«Без жульничества тоже нельзя возразил Швейк, укладываясь
на соломенный матрац. – Если бы все люди заботились только о
благополучии других, то ещё скорее передрались бы между собой»
(Ярослав Гашек. «Похождения бравого солдата Швейка»)

Немного циничная, но, на мой взгляд, блестящая философская сентенция, а главное — возразить нечему. Чем заканчивались призывы ко всеобщей любви и всеобщему братству, мы уже хорошо знаем. Дай бог любить хотя бы своих близких и детей, да и то далеко не всегда получается, ну а жулики были, есть и будут всегда — такова природа человека, и без этого — никак!

В 1904-м году, в Пражской пивной «У золотого литра», была образована партия «Умеренного прогресса в рамках закона». Среди программных «умеренно прогрессивных» пунктов были и такие:

— Повторное введение рабства,

— реабилитация животных,

— установление государственных учреждений для слабоумных депутатов,

— повторное введение инквизиции и обязательное введение алкоголизма.

Создателем партии был известный фельетонист, написавший уйму юмористических рассказов самого разного качества и под самыми разными псевдонимами, гуляка, пьяница, бродяга, озорной жулик и бессребреник, хорошо известный полиции Ярослав Гашек.

К созданной партии примкнул целый ряд известных представителей Пражской богемы. Они ездили с лекциями: «Прогресс — обоюдоострое оружие, так же как пиво. Люди накинутся на него и не знают, когда остановиться…», организовывали предвыборные митинги со щедрыми обещаниями: «В случае избрания нашего кандидата обещаем выступить против землетрясения в Мексике», — все как полагается. Доставалось и кандидатам в депутаты от других партий: «В другой раз внимательнее приглядывайтесь к тому, с кем купаетесь: в воде всякий голый человек похож на депутата, даже если он убийца».

Гашек констатировал «странную» закономерность — каждый социал-демократический лидер «в борьбе за права пролетариата трогательно тучнеет. Видать, таков уж удел не только социал-демократических вождей, но и вождей всех народных партий вообще» или «Кандидат в депутаты разражался протестами против взимания платы в общественных местах, из-за чего неимущие вынуждены пользоваться «местами еще более общественными»… И еще Гашек отмечал, что с увеличением количества политических партий и увеличением напряженности политической борьбы наблюдается заметный прогресс в хирургии и давал советы:

«Ну а уж если вам оторвут голову, бог с ней, не поднимайте её: в политике голова не нужна…», «если же политический противник выбьет вам зуб, не приходите в отчаянье: когда «политические» противники выбили святой Катаржине все зубы, она стала святою», и резюмировал: «обычно следует, что те, кто оказывается в меньшинстве, провозглашают миру, будто на их стороне моральная победа. Моральную победу одерживает всякий, кому противник переломает ноги».

Мне лично трудно поверить, что это было написано не вчера, а сто с лишним лет назад. Достаточно посмотреть на то, что происходит в соседней с Россией стране, да и не только там!

Ярослав Гашек (чеш. Jaroslav Hašek; 30 апреля 1883, Прага — 3 января 1923, Липнице) родился в малоимущей семье. Его отец был школьным учителем, а затем статистиком в банке, он сильно пил и рано умер. Вследствие этого Ярославу досталась тяжелая наследственность.

Ярмила Майерова-Гашекова

Гашек был женат на чешской журналистке и писательнице Ярмиле Майеровой-Гашековой (дочери скульптора). Они вмести покупали щенков-дворняжек, перекрашивали их, подрезали уши, делали фальшивую родословную и продавали как породистых собак. У них был маленький ребенок, которого Гашек таскал по кабакам, иногда забывая его там. Брак был непрочен, так как терпеть загулы мужа было очень трудно. Последней каплей послужило то, что когда к ним приехали родители Ярмилы посмотреть на внука, Ярослав вышел за пивом и вернулся через три дня. Ярмила ушла от него, не разведясь официально, забрав сына, которому она впоследствии сказала, что отец геройски погиб на войне. Но даже она отмечала, что Гашек был человеком гениальным, на которого надо было смотреть под другим углом зрения.

Некоторые считают юмор Гашека «солдатским», но я совершенно с этим не согласен. Ведь то, что называют «солдатским» юмором, подразумевает грубую похабень, а у Гашека совершенно нет этого, он ухитряется балансировать на тонкой грани, отделяющий настоящий юмор от пошлятины, несмотря даже на то, что речь может идти о «рискованных» темах.

Роман «Похождения бравого солдата Швейка» был практически настольной книгой у мужской части населения моего поколения, но на моем жизненном пути не встретилась ни одна женщина, которой этот роман нравился бы, видимо, слишком уж он был лишен столь любимой женщинами романтики. Да уж, в «романтизме» Гашека трудно упрекнуть — чего только стоит его рассказ о человеке, у которого возлюбленная жила по другую сторону границы и при встрече с автором тот рыдал, что девушка подарила ему кружевной платок, а жандармы-пограничники заставили его в него высморкаться, так как кружева были контрабандным товаром. При следующей встрече он громко закричал: «Вы слышали: она подала на меня на алименты!» Вот и вся романтика. Хотя и у Гашека встречаются трогательно философские строки:

«Достаточно взглянуть на божий свет, увидеть тучки на горизонте и громоздящиеся вдали горы, услышать рев лесного водопада и пение птиц, как невольно на ум приходит мысль: что представляет собой капитан по сравнению с великолепием природы? Такой же нуль, как и любой зауряд-прапорщик».

По работе в России я был связан с Братиславскими коллегами, но они Гашека не знали, чем я был невероятно удивлен; а когда позднее я совершил туристическую поездку в Прагу, то местный гид, говорящий по-русски, сказал, что они удивлены, почему этот роман приобрел такую невероятную популярность в России. А правда, почему? Может, атмосфера в Австро-Венгерской империи, управляемой впадающим в детство императором Францем Иосифом, которого чехи называли «старик Прохазка» (Прогулкин), из-за любви прохаживаться по Карлову мосту во время его визитов в Прагу, очень походила на атмосферу в СССР, управляемом кремлевскими маразматиками, насыщенную лживым патриотизмом, лозунгами, над которыми все смеялись и в которые никто не верил; а еще бессмысленная война. А может, эти байки в книге более напоминали анекдоты, близкие русской душе, которые составляли целый пласт культуры, с парадоксальным и часто анархическим взглядом на мир, и были отдушиной для людей.

Вот что Швейк рассказывал о любимом Франце Иосифе:

«– Он того… – тоном эксперта дополнил Швейк. – Ходит под себя, и кормить его приходится, как малого ребенка. Намедни в пивной один господин рассказывал, что у него две кормилицы, и три раза в день государя императора подносят к груди».

Швейк — это образ человека, который, кося под дурачка, претворяет в жизнь патриотические призывы официальной власти, говорит простодушно все, что власть хочет услышать, и, как следствие — той же властью признан сначала преступником, затем сумасшедшим и, наконец, получает изумительный диагноз: «слабоумный симулянт»!

«Впрочем, всякий, кто в эту минуту взглянул бы на Швейка, должен был прийти к заключению, что предполагать у человека с такой наружностью существование каких бы то ни было документов – вещь невозможная. У Швейка был такой вид, словно он упал с неба или с какой-нибудь другой планеты и с наивным удивлением оглядывает новый, незнакомый ему мир, где от него требуют какие-то неизвестные ему дурацкие документы».

В тоже время Швейк, со свойственной ему прагматичной народной смекалкой, с умным видом, был не чужд порассуждать и на естественно-научные темы:

«– Пятна на солнце действительно имеют большое значение, – вмешался Швейк. – Однажды появилось на солнце пятно, и в тот же самый день меня избили в трактире «У Банзетов», в Пуслях. С той поры, перед тем как куда-нибудь пойти, я смотрю в газету, не появилось ли опять какое-нибудь пятно. Стоит появиться пятну – «прощаюсь, ангел мой, с тобою», я никуда не хожу и пережидаю. Когда вулкан Монпеле уничтожил целый остров Мартинику, один профессор написал в «Национальной политике», что давно уже предупреждал читателей о большом пятне на солнце. А «Национальная политика» вовремя не была доставлена на этот остров. Вот они и загремели!»

Интерес к этой тематике жив и по сей день, как и интерес народа к «неопознанным летающим объектам». НЛО — это наше все! Когда уходит вера, то на смену приходят инопланетяне и «пятна на солнце».

Гашек в пивной с друзьями (второй справа)

И еще: будучи главным редактором журнала «В мире животных», Гашек придумывал несуществующих обитателей фауны, и на гневные письма оппонентов отвечал фальшивыми, наглыми цитатами из знаменитой книги-энциклопедии Брема. Среди прочего, Гашек изобрел муху с шестнадцатью крыльями, восемью из которых она обмахивалась, как веером, и древнего ящера «Идиотозавра». Здесь он действовал по принципу героя Марка Твена «Как я редактировал сельскохозяйственную газету». На мой взгляд, юмор Гашека имеет нечто общее с юмором великого Марка Твена: тот же очень скептический, лишенный иллюзий взгляд на человеческую природу. Марка Твена и Гашека можно считать основоположниками столь популярного в настоящее время «черного юмора». Марк Твен любил дописывать жуткие концы к умильным воспитательным рассказам для детей. Большинство россказней Швейка, начинавшихся как забавная история, заканчивались каким-нибудь ужасом. Как, например, рассказ о цыгане, которого арестовали за кражу офицерского белья, а потом перепутали дела в следственной части и расстреляли за мятеж в полку. Потом его «реабилитировали», перенесли тело с тюремного кладбища и захоронили на церковном. Относительно «реабилитаций» Гашек был просто провидцем, ведь это писалось в начале двадцатых годов прошлого века. А сцена допроса Швейка, подозреваемого в шпионаже, наверное, была в учебниках у будущих следователей НКВД!?

«– Трудно ли фотографировать вокзалы? – Легче, чем что другое, – ответил Швейк. – Во-первых, вокзал не двигается, а стоит на одном месте, а во-вторых, ему не нужно говорить: «Сделайте приятную улыбку». С похмелья вахмистр в своём донесении о фотографировании всё больше и больше запутывался. Он писал: «Из показаний арестованного совершенно ясно вытекает, что только неимение при себе аппарата помешало ему сфотографировать железнодорожные строения и вообще места, имеющие стратегическое значение. Не подлежит сомнению, что свои намерения он привёл бы в исполнение, если б вышеупомянутый фотографический аппарат, который он спрятал, был у него под рукой. Только благодаря тому обстоятельству, что аппарата при нём не оказалось, никаких снимков обнаружено у него не было».

Первая мировая война

«И ефрейтор слегка коснулся темы о прогрессе, о том,
до чего люди дошли и как один другого обставляет,
и затем развил новую теорию о том, что война –
великое благо для всего человечества,
потому что заодно с порядочными людьми
перестреляют многих негодяев и мошенников.
– И так на свете слишком много народу, – произнёс он глубокомысленно.
– Всем стало тесно, людей развелось до чёрта!»

«– Так-то, ребята, – стал рассказывать дед,
когда все уселись вокруг печки,
в которой варилась картошка в мундире.
– В те поры дед мой, как вот твой солдат, тоже дезертировал»
(Ярослав Гашек. «Похождения бравого солдата Швейка»)

Существует понятие — «потомственный аристократ». В Советском Союзе культивировалось понятие — «потомственный рабочий» (рабочая династия), а вот понятие «потомственный дезертир» принадлежит исключительно Ярославу Гашеку. Старик (из эпиграфа), дед которого дезертировал еще с Наполеоновских, войн, смело может считать себя представителем династии дезертиров!

28 июля 1914 года началась Первая мировая война, унесшая невероятное количество жизней. Война, которая не была нужна ни одной из сторон и имела неясные цели. Война, причиной которой во многом были семейные распри и личная неприязнь среди родственных неумных королевских семейств, восходивших к английской королеве Виктории (называемой «Бабушкой Европы»).

В самом начале войны Гашек зарегистрировался в одном из Пражских отелей как Лев Николаевич Тургенев и целью визита назвал ревизию Австрийского Генерального Штаба. Его немедленно арестовали. В это время в Праге Гашек, по-видимому, пересекался с одним из героев его будущего романа, военным священником (фельдкуратом), крещеным евреем Отто Кацем, который, будучи в изрядном подпитии, орал: «Кто из вас умер, пусть явится в течение трёх дней в штаб корпуса, чтобы труп его был окроплён святой водой… — и замолк, норовя упасть носом на тротуар». A еще фельдкурат постоянно спрашивал: «Сегодня у нас понедельник или пятница?» Гашек перебрал все способы откосить от призыва, все способы симуляции (они замечательно описаны в его романе), но его постигла неудача. Немецкая призывная машина работала жестко:

«— Уберите этого симулянта, — приказал Баутце <немец-врач призывного пункта>, когда удостоверился, что тот умер» (Ярослав Гашек «Похождения бравого солдата Швейка»).

Ярослав Гашек — солдат
Австро-Венгерской армии

В 91-й пехотный полк, расквартированный в Ческе-Будеевицах, Гашек прибыл в арестантском вагоне и в цилиндре на голове. Там он получил должность помощника писаря, что позволило ему увиливать от учений. В полку служили многие из персонажей его будущего романа, некоторые сохранили свои фамилии, а некоторые нет. Сам полк был обессмертен его романом. В полку он близко сошелся с денщиком поручика Лукаша Франтишеком Страшлипкой, который и стал прототипом Швейка, а Лукаш — одним из главных героев романа. Лукаш, будучи чехом, «считал чешский народ своего рода тайной организацией, от которой лучше всего держаться подальше». (Евреи, жившие в послевоенном СССР, тоже чувствовали себя представителями «тайной организации»).

Однажды Гашеку пришлось поучаствовать в боевых действиях в Галиции, и он даже был награжден медалью за храбрость и получил чин ефрейтора. Излишне говорить, что чехи, входящие в Австро-Венгерскую империю на правах презираемого пасынка, совершенно не собирались складывать голову за ненавидимых немцев, массово сдавались в плен русским и дезертировали. Жалобы на самодурство военного командования и просьбы прислать комиссию для разбирательства ни к чему не приводили.

«И мы, рота за ротой, шагали, равнение направо, на полковника, рука на ремне ружья, и орали что есть мочи: «Мы, мерзавцы, думали, что нам эта комиссия поможет. Ни хрена она нам не помогла!» (Ярослав Гашек. «Похождения бравого солдата Швейка»).

В сентябре 1915 года Гашек вместе со Страшлипкой добровольно сдался в плен. Сначала Гашека поместили в лагерь военнопленных под Киевом в Дарнице, а затем перевели в Самарскую губернию. Там он заболел тифом, но выжил. На территории Российской Империи в самом начале войны проживало значительное количество чешских иммигрантов и колонистов. Они обратились к императору Николаю Второму с просьбой об организации «Чешской дружины», готовой воевать в составе русской армии. Инициатива была поддержана, и уже в октябре 1914 года «Чешская дружина» под командованием русских офицеров выступила на фронт и приняла участие в Галицийской битве. В марте 1915 года главнокомандующим русской армии Великим Князем Николаем Николаевичем было разрешено принимать в дружину перебежчиков и военнопленных чехов и словаков, изъявивших желание воевать против немцев. В результате дружина была развернута в 1-й стрелковый полк имени Яна Гуса, а затем и в бригаду, которая стала самостоятельной боевой единицей. Среди легионеров были будущие политические деятели Чехословакии, такие как Людвик Свобода (президент ЧССР в 1968–1975, трижды Герой ЧССР, Герой Советского Союза, Народный Герой Югославии) и печально известный Ян Сыровый, выдавший адмирала Колчака эсерам, бывший премьером Чехословакии во время «Мюнхенского сговора». Гашек тоже вступил в ряды Чешского легиона.

Чешский легион и Гражданская война в России

«Народ ворчит, вся муть всплыла со дна»
(Шекспир. «Гамлет»)

После победы Февральской революции Временное правительство очень лояльно отнеслось к Чехословацкому корпусу и позволило ему действовать как самостоятельной боевой единице, подчиняющейся Чехословацкому Национальному Совету (ЧСНС), созданному в 1916-м году во Франции. Главой Национального Совета был Томаш Массарик, будущий первый президент Чехословацкой республики. Корпус к тому моменту насчитывал до 50 тысяч бойцов — достаточно внушительная военная сила, учитывая немецкую выучку, дисциплинированность и мотивацию. Во всех частях корпуса вводился французский дисциплинарный устав и русский командный язык. Во время провального июньского наступления Керенского в Галиции в 1917-м году чехословацкий корпус был едва ли не единственным, кто добился успеха, прорвав фронт в районе города Зборов. Ярослав Гашек тоже участвовал в этой битве и был награжден Георгиевским крестом 4-й степени.

Российская же армия стремительно разлагалась. После Октябрьского переворота Чехословацкий легион попал в сложное положение. Чехи заявили о безоговорочной поддержке Временного правительства и даже участвовали в уличных боях в Киеве вместе с юнкерами военных училищ. Потом Чехословацкий Национальный совет принял решение подчинить корпус Французскому командованию и не принимать участие в начинающейся гражданской войне. Было решено передислоцировать корпус во Францию (на самом же деле чехи и словаки мечтали любым путем «свалить» на родину из охваченной анархией несчастной страны). Напрямую это было сделать невозможно из-за продолжавшейся войны в Европе. Путь через российский север не подходил из-за хозяйничанья там немецких подводных лодок. Решено было совершить эвакуацию по Транссибирской железной дороге до Владивостока, а далее — водным путем в Европу.

В марте 1918 года руководство корпуса подписало с представителем Совета Народных комиссаров И. Сталиным соглашение о беспрепятственной эвакуации во Владивосток, при условии нейтралитета и сохранения небольшого числа оружия для самозащиты. К маю 1918 года чешские эшелоны растянулись на тысячи километров от Пензы до Владивостока, фактически заблокировав железную дорогу. Много было вагонов с захваченным добром: на войне мародерство — дело святое! Вскоре Совнарком под давлением немецкого командования, боявшегося появления на фронте 50-тысячного корпуса, нарушил соглашение и стал требовать остановки эвакуации. Чехи прекратили сдавать оружие и подняли восстание, небезосновательно решив, что большевики хотят их передать немцам. Лев Троцкий посылал грозные приказы, требуя сдать оружие, угрожая расстрелами, но чехи плевали на эти угрозы, они сами могли кого угодно расстрелять, так как в то время не было силы, способной их остановить. Они с легкостью захватывали города и узловые железнодорожные станции. На всем пути их движения стремительно рушилась Советская власть. Фактически восстание чешского легиона послужило детонатором начала гражданской войны на востоке России.

Вот что писал очевидец, житель Иркутска:

«Утром 12 июля Иркутск являл картину большого оживления. Это так ярко контрастировало с тем, что было здесь еще недавно, в пору «осадных дней». В этот день я впервые увидел чехословацких солдат, которые маршировали по улицам города в боевом снаряжении стройными, тесными рядами. За время революции я привык видеть расхлябанных русских солдат, шлявшихся разболтанным шагом, в неряшливом виде, и появление теперь чехословаков, тщательно экипированных, умеющих держать красивый строй, весьма импонировало жителям города. <…> Фактическая власть в городе сосредоточилась теперь в руках генерала Гайды, командующего чехословацкими силами, и генерала Пепеляева».

В январе 1920 года чешские эшелоны пересеклись с отступающей армией адмирала Колчака. В их руки попал и сам Колчак, и треть золотого запаса России (так называемое «золото Колчака», захваченное полковником Капелем в Казани). В то время золотой запас России был самый большой в мире.

Вступление Чехословацкого корпуса в Иркутск 12 июля 1918 года

В Иркутске эсеровский «Политцентр» потребовал выдачи Колчака, угрожая взорвать Байкальские железнодорожные туннели. Тут чехи пошли на подлость, сдав своего товарища по оружию в Первую Мировую эсерам. Колчак был расстрелян. Последний эшелон с легионерами вернулся в Чехословакию в конце 1920 года, однако Ярослава Гашека среди них не было.

[Судьба «золота Колчака» до сих пор вызывает споры. По одним сведениям — золото передали большевикам, по другим — часть золота попала в Швецию и Японию. Некоторые историки считают, что вагоны с золотом лежат на дне озера Байкал — как результат партизанской диверсии. Существует даже такая точка зрения, что золото было присвоено чехами, и это обусловило быстрый экономический подъем новой Чехословацкой республики.]

Комендант города Бугульмы и вторичный брак

«Наберите команду плыть в рай и попробуйте
сделать стоянку в аду на какие-нибудь два
с половиной часа, просто чтобы взять угля,
и, будь я проклят, если какой-нибудь
сукин сын не останется на берегу»
(Марк Твен)

Очень небольшая группа чехов (около 200 человек), поддавшись революционной пропаганде, осталась в России. Среди них был Ярослав Гашек и будущий коммунистический президент Чехословакии Клемент Готвальд. Не думаю, что Гашек мог быть подвержен чему-либо влиянию с его видением изнанки человеческой натуры, просто он был в душе актером, менял маски, форму, головные уборы, политические партии, только его подмостками была сама жизнь. Он мог вживаться в разные образы, писать какие угодно политические манифесты и, видимо, ему нравилась атмосфера царившей анархии, так подходящая его природе.

Ярослав Гашек — красный комиссар

Что Гашек делал в Красной Армии — овеяно слухами и легендами. По одной из легенд, чехи объявили его предателем, и ему пришлось скрываться на одном из хуторов под видом полоумного сына немецкого колониста. Достоверно известно, что он оказался при политотделе 5-й армии Восточного фронта. С ним произошла метаморфоза: он бросил пить. В декабре 1918 года его назначили комендантом города Бугульма Самарской Губернии (ныне в республике Татарстан). Этим мы обязаны его замечательному циклу из девяти рассказов «Комендант города Бугульмы».

На вопрос, где находится город Бугульма, председатель Реввоенсовета ответил:

«Думаете, у меня только и забот, что помнить, где лежит какая- то там Бугульма?»

В провожатые Гашеку дали двенадцать чувашей, устрашающего вида революционных защитников. Сначала они плыли на пароходе по реке, причем, один из чувашей напился и утонул, а потом пошли пешком.

Тут второй чуваш сбежал домой. Проходя через деревню, где жили черемисы (язычники), христиане-чуваши приволокли к Гашеку старосту с тремя белыми белками в клетке (символами веры черемисов) с требованием, чтобы Гашек его крестил. Гашек покропил его водой, а белок сварили и съели. Черемисы были не сильно огорчены, так как белок в лесах было «навалом».

Следуя рассказу Гашека, в городе Бугульма в тот момент царило безвластие: белые ушли, а красные не решались занять город, опасаясь засады. Градоначальник готовился с хлебом-солью встречать любую власть, лишь бы пощадили город. Гашек в сопровождении оставшихся десяти человек охраны занял город и приступил к своим обязанностям.

В городе проживали русские, татары, башкиры, чуваши и мордовцы. Надо отметить, что Гашек был полиглотом и с легкостью осваивал местные языки.

Через три дня после начала комендантства Гашека произошло несчастье: в город, наконец, вошел, стреляя в воздух, Революционный Тверской полк, ранее не решавшийся занять город. Командиром полка был товарищ Ерохимов, который сам хотел быть комендантом и предложил Гашеку стать его замом, угрожая в случае отказа немедленным расстрелом. По этому поводу Ерохимов издал следующий приказ:

«Всему населению Бугульмы!
Сегодня мною занят город Бугульма, и я беру управление городом в свои руки. Бывшего коменданта за неспособность и трусость я отстраняю от должности и назначаю его своим адъютантом.
Комендант города Ерохимов».

Не зная, что делать далее, Ерохимов предложил провести поголовные обыски. Вместо этого Гашек предложил заняться образованием населения. Тогда появился второй приказ:

«Всему населению Бугульмы и уезда!
Приказываю, чтобы все жители города и уезда, которые не умеют читать и писать, научились этому в течение трех дней. Кто по истечении этого срока будет признан неграмотным, подлежит расстрелу.
Комендант города Ерохимов».

Невозможно поверить, чтобы автор этого рассказа питал хоть малейшие иллюзии по отношению к большевицкой власти.

С войсками 5-й армии Гашек прошел по городам Уфа, Красноярск, Омск и Иркутск. Всюду он занимался политической агитацией среди местного населения; он даже стал издавать газету на бурятском языке (подозреваю, что он был ее единственным читателем, в связи с «поголовной грамотностью»).

Политотдел 5-й Красной армии (Я. Гашек в первом ряду третий справа)

В Уфе Гашек познакомился с молоденькой наборщицей типографии Александрой Львовой. Судя по всему, она была женщиной из простой семьи, полной и ширококостной, общительной и любительницей погулять. Гашек называл ее Шуленькой. Он предложил ей руку и сердце и официально зарегистрировал брак, находясь с ней в Красноярске, в мае 1920 года. Его не смущало, что он был старше ее на 15 лет, что уже был официально женат: он просто не брал эти «условности» в голову. Как оказалось позже, Александра стала хорошей, заботливой женой и служила Гашеку опорой в последние годы жизни.

Гашек и Александра Львова. 1920-й год

Возвращение на родину

«Вернувшись на родину, я узнал, что был
трижды повешен, дважды расстрелян и
один раз четвертован дикими повстанцами
киргизами у озера Кале-Исых. Наконец меня
окончательно закололи в дикой драке с
пьяными матросами в одесском кабачке»
(Ярослав Гашек)

Ярослав Гашек с сыном Рихардом.
1921-й год

В декабре 1920 года Гашек с молодой женой вернулся в Чехословакию, видимо, вдоволь насытившись ролью «пламенного защитника революции», а может, «кожей» почувствовал, к чему идет дело в России. Официальным предлогом отъезда из России была пропаганда революционных идей за рубежом. Естественно, он никого пропагандировать не собирался, а прямо пошел к друзьям, в кабак. Они считали его погибшим страшной смертью. Он вновь начал пить. Пытался возобновить взаимоотношения с первой женой и сыном Рихардом. Наказания за двоеженство он избежал благодаря тому, что в Чехословакии российские законы не признавались. Но первая жена не хотела, чтобы он общался с сыном. Она сказала Рихарду, что Ярослав — ее коллега. Гашек предлагал ей стать его любовницей, но та отказала. Свиданий с сыном он все-таки добился.

Гашек начал писать «Швейка» и публиковать частями. Неожиданно роман получил больший успех, и Гашек стал получать неплохие гонорары. Он сумел купить небольшой дом в маленьком городке-деревне Липнице-над-Сазавоу, где стал жить со своей второй женой и работать над «Швейком». Роман писался сразу набело и тут же шел в издательство. Чешская пресса объявила роман безнравственным, но, тем не менее, к 22-му году первый том выдержал четыре издания, а второй — три. Последняя, четвертая часть, осталась незавершенной.

Здоровье Гашека начало стремительно ухудшаться. Он не хотел обращаться к врачам, много пил и ел, поправился до более ста килограммов, начались проблемы с почками и печенью. 3 января 1923 года он умер в возрасте 39 лет, вдоволь посмеявшись над окружающим миром. На похоронах был только один из его пражских друзей, остальные посчитали известие о его смерти мистификацией. После смерти Гашека его жены судились за возможность получать его литературные гонорары. Они поделили наследство приблизительно пополам и неплохо существовали на эти деньги. Ярмила Маерова тоже умерла молодой в возрасте 44-х лет. Александра Львова впоследствии вторично вышла замуж за врача со смешной для русского уха фамилией Заплатил. Потом он ее бросил, а она дожила до немецкой оккупации Чехословакии и очень бедствовала, так как «Швейк» был запрещен при нацистах и гонорары прекратили поступать. По некоторым сведениям, Александра Львова умерла в 1965-м году в доме для престарелых, а внук и правнук Гашека владеют рестораном в Липнице.

Гашек со второй женой незадолго до его смерти

Наследие

«Пусть было, как было, — ведь как-нибудь да было!
Никогда так не было чтобы никак не было»
(Ярослав Гашек. «Похождения бравого солдата Швейка»)

Последнюю, неоконченную часть по просьбе издательства завершил его друг Карл Ванек (тоже бывший военнопленный), а также написал роман «Приключения бравого солдата Швейка в русском плену», но книга успеха на не имела: масштаб дарования был не тот. Художник Йозеф Лада сделал иллюстрации к роману, ставшими классическими. «Швейк» был переведен на 50 с лишним языков и стал самой популярной чешской книгой за рубежом, хотя сами чехи относятся к нему с прохладцей: уж очень негероичен «национальный герой». В СССР роман был издан тиражом более 5 миллионов. Во многих городах России, включая Москву и Санкт-Петербург, Иркутск, Омск и т.д. существуют улицы имени Гашека и множество мемориальных досок на домах, где он жил или выступал. На некоторых есть надпись: «чешскому писателю-коммунисту». Да уж, коммунист он был тот еще! В Бугульме есть памятник Гашеку, сидящему на скамейке. В Чехословакии первый памятник Гашеку был поставлен только в 2005-м году в Праге. И еще множество памятников поставлено Швейку, например, в центре Самары. В СССР в честь писателя были выпущены почтовые марки. В мире существует два мемориальных музея Ярослава Гашека: один — в городе Бугульма, а другой организовал его сын Рихард в Липнице, в доме, где жил и умер писатель.

На опрос, проведенный в мире: с чем у вас ассоциируется Чехия, первые три места получили ответы: чешское пиво, чешский хоккей и солдат Швейк.

В настоящее время стало модным рассуждать о «национальной идее» и о путях ее обретения. Собираются умные на вид люди и серьезно все это обсуждают, хотя, на мой непросвещенный взгляд, такую «национальную» или «многонациональную» идею давно замечательно и очень кратко сформулировал Ярослав Гашек, вложив ее в уста пьяного «в дупель» фельдкурата Отто Каца во время его проповеди с потрясающим названием «О тернистом пути греха»:

«Помните, скоты, что вы люди!»

Кратко и емко. Если бы человечество прислушалось к этому совету, то жизнь могла бы стать лучше и приличнее. Хотя все это пустые иллюзии и будет, как было.

На авторской странице Владимира Шлаина вы можете найти ссылки на все предыдущие его публикации в нашем журнале.

(Мария Ольшанская)