Владимир Захаров

«Баллада о блаженном цветении»

(о стихотворении Фазиля Искандера)




Второго августа человечество прощалось с самым большим из современных писателей — Фазилем Абдуловичем Искандером. Создатель монументального эпоса о «метафизической Абхазии», он был по масштабу никак не меньше Фолкнера или Маркеса. И то, что он не получил Нобелевской премии (хотя не раз был на нее номинирован), останется пятном на истории Нобелевского комитета.

Об Искандере как о прозаике написано много и будет еще написано много. В этом эссе я буду говорить об Искандере как о поэте и проведу разбор одного его стихотворения — «Баллады о блаженном цветении».

Фазиль Искандер начинал как поэт и добился первоначальной известности именно как поэт.

Потом уже, после «Созвездия Козлотура», его закружил и понес ураган прозы и славы. Но о своей поэтической ипостаси он никогда не забывал. Он занимался поэтическим творчеством (не будем употреблять плоского выражения «писал стихи») до конца дней. Как высокий мастер, он не позволял себе публиковать не то что плохих, но даже средних стихов, все, что он сделал в поэзии — великолепно. Его кумирами были Киплинг и Тютчев. И все же в его стихах участвовала совершенно индивидуальная просодия, и можно только мечтать о том, что он мог бы сделать, если бы посвятил больше душевных сил ее развитию.


Итак, «Баллада о блаженном цветении».

Она начинается спокойным повествованием:

То было позднею весной, а может, ранним летом.
Я шел со станции одной, дрозды трещали где-то,
И день, процеженный листвой, стоял столбами света.

В своих стихах Искандер всегда создает театр и заботится о декорациях. В первых трех строчках сцена создана. Далее появляются актрисы:

Цвела земля внутри небес в неповторимой мощи,
Четыре девушки цвели внутри дубовой рощи.

Подивимся ослепительному великолепию этих строк и отметим — появилось цветение.

Девушки были совсем еще юные, подростки. Обратим внимание на пластику движений их рук. Владение движениями рук — один из главных секретов женского очарования. А эти девушки еще только учатся.

Над ними мяч и восемь рук еще совсем ребячьих,
Тянущихся из-за спины, неловко бьющих мячик.
Тянущихся из-за спины, как бы в мольбе воздетых,
И в воздухе, как на воде, стоял волнистый след их.

А дальше — две совершенно неожиданные строки:

Так отстраняются, стыдясь минут неотвратимых,
И снова тянутся, любя, чтоб оттолкнуть любимых.

Простое, прямолинейное развитие сюжета прерывается вставкой, казалось бы, нелогичной. Ведь это о взрослых уже женщинах, погруженных в плавание по морю любви. Это — из «взрослой жизни». Все станет ясно потом. Пока поэт возвращается к прежнему повествованию:

Так улыбнулись мне они, и я свернул с дороги,
Казалось, за руку ввели в зеленые чертоги,
Чертоги неба и земли, и юные хозяйки…

Остановимся здесь и подумаем. Сколько лет было автору или его лирическому герою? Девушкам было лет по пятнадцать-шестнадцать. Они приняли условного автора в свою компанию, значит, он был их не намного старше. Ну, лет восемнадцать ему было. Он тоже был, как и девушки, в состоянии «блаженного цветения».

Мы поиграли с полчаса на той лесной лужайке.
Кружился волейбольный мяч, цвели ромашек стайки,
Четыре девушки цвели, смеялись то и дело,
И среди них была одна — понравиться хотела.

Цветение, цветение! Но уже появилась героиня.

Всей добротой воздетых рук, улыбкою невольной,
Глазами — радостный испуг от смелости крамольной,
Был подбородка полукруг еще настолько школьный,..
Всей добротой воздетых рук, улыбкою невольной.

Фазиль Искандер всю жизнь был красив, красив был даже на смертном одре. А уж в свои восемнадцать лет… Кажется, та девушка немедленно и пылко влюбилась в него с первого взгляда, как Джульетта, некогда, влюбилась в Ромео. И она сделала то, что делают девушки в таких случаях. Она и блеском глаз, и движением рук, и улыбкой, и многим еще, о чем мы можем только догадываться, выплеснула на него огромный фонтан любовных флюидов. Она и сама не знала, что умеет это. Отсюда «радостный испуг от смелости крамольной».


Но дальше уже не по Шекспиру:

А я ушел своим путем и позабыл об этом.
То было позднею весной, а может, ранним летом.

Однако флюиды не исчезли. Они вообще исчезают с большим трудом. «Баллада» была написана Искандером в 1967 году, когда ему было 38 лет, то есть лет через двадцать после описываемых событий. И вот что случилось тогда:

Однажды ночью я проснусь с тревогою тяжелой,
И станет мало для души таблетки валидола.
Сквозняк оттуда (люк открыт!) зашевелит мой волос,
И я услышу над собой свой юношеский голос:
— Что жизнь хотела от тебя, что ты хотел от жизни?

Здесь самые важные слова — «сквозняк оттуда» и «люк открыт». Здесь, на нашей Земле, это блаженное цветение кончилось. Но есть другой мир, в котором нет времени, и там оно продолжается, и будет продолжаться вечно. И оттуда «сквозняк», и «люк открыт». Фазиль строит не простой театр. В театре Гомера действие происходит не только в мире людей, но и в мире богов. И у Фазиля, над той «дольней» сценой есть и «горняя» сцена, где творится суд, откуда идет призыв — взгляни на свою «дольнюю жизнь» трезвым и строгим взглядом.

А в дольней жизни все не хуже и не лучше, чем у всех:

Пришла любовь, ушла любовь — не много и не мало.
Я только помню — на звонок, сияя, выбегала.
Пришла любовь, ушла любовь — ни писем, ни открыток.
Была оплачена любовь мильоном мелких пыток.
 
И все, что в жизни мне далось — ни бедной, ни богатой,
Со мной существовало врозь, уничтожалось платой.
И все, что мужеством далось или трудом упорным,
С душой существовало врозь и становилось спорным.

Это написано в минуту отчаяния. Такие минуты бывают у всех, но не у всех бывают минуты такой душевной ясности:

Но был один какой-то миг блаженного цветенья,
Однажды в юности возник, похожий на прозренье.
Он был превыше всех страстей, всех вызубренных истин,
Единственный из всех даров, как небо бескорыстен!
 
Так вот что надо было мне при жизни и от жизни,
Что жизнь хотела от меня, что я хотел от жизни.
 
В провале безымянных лет, у времени во мраке
Четыре девушки цветут, как ландыши в овраге.
И если жизнь горчайший вздох, то все же бесконечно
Благодарю за четырех и за тебя, конечно.

Ясность состоит в том, что «миг блаженного цветения» не только был, но и существует, и будет существовать, покуда жив поэт, который всегда будет стремиться вернуться в этот миг. Этого жизнь хочет от него, и этого он хочет от жизни. А поскольку это невозможно, то есть, возможно только метафизически, он сохраняет благодарность памяти, которая хранит в себе этот миг, и будет всегда радоваться любому цветению вокруг себя. И новой любви, которую он, все же, нашел. Вспомним его строчку:

«Благословен тот дом, где есть щебечущий цветок ребенка».

Фазиль Искандер, хотя и не очень многими стихами, показал, что он был могучий метафизический поэт. Он любил Киплинга и Тютчева. Киплинг был великий мастер, но метафизическим поэтом не был, был для этого слишком рационален. Бродского и Тютчева часто считают метафизическими поэтами, но Бродскому мешала его мизантропия, а Тютчев был скорее пантеист, чем метафизик. Искандер же был метафизическим поэтом самого высшего благородства, самой высокой пробы, безо всяких изъянов. Жаль только, что метафизических стихов у него сравнительно немного.

Вообще, при всей славе Искандера-прозаика, как поэт, он еще мало изучен и недооценен.




* * *

На сайте «Старое радио» вы можете послушать программу «Фазиль Искандер — Тоска по дружбе (cтихи чит. автор 1986г.)»

Там же можно прочитать эссе Фазиля Искандера «Поэзия — играющая мудрость»

Напоследок восстановим строфы стихотворения в единый текст.

Баллада о блаженном цветении

То было позднею весной, а может, ранним летом.
Я шел со станции одной, дрозды трещали где-то,
И день, процеженный листвой, стоял столбами света.

Цвела земля внутри небес в неповторимой мощи,
Четыре девушки цвели внутри дубовой рощи.

Над ними мяч и восемь рук еще совсем ребячьих,
Тянущихся из-за спины, неловко бьющих мячик.
Тянущихся из-за спины, как бы в мольбе воздетых,
И в воздухе, как на воде, стоял волнистый след их.

Так отстраняются, стыдясь минут неотвратимых,
И снова тянутся, любя, чтоб оттолкнуть любимых.

Так улыбнулись мне они, и я свернул с дороги,
Казалось, за руку ввели в зеленые чертоги,
Чертоги неба и земли, и юные хозяйки…

Мы поиграли с полчаса на той лесной лужайке.
Кружился волейбольный мяч, цвели ромашек стайки,
Четыре девушки цвели, смеялись то и дело,
И среди них была одна — понравиться хотела.

Всей добротой воздетых рук, улыбкою невольной,
Глазами — радостный испуг от смелости крамольной,
Был подбородка полукруг еще настолько школьный,..
Всей добротой воздетых рук, улыбкою невольной.

А я ушел своим путем и позабыл об этом.
То было позднею весной, а может, ранним летом.

Однажды ночью я проснусь с тревогою тяжелой,
И станет мало для души таблетки валидола.
Сквозняк оттуда (люк открыт!) зашевелит мой волос,
И я услышу над собой свой юношеский голос:
— Что жизнь хотела от тебя, что ты хотел от жизни?

Пришла любовь, ушла любовь — не много и не мало.
Я только помню — на звонок, сияя, выбегала.
Пришла любовь, ушла любовь — ни писем, ни открыток.
Была оплачена любовь мильоном мелких пыток.

И все, что в жизни мне далось — ни бедной, ни богатой,
Со мной существовало врозь, уничтожалось платой.
И все, что мужеством далось или трудом упорным,
С душой существовало врозь и становилось спорным.

Но был один какой-то миг блаженного цветенья,
Однажды в юности возник, похожий на прозренье.
Он был превыше всех страстей, всех вызубренных истин,
Единственный из всех даров, как небо бескорыстен!

Так вот что надо было мне при жизни и от жизни,
Что жизнь хотела от меня, что я хотел от жизни.

В провале безымянных лет, у времени во мраке
Четыре девушки цветут, как ландыши в овраге.
И если жизнь горчайший вздох, то все же бесконечно
Благодарю за четырех и за тебя, конечно.

1967


В оформлении публикации использван портрет Фазиля Искандера Заслуженного художника Украины Германа Гольда.

Ссылки на публикации Владимира Захарова в журнале на странице «Наши авторы».

Мария Ольшанская