани немцы продолжают двигаться. 30 км. от Краснодара. Адлер, куда уехал институт, таким образом заперт, если не успели уехать. Но их положение ничто по сравнению с моим здесь, в этой удушливой, грабительской немецкой атмосфере.
В районе Ржева наши, видимо, предприняли широкое наступление, ибо немецкая сводка сообщает о «тяжелых оборонительных боях на широком фронте». *)
Читаю «Историю Германского народа».
Лев Николаев: «Под немецким сапогом» (Выписки из дневника: октябрь 1941 г.–август 1943 г.):
Мария Ольшанская