Борис Лукьянчук

О стихах Кирсанова
и маятнике Капицы



Википедия сообщает, что важнейший признак неискренности — несогласованность между словесными заявлениями и невербальными знаками (жестами, мимикой, интонацией), которые говорящий не всегда может контролировать.

В поэзии невербальные знаки, обусловленные ритмикой и интонацией, играют колоссальную роль. То исходное «мычание», которое согласно Маяковскому, предшествует вербальному закреплению поэтического впечатления, несет в себе колоссальную энергетику, которая так или иначе передается читателю (в физике аналогичный эффект называется «захватом частоты» или «вынужденной синхронизацией мод», когда внешний сигнал с частотой отличной от собственной частоты системы, устанавливает «единый ритм совместного существования»). Такая «вынужденная синхронизация мод» в фонетике, обусловленная взаимодействием сегментных и супрасегментных фонетических компонент, оказывает влияние на восприятие поэтической синтагмы. Известно, что мотив стиха уже сам по себе, как музыка, может «навевать» ощущение счастья, беспричинного веселья или же, наоборот, ощущение безысходного одиночества. Это хорошо понимал Пушкин. Его Моцарт говорит:

Да, Бомарше ведь был тебе приятель;
Ты для него «Тарара» сочинил,
Вещь славную. Там есть один мотив… 
Я все твержу его, когда я счастлив…

Это фраза, потрясающая по поэтическому прозрению, по этому брошенному, как бы невзначай, «Там есть один мотив…» (какие выразительные многоточия!), она исключительно важна для понимания сути поэзии. Речь идет о той фонетической составляющей поэзии, которая остается как бы за скобками при чтении стихов глазами. Есть стихи, которые непременно следует читать вслух. Бродский когда-то отметил, что поэзия Ахмадулиной неразрывно связана с ее голосом. Этот же эффект можно передать музыкально. Прочтите:

По улице моей который год
звучат шаги — мои друзья уходят.
Друзей моих медлительный уход
той темноте за окнами угоден.

Если вы не услышали «один мотив», немедленно прекращайте чтение этой заметки.

О одиночество, как твой характер крут!
Посверкивая циркулем железным,
как холодно ты замыкаешь круг,
не внемля увереньям бесполезным.

Кстати, железный циркуль явился со знаменитого портрета Иоганна Кеплера.


Фонетика стихотворения играет колоссальную роль в творчестве Кирсанова. Когда о нем говорят, как о «циркаче стиха», то часто имеют в виду его графическое стихотворение «Мой номер» (слева на странице). На самом же деле Кирсанов не столько графический, сколько фонетический эквилибрист, взгляните на потрясающую периодичность фонем: «Жизнь, вскрик! Мышц скрип, стон! Мир скрыт, лишь крик стогн!» (А какая перебивка гласных «И»-«Ы» в последовательности И-И-Ы-И-О! И-Ы-И-И-О! Это уже чисто музыкальные средства!)


То, что он делает на проволоке строки, имеет глубокую научную аналогию, связанную с эффектом устойчивости. Всем известен маятник, который совершает периодические колебания. Маятником может быть любой стержень с грузиком на конце. Маятник колеблется вокруг устойчивого положения равновесия. Если же стержень закрепить внизу, а груз поместить сверху, то такое положение является неустойчивым. Однако если точку подвеса заставить быстро вибрировать, то такой маятник начнет качаться «вверх ногами» как обычный маятник. Впервые это было продемонстрировано в опытах П.Л. Капицы1) в 1951 г. и такой прибор часто называют «маятником Капицы».

Тот, кто в детстве удерживал на кончике пальца стоящую палку, по существу, воспроизводил эффект маятника Капицы. Этот же эффект используют канатоходцы — для устойчивости необходимо, чтобы точка опоры дрожала.

Эти дрожания такие быстрые, что они не воспринимаются глазом, но именно они превращают неустойчивое положение маятника в устойчивое.

Стихотворение Кирсанова можно переписать в обычной, неграфической форме.

Номер стиха на экзамен цирку
ареной чувств моих и дум —
уверенных ног расставляя циркуль
по проволоке строчки, качаясь, иду.

Зонт Звон золот. зонт. Круг рук мертв. вёрт. 
Шаг… Флаг. Сталь. Стал. Взвизг! Вниз!
Жизнь, вскрик! Мышц скрип, стон!
Мир скрыт, лишь крик стогн!

Всю жизнь глядеть в провал пока
в аорте кровь дика!
Всю жизнь — антрэ, игра, показ!
Алле! Циркач стиха!

В стихотворении есть обыкновенные «длинные» рифмы: цирку — циркуль, и дум — иду, и т.д. Однако устойчивость этому стихотворению придаёт высокочастотный ритм: зонт-звон, золот-зонт, и обратите внимание на выразительное многоточие после слова «шаг…» перед «флаг», это замирание и есть момент угрозы, когда устойчивость пропадает! Восстановить её можно лишь новыми частыми вибрациями: сталь-стал, взвизг-вниз. Кирсанов фонетически исключительно точно передает поведение канатоходца. По сути, он реализовал фонетический эквивалент маятника Капицы на уровне поэзии. Кирсанов не был первым поэтом, который сделал такое фонетическое открытие. Эту технику раньше использовал Хлебников: «Вечер. Тени. // Сени. Лени. // Мы сидели, вечер пья. // В каждом глазе — бег оленя. // В каждом взоре — лёт копья». Фактически эта техника была известна ещё в древнерусском стихе, её с успехом использовали скоморохи. У Кирсанова такая техника систематически используется в поэме «Сказание про царя Макса-Емельяна». Я хорошо помню спектакль Марка Розовского, поставленный в 1968 году Эстрадной Студией МГУ «Наш дом». Хотя я не видел новой постановки в театре «У Никитских ворот», но я теперь по-новому осмысливаю слова Розовского: «Без Бахтина я бы этот спектакль, честное слово, не сотворил». Эстетический эффект спектакля связан не только с «карнавальностью», но и с чувством восторга, проистекающим от фонетического «захвата частоты», когда маятник качается «вверх ногами». Цирк, да и только!

Можно вспомнить, что высокочастотная модуляция синтагмы используется в частушках (недаром же «частушка» от «частить»). Маяковский вводил высокочастотную компоненту синтагмы графически (лесенка Маяковского). Несомненная заслуга Кирсанова состоит в том, что он «поднял планку». В стихотворении «Мой номер» он использовал сразу и графическую и фонетическую высокочастотные модуляции. Строительный материал стихов Кирсанова содержит также мастерское использование пунктуации. Конечно, многие поэты заставляли выразительно работать пунктуацию, например, Бунин мастерски использовал запятые, а Цветаева — тире и дефисы. Но Кирсанов сумел использовать весь арсенал пунктуации — и многоточия, и скобки («Строки в скобках»), и даже пробелы: «Ев тушенку, вспоминал Евтушенку». Его стихи — пример фонетического и графического совершенства — циркач стиха, артист высочайшего класса. Все эти цирковые штучки не просто технические трюки, они расширяют арсенал средств выразительности в палитре поэта. Как писал Виктор Шкловский — лишний звук показался хорошим подарком даже для бога.

В заключение мне хочется упомянуть спектральную высокочастотную модуляцию, возникающую при написании слов различными шрифтами и цветами. По-видимому, первым, кто использовал такую технику был Стефан Малларме в поэме «Бросок костей». Поль Валери в своих «Литературных воспоминаниях» пишет: «Малларме долго размышлял над литературными приемами, которые позволили бы нам, листая типографский альбом, вновь обрести состояние, которое нам сообщает оркестровая музыка; и при помощи необычайно продуманного, необычайно искусного сочетания материальных возможностей средств письма, при помощи совершенно нового и глубоко продуманного расположения пустот, заполненных пространств и пробелов, различных шрифтов, прописных и строчных букв, курсива и т.д. ему удалось создать произведение, внешний вид которого завораживал. Конечно, при беглом чтении этой литературной партитуры, прослеживая движение этой визуальной поэмы, некоторые слова и пассажи которой перекликаются, будучи выделенными одинаковым шрифтом (их можно заметить на расстоянии, как мотивы или тональность в музыкальном отрывке), мы постигаем услышанное, нам кажется, что мы слышим симфонию совершенно нового вида. И тут понимаешь, насколько драгоценно было бы достичь в поэзии умения возвращать, скреплять, продолжать тему за темой и объединять независимые партии единым замыслом. Малларме осмелился оркестровать поэтическую мысль».

Над этой техникой размышлял Бродский2). Идея Малларме получает развитие в интернет-публикациях, которые, по существу, представляют новое синтетическое искусство (см., например, статью «Театр Марии О. или третий плач защемлённой консоли»). Здесь есть масса неопробованных идей и колоссальное поле для технических экспериментов. Можно вводить модуляцию не периодически, а стохастически, случайным образом, например, в верлибрах, для фонетической реализации эффекта, известного в физике, как «Андерсоновская локализация»3). Технические методы усиления поэтического впечатления ещё далеко не исчерпаны. Правда, некоторые поэтические впечатления хочется не столько усиливать, сколько наоборот, глушить. Но это тема для совсем другой статьи.


Примечания:

1) В СССР было хорошо известно имя академика Петра Леонидовича Капицы, получившего одну за другой две Сталинские премии (1941 и 1943), дважды удостоенного звания Героя социалистического труда (1945 и 1974), лауреата Нобелевской премии по физике (1978).

2) «Я начал задаваться вопросом: способна ли одна форма искусства изобразить другую, может ли визуальное удержать семантическое?» … «То, что взирало на меня со страницы, было лицевым эквивалентом рифмованного двустишия, истины, которая лучше познается сердцем» (Иосиф Бродский «Поклониться тени»).

3) Филипп Андерсон (Нобелевская премия по физике 1977 г.) показал, что при определенных условиях так называемые свободные электроны в аморфном теле связываются в некоторых специальных положениях — явление, ныне известное как локализация Андерсона.


Под одним небом

Есть у нас в журнале традиция — особо отличившихся авторов поздравлять с днем рождения. Вначале сама придумывала им подарок, а потом решила, что подарок они могут сделать себе и самостоятельно, а я предоставлю им место для внеочередной странички. Вдохновленные очередной приятной датой, авторы пишут что-то новое или показывают мне что-то старое, чего я раньше не видела. Эссе Бориса Лукьянчука, сооснователя журнала, его первого автора, появится в выпуске накануне его очередного дня рождения. О Семене Кирсанове мы уже писали раньше, и ниже я дам ссылки на все публикации. Тем интересней продолжить тему размышлениями физика и поэта на стыке физики и поэзии.

Небольшой подарок я все же Борису приготовила. Песня, которую будут слушать он и наши читатели, печальная, конечно, но так совпало в этом году, что печальные песни только и вспоминаются. Стихотворение «Под одним небом» Семена Кирсанова всплыло в моей памяти в связи с событиями в Японии, а песню исполнила композитор из Петербурга Татьяна Алешина на концерте 23 ноября 1998 года в театре Елены Камбуровой. В нашей первой публикации «Рифмы и Музы Семена Кирсанова» звучат еще три песни в ее исполнении, там же и короткий рассказ о ее творчестве.

Под одним небом на Земном Шаре мы с тобой жили,
где в лучах солнца облака плыли и дожди лили,

где стоял воздух, голубой, горный, в ледяных звездах,
где цвели ветви, где птенцы жили в травяных гнездах.

На Земном Шаре под одним небом мы с тобой были,
и, делясь хлебом, из одной чашки мы с тобой пили.

Помнишь день мрака, когда гул взрыва расколол счастье,
чернотой трещин — жизнь на два мира, мир на две части?

И легла пропасть поперек дома, через стол с хлебом,
разделив стены, что росли рядом, грозовым небом…

Вот плывут рядом две больших глыбы, исходя паром,
а они были, да, одним домом, да, Земным Шаром…

Но на двух глыбах тоже жить можно, и живут люди,
лишь во сне помня о Земном Шаре, о былом чуде —

там в лучах солнца облака плыли и дожди лили,
под одним небом, на одном свете мы с тобой жили.



Ссылки на ранее опубликованное в журнале:

1. Очерк «Рифмы и Музы Семена Кирсанова» (стихи, воспоминания, немного сведений о личной жизни и очень удачное музыкальное сопровождение).

2. Небольшая шутка-capriccio под названием «Служили два товарища в однем и тем полке…» (Семен Кирсанов и Кирилл Ковальджи).

3. Поэтическая композиция «Приду в четыре», — сказала Мария…» (стихи трех поэтов о ситуации ожидания).

Мария Ольшанская