Михаил Ковсан

Венеция

(новелла)

И впрямь, он ошибся.

Жирный вторник ещё бушевал. Смерть рядилась в одежды жизни, торжествуя и предвкушая. Никто не верил в похмельное постное завтра: маски сдёрнут, одежды – в сундук, помосты и балаганы сломают. Скелеты пластмассовые, носы из папье-маше, ватные плечи и груди резиновые – всё в мусор, в отходы. Потом раздавят, переплавят и, вновь сработав, разукрасят и продадут.

Смертные любят забывать своё предназначение, словно родились для счастья, как птица, на карнавал невесть для чего залетевшая.

И он залетел, приехал, по Большому каналу доплыл и с чемоданом, каких не бывает сегодня, пошёл по схеме от пристани, от площади святого Марка направо, вдоль канала, третья улица, там свернуть и – до церкви в лесах, реставрируют, напротив гостиница, очень старая, но отвечающая современным стандартам.

Кровать занимала полкомнаты. Старая мебель стояла впритык.

Ему повезло: добыть номер в канун Жирного вторника было удачей. Видно, что-то случилось, и предыдущий жилец выбыл внезапно: болезнь или то, что, не называя, карнавал пытается победить.

Поздно пообедав – карнавал уже разгорался – он провалялся в номере до самого вечера, приводя мысли в порядок.

– Господин не желает мяса?

Идя вдоль Большого канала к площади святого Марка, ощущал себя голым. Маски, перья, блёстки всех цветов радуги. Шляпы, шляпки, нашлёпки. Носы и уши, и главное – груди и бёдра, мясные, огромные.

Всё кричало, орало, звенело и грохотало.

Всё стремилось, неслось, возносилось.

Всё воняло духами, потом, дезодорантом.

Веселье дробилось, рассыпавшись, стремилось в единый образ сложиться, но не получалось. Художник рисовал, скульптор лепил, музыкант извлекал звуки. Ни картины, ни скульптуры, ни музыки не получалось. Пазл не складывался.

Вот, и ему в жизни ни один сложить не удалось.

Всем было весело.

В какой-то момент захотелось и самому надеть маску. Какую? Мелькнуло: Овидия! Но в продаже Овидия не было, он был не в моде.

В этом сезоне в моде были гениталии и зады на месте лиц и затылков. Низ торжествовал, побеждая, с успехом откармливая червей.

Последнее время он ехал, летел, бежал и скрывался от жирного мяса, над которым летают мухи и по которому ползают черви.

Вот она, маска! Дохлый пёс, полный червей. Спасибо Шекспиру. Заказать? Где, кому заказать? И в следующем году появиться. Если буду жив, как Толстой в дневнике добавлял.

Двойная маска. И обе стороны лицевые, по настроению поворачивать. Одна сторона – изгнанник Овидий, другая – Гамлет, на лице которого черви, шекспировские, знаменитые. Овидий стар. Гамлет юн, новые башмаки не примерены.

Летел, бежал – от постоянного ожидания боли.

Летел, бежал – и наткнулся. С разбегу, не подумав, подставился – голым вышел на улицу.

Когда идея выходит на улицу, её хватают, тискают, разминают, в мозг по капле выдавливают.

Когда голый выходит на улицу, за ним следят, решая, когда схватить: сейчас или позже.

Обойдя собор, решил другой, более спокойной, дорогой вернуться в гостиницу.

Каналов здесь было немного. Ощутил себя голубем, сушу, наконец, отыскавшим. Отыскал – оглянулся. Под фонарём у перекрёстка заметил фигуру – без маски, без перьев, в чёрном, а может, тёмно-синем до пят. На голове накидка – подул ветер с моря, стало прохладно. Из-под накидки неестественно бело белело лицо, словно набеленное для карнавала.

От площади и Большого канала накатывал гул, затихая.

Хотел подойти. Удерживало: как подойдёшь, что скажешь, как объяснишь. Фигура его заметила, но стояла, не сдвинувшись с места.

Так бы и стояли неведомо сколько, но вдруг вздрогнуло, рассыпались искры, и самые потаённые городские углы осветились. Разноцветные блёстки и перья повисли над городом.

Вздрогнув, фигура двинулась.

Когда вздрагивало и рассыпалось, она на миг застывала, после чего продолжала быстрей. Невольно подчинившись, он шёл за ней на небольшом расстоянии.

Наконец, когда в последний раз вздрогнуло и рассыпалось, фигура оказалась у церкви напротив гостиницы и, обогнув паперть, скрылась за одиноко прилепившимся к церкви притвором. Денег на симметрию недостало, и, ассиметричная, в лесах, церковь производила впечатление неустроенности и неприкаянности.

Приют Каина неприкаянного.

Шумели деревья, ветер усилился, стало холодно, упали первые капли.

Напротив – гостиница с огромной кроватью, впритык к которой трюмо, реставрацией от смерти спасённое.

Сделал шаг, но тянуло назад, вздрогнув от холода, поёжившись, повернулся. И – двинулся, огибая паперть, к притвору. В лесах, над головой загрохотало железо.

Сразу и не заметил. Фигура стояла в нише, образованной старой стеной церкви и новой стеной – притвора. Чёрная или тёмно-синяя длинная, лицо накидкой прикрыто.

Сверкнуло – двинулся к нише. Выдвигаясь, открывая лицо, фигура шагнула навстречу. Кто? Она? Он?

Юное лицо осветилось. Погасло. Загрохотало.

И – губы прильнули к губам.

Карнавал.

Молния. Чёрное или тёмно-синее опало, и он увидел себя, юного, совершенно бессмертного, глядящего из венецианского старинного зеркала.

Погасло. Загрохотало. Долго стоял под дождём, но больше молния не сверкнула.

На берегу, на пирсе людей было немного. Накрапывал дождь. Сойдя с катера, двинулся вверх, к белому дворцу, над берегом нависающему. Приближался, и он ветшал, белое осыпалось, черноту обнажая.

Чем дальше поднимался, тем меньше было людей, тем дождь сильней становился. Явились стаи молчащих собак, хозяев дворца. Вокруг – поваленные деревья. Кресты в зияющих дырах, провалах, в которых летали жирные птицы, клюющие то, чем собаки побрезговали.

Мёртвая тишина мёртвой отнюдь не была. Она жила, звенела стеклом, гремела ржавым железом.

Улицы вились бестолково, перемежаясь переулками и заканчиваясь тупиками. А на площади с поникшей головой стоял одинокий изгнанник Овидий, похожий на постаревшего Гамлета.

В оформлении новеллы использована картина французского художника Марселя Нино Пажо.

«Марсель Нино Пажо (Marcel Nino Pajot) родился 24 февраля 1945 года в департаменте Дордонь, Франция. Основная тема его картин – карнавал! Красивые костюмы, богатая цветовая палитра и маски. Чьи лица могут скрываться под ними? Пажо, безусловно, художник воображения, соединяющий реальность и сон. В его работах есть многое: удивление, фарс, праздник, много цвета, чувственность и немного глупости – все это атмосфера карнавала» (из записи в Живом Журнале).

Ссылки на все публикации Михаила Ковсана в нашем журнале – на его персональной странице.

Мария Ольшанская