Мария Ольшанская

«В жизни всё происходит вдруг…»

(о «заказном письме» Борису Лукьянчуку)

Шесть с половиной лет назад, почти день в день, 6 апреля 2008 года я прочитала письмо от Бориса и спросила: «Борис, что это за стихотворение? Что это за изумительной силы и напряжения стихотворение? Откуда оно?!»

Да было-то всего-то, от и до, 
свиданий десять, правда, по Стендалю, 
с кристаллизацией и прочим, где писали 
все огненные вилы слово «страсть». 
За эти от и до прошли такие эры —
от дриопитека, с его днем замираний 
среди созвучий леса, до арены 
Вероны в сладкий день прикосновений, 
и далее, туда — к дню поцелуев, 
где время прессовалось по Эйнштейну… 

Теперь висит он елочной игрушкой, 
романчик этот, la petit amour, 
средь ангелов соломенных и прочей 
блестящей мишуры. Над Вифлеемом 
всего одна звезда на черном небе. 
Волхвы свои дары кладут, смущаясь, 
под елку памяти, с горящими свечами.
 
(25 декабря 1999 г.)

Получив ответ с подтверждением моей догадки, я продолжила:

«Борис, вы большой поэт. Вы безумно талантливы, необычайно. Я не знаю, как вам это удалось. Перечитываю ваше стихотворение раз, другой, третий… Здесь такой накал эмоций, который передается через эфир. И у меня от него несколько часов покалывание в пальцах онемевших рук. Казалось бы — о чем это стихотворение? «О любви немало песен сложено…»

Но выбранная форма — я так люблю белые стихи. И это деление на две эмоционально разные части — как контрастный душ, с равной силой высказанного в каждой части чувства.

В первой — «где время прессовалось по Эйнштейну…», и во второй — «Теперь висит он елочной игрушкой, романчик этот, la petit amour» — прикрытая горькой иронией самозащита, самоубеждение…

Эмоциональные качели, от которых даже у читающего эти стихи начинает болеть сердце. А что же у того, кто пережил? Вспомнила свое эссе о стихотворении Мандельштама «Я буду метаться по табору улицы темной». Я там тоже буквально по строкам пыталась «прочитать» состояние человека, его написавшего, «продышать» эти стихи с ним в унисон, чтобы пульс учащался и замедлялся. А это и есть настоящая поэзия».

Мой отзыв на стихи теперь уже члена Союза российских писателей опубликован в нашем журнале в Послесловии к циклу «Стихи к Елене». Но почему бы не повторить хорошие слова еще раз. А читающие эту «поздравительную» страницу в конце ее увидят ссылку на авторскую страницу Бориса Лукьянчука — со всеми публикациями, вошедшими в две изданные книги: «Если писано кровью, то стоимость красок важней полотна» (Москва—2012) и «Бурный поток моей жизни в искусстве» (Москва—2014).

А потом мы задумали наш журнал. У меня появилась идея — опубликовать там все, что написал Борис. Для этого ему нужно было разобрать архивы, разложить материал в определенном порядке. Я взяла на себя техническую часть (верстку страниц) и обязанности редактора. Меньше двух месяцев заняли подготовительные работы, мы согласовывали первый выпуск, даже спорили.

«Борис, рассказ «Сирень», который меня поразил до невозможности, станет первой публикацией в «Хижине литераторов» — одновременно со вступительным словом. Я намеренно вытащила «Сирень» из контекста, сделала ее самостоятельной. Эту историю, которая складывается, когда читаешь твои стихи и прозу, нужно подать в некотором флере, тумане — то в одном месте, то в другом, создавая у читателей настроение светлой печали, грусти…

Послушай! Допустим, у человека есть талант — лепить красивые горшки, делать посуду. А он еще мечтает рисовать акварели и тратит на это драгоценное время. То есть, он снижает эту точку, где он лучше всех, усредняет свои способности, разменивается и рассеивается. Или, как ты, начинает себя недооценивать…

Ты начинаешь «вытаскивать из-под меня» те основания, которые меня подвигают на публикации о тебе, или на твои публикации, сделанные моими руками, когда я просто выступаю фоном, усиливающем впечатление…

А я тебе говорю — НЕ ТРОЖЬ!!! Мне виднее, как читателю. Потом я никогда не буду хвалить то, что мне не нравится — просто промолчу. Но если я вижу ТОЧКИ, то не хочу, чтобы ты их намеренно принижал, уравнивал, растирал в ровную поверхность…»

Жил да был раз один, назовем его «медведь».
Целый день он скакал и вилял своим хвостом.
Очень рыжим хвостом, впрочем песня не о том.
Пел он песни целый день, да орешки грыз и грыз,
А скорлупки он копил (не курил он и не пил).
Он скорлупки относил к ювелиру за углом.
Раз на ветке он висел, вдруг стучится почтальон,
Распишитесь, говорит, — заказное Вам письмо.
Тут от радости медведь по веточкам скок да скок,
Лишь один рыжий хвост замелькал среди ветвей.
Вот такой был медведь, не похожий на других.
«Михаил Иваныч, Вам, не пристало так скакать,
А вертеться в колесе в Ваши годы — просто грех!
Нехороший Вы пример подаете всем зверям:
Так и белки, например, захотят в берлоге жить!» 

(8 февраля 2005 г., Сингапур)

Это стихотворение из цикла «НЕдетские стихи» посвящено редактору сайта «Поэзия МГУ» Галине Воропаевой. А слабО представить себе, как прыгает от радости по веткам кофейный секретарь нашего журнала дядя Боря, получив «заказной мейл» от уполномоченного лица Союза российских писателей? Мне — нет! Имеем право прыгать — заслужили. Шесть с половиной лет отработали, авторский коллектив замечательный собрали. Уже три члена Союза на нашем Острове!

«В сентябре 1963 г. я со своими сумками прибыл в Москву для продолжения учебы. Было мне тогда 19 лет» (Борис Лукьянчук).

..........

Провожаю товарища заполночь (жгучую, черную!).
Под огромными звездами в сердце мурлычет киска.
Помнишь, как закусывая кофейными зернами,
В Дьяковском втроем пили «Плиску»?

О звездную сферу молоточком звеня,
Ангелы белые от восторга немеют.
Назло Копернику, Вселенная вокруг меня
Вращается по Птоломею.

Отрицая, в принципе, этот антинаучный демарш,
Я, как дурак, пылко ошибочную 
Вселенную обнимаю.
Когда мартовский кот орет свой свадебный марш,
Он очень старается. Чего некоторые не понимают.

(Декабрь 1963 г.)

Следует честно признаться, что экспромты остались в прошлом, даже при подготовке поздравлений и чествований. Поздравительную страничку я обсуждала с ее героем если не в деталях, то концептуально. Борис вспомнил о моей старой идее — взять из каждого цикла стихотворений по одному, наиболее мне близкому. Но при внимательном рассмотрении я поняла, что нельзя вырывать органично произрастающее на своем месте и на своей грядке. В этом букете не будет жизни. Поэтому возьмем что-нибудь для настроения и в подтверждение того, что Союз российских писателей не ошибся, приняв в свои ряды Бориса.

Стружечку звука снимет иголка
Про не корми в огороде волка,
Про «поцелуй меня» (беса ме мучо!)
И про экспресс в Читтануга-чучу.

Что ж ты заныла, старая рана,
«Та-та-та-та» из Мишеля Леграна?
Поезд ушел и унес за собою
Собачонку, рвущуюся к прибою.

Где-то вдали от любимой отчизны
Шаркнет по сердцу стружечка жизни —
Звука, пролившегося в оконце
Про взглядом обменивающихся незнакомцев,

Про играющего на свирели,
Про надломленный куст молодой сирени.
Поезд ушел. И все реже и реже
Падают ангелы. Тoмбе ля неже…

(1 декабря 1993 г.)

«Tombe la neige» (падает снег, фр.) Сальваторе Адамо, «Strangers in the night» Фрэнка Синатры, «Lonely sheephead» («Одинокий пастух»), «Серенада солнечной долины»…

Удивительное чувство возникает, когда держишь в руках изданную типографским способом, на бумаге, книгу стихов Бориса. Когда можно ее перелистать, выхватить любимые строки, удивиться ранее пропущенным…

К жизни автора с полным основанием можно приложить те же слова, что и к строкам стихотворений — что за изумительной силы и напряжения годы?

Талантливый парень из российской глубинки, попавший в самую гущу московской жизни полвека назад, в последний год «оттепели», физик и лирик — «два в одном»… И друзья — сплошь будущие звезды в разных сферах.

Долгий путь от дерзости юности к философии зрелости, от «Нескладушек» и «Кошачьего вальса» к «Моби Дику». И в конце — заслуженное официальное признание.

..........

Впрочем, еще не вечер
и можно созвать друзей,
Поставить на стол дымящееся
блюдо с горою плова,
Пока еще блещет спицами
адская карусель,
В гору ведет тропа и не близка Голгофа.

(Линц, 7 апреля 1996 г.)

На сайте www.ozon.ru книга первая Бориса Лукьянчука «Если писано кровью, то стоимость красок важней полотна» и книга вторая «Бурный поток моей жизни в искусстве».

Когда-то Борис прислал мне в письме забавное четверостишие Гийома Аполлинера (1911 г.):

Из Фракии волшебной миру
Как волшебство явил я лиру.
Спешит зверье, оставив страхи,
На зов струны — и черепахи!

Ссылки на публикации Бориса Лукьянчука в нашем журнале на его авторской странице.

Мария Ольшанская