* * *

Ясным ли днем, моя милая, встанем,
С горем управимся, с долгой бедой,
Чистой водою умоемся, глянем
В небо сквозь дыры в судьбине худой.

Ясным ли утром из тайного дома
Выйдем навстречу ей, этой судьбе,
В тысячный раз, но опять по-другому
Снова подивимся сами себе.

Только и нужно взглянуть друг на друга,
Чтобы увидеть, как плещется свет
В капле воды с того райского луга,
Где наши души оставили след.

* * *

Оставим боль другим, пусть высоко
Звенит душа, чтоб места для страданий
В ней не было – смотри, лежит легко
Примятый снег вокруг кирпичных зданий.

Такая простота и нежность в нем!
Так свет луны мешается со светом
Обычных окон, так легко живем
Без боли мы в согласьи с целым светом,
С улыбкою, в согласии с собой
И с быстро все решающей судьбой.

Давай пойдем гулять. У фонаря
Неловкий кот ступает по сугробу
Забавно так. Начало декабря
На все вокруг живую ставит пробу
Той радостью, которая в чести
У снега, холодящего в горсти.

Той радостью – а мы в ее тени,
И эта жизнь с любовью разделенной,
Когда щемит сильней – в сырые дни
Иль этой ночью, щедро озаренной,
Когда не елей темная стена
От мира нас с тобою отделяет,
А каждый миг – беспечная вина
И правота, в которой жизнь сгорает!

* * *

Стать младенцем мерзлых деревьев,
ветра вороньего варежкою потерянной,
ребенком на улице, маленькой звездою,
или последней елкою в феврале,
чудом удержавшей елочные игрушки.

Это должно будет произойти
в городе с беленым Кремлем, с крепостною стеною,
где есть хотя бы одна булыжная мостовая,
хотя бы одна неразрушенная церковь,
хотя бы одна книга с папиросной прокладкой внутри.

Открывается коробка для ветра с подарком,
цокая в стыки рельсов, гудят вдалеке паровозы,
к мерзлым стеклам прикрепляются дни стебельками,
юрскими аммонитами глубокой печати,
девонские дни, силурийские дни,
масляные огни, керосиновые огни.

* * *

Перед небом, перед небом многоцветным, 
Рассылающим полотна грозовые,
Желтым, розовым, лиловым и бессмертным,
Я стою, ошеломленный, как впервые!

Перед небом, перед куполом зажженным,
В стеклах зданий беспечально отраженным,
Небом вечера, сияющим, как в раме,
Над домами и над чахлыми кустами.

Дождь окончился, деревья подсыхают,
Пыль прибита, рельсы светятся стальные.
Храм небесный! Пусть твой свет не иссякает!
Дай нам эту милость, дай и остальные!

Посмотри с твоих высот на мир юдольный,
Видишь, город, вьется улица живая,
Видишь, юноша идет удалый, вольный,
Как он спрыгнул с убежавшего трамвая!

Посмотри, как он идет, как Ванька-Каин,
Буйно волосы откинувши на спину,
Чтоб красавицам понравиться с окраин,
Много лампочек нашил он на штанину.

Он идет в простых мечтах из глуби дикой,
Вековечной силой юности играя,
И судьба страны нелепой и великой
Вся в руках его от края и до края.

И звенит его банальная гитара,
И голодная глядит с полей Церера,
Как взлетают над котельной клубы пара,
Как идут домой рабочие с карьера.

Похороны

Похороны в маленьком городке
привлекают всеобщее внимание, потому что
отовсюду слышны звуки оркестра
и отовсюду видна красная лодка,
медленно проплывающая над толпой.

Это навеки от нас уплывает
бывший ЧОНовец, подполковник запаса,
уже вывешен у магазина
ватман, и тушью залита рамка.
Пойду, погляжу, правильно ли я угадал.

Я в детстве очень любил плотный ватман,
а теперь он мне напоминает о городах с почерневшим снегом,
об утренних толпах, о бесконечных заборах,
о меланхоличных охранниках, о зеленой подушке
с гелием – я на ней засыпал, укрывшись халатом,
ковриком и прочим лабораторным тряпьем.

Все-таки, правильно я угадал или нет?
Оказалось, что – нет! Умер человек моих лет,
ватман пачкал, на машину копил,
а потом взял да времена собою скрепил,
мост из себя сделал, два времени соединил.

Люди – скрепы времен. На зеркальной поверхности их
отражаемся мы, как мосты выгибаясь дугою.
Если б не было скреп этих, в смерти, в рожденьи нагих,
отражало бы зеркало лишь облака над рекою,
отражался бы в нем только радуги праздничный взлет.
Время таянья кончилось, время дождей наступило,
в травах заяц скрывается, по небу ястреб плывет.
Время быстро течет, вот и озеро ночью застыло,
и морозен рассвет, и лосося окончился ход,
и гусей перелет, и олени трубят на полянах.
Разве можно себе предоставить тот слабенький лед?
Чуть отвлекся – он в трещинах, в длинных зияющих ранах.

Песня

Горящие ступени дня,
Печаль земная,
Они легко ведут меня
В страну без края.

А там лиловые поля
И луг медвяный,
Тележка едет, не пыля,
Через поляны.

Повязан бубенец простой
Коню на шею,
А кто в тележке едет той,
Сказать не смею.

А быстрокрылая Земля
Летит в эфире,
Щебечут с ветром тополя 
О вечном мире.

И Время улыбнулось мне,
Как сын спросонок,
Оно не старец в той стране,
Оно ребенок.

Ему легко вести меня
Через истому
По огненным ступеням дня
К родному дому.

По опереньям облаков
За облак млечный,
Снимая тяжесть всех оков
Ручонкой вечной.

* * *

Дурным становится вино,
И воздух жестким и колючим,
А в памяти – морское дно,
И плеск воды, и скрип уключин.

Оно в мохнатых валунах,
В прожилках света, быстрых пятнах,
А море в маленьких волнах
Спокойно в далях необъятных.

И берег белые дома
С горы спускает к водопою,
И слабо плещет бахрома
Медуз, отставших за кормою.

И сладко чувствует плечо
Сквозь боль загара и усталость,
Что много впереди еще
Златых ночей и дней осталось.

Увы, когда почти у рта
Чужие пальцы держат горло,
Бессильны смех и доброта,
И все, что душу ввысь простерло.

Ты был счастливец, но беда
Найдет зайти с какого краю –
Такая жесткая узда,
В союзе с совестью, двойная.

Застольное

Жизнь, на чистые тона
Разделяйся, пусть любая
Сложность распадется на
Радугу греха и рая.
 
Был я молод, был я смел,
Были дети чудно малы,
Время амальгаму дел
На простейшие металлы
 
Безбоязненно разлить
Мало времени осталось,
Если хочешь мне налить,
Наливай, еще осталось.

Апрель

В неуклюжем зверинце
Биение львиных сердец,
В треугольном пространстве
Усни, головой к никому,
На слезинку снежинку
Меняет апрель-молодец,
И гуляет, одет
В красно-сине-закатную тьму.

Неуютен наш дом,
А ведь есть и другие миры
Поудобнее этих
Колючих фрактальных палат,
И к тому же всех правил
Не выучишь нашей игры,
Хоть до смерти учись,
Все равно будешь век виноват.

Только там, где тебя,
Наконец, отпускает конвой, 
«Дальше сам» – пробурчит, 
И пойдешь ты, незнамо куды, 
Там не будет апреля
С хрустящей его синевой,
Этих тоненьких льдинок
И этой холодной воды.

* * *

Ветром хочу и дождем
Стать, зашуметь над ключами,
Ветром с большими очами,
И – не жалеть ни о чем!

Ветром и частым дождем
Стать над полями, над лесом,
Стать шелестящим навесом,
Ровным и редким плащом.

Глянуть в глухую судьбу
Ветром с большими очами,
Небом, что гонит над нами
Синюю туч голытьбу.

* * *

Туда, где даль бескрайняя живет
И не грустит, что ничего не значит,
Былинка где закроет небосвод,
А дальше смутный вымысел маячит, –
Туда, мой друг, туда, мой друг, туда…
Там ровно плещет верная вода,
А в высоте любимый голос плачет.

Я говорю, что плещет там вода,
Растущая из снега, дождевая…
Как щепочка в ручье скользни туда,
Благ не прося, врагов не наживая.
Оглядываться только не спеши,
Задумываться. Здесь твоя дорога.
А позади – сомнения души
И Бог, что и себя судил бы строго.

Осень

Осень швыряет подметные письма,
Фуры везут виноград,
В твердых прожилках размокшие листья
Требуют, знают, хотят,

Чтоб, человек, ты признался однажды,
Как сокрушенный в борьбе,
Что отошедшее с осенью каждой
Все драгоценней тебе,

Что этот мир, затевающий смуту,
С жаждою все изменить,
Только бессильного горя минуту
Может тебе подарить.

Листья, вы – аристократия сора,
И я расслышал ваш глас,
Прошлое нужно от чуждого взора
Жадно хранить как алмаз,

А как протянешь Харону полушку,
Не попрощавшись с людьми,
Прошлое, эту родную игрушку,
К сердцу поближе прижми.

Веретено

Крутись, крутись, веретено,
Крутись, крутись, считай минуты,
Гляди в убогое окно –
То летний зной, то холод лютый.

А ты кружи, дорога, прах,
Тянись, распластана, разбита
До самой мельницы в горах,
Вот по тебе пойдут копыта!

Там тесно, там полутемно,
Там жернов слов не выбирает,
А все, крутясь, твердит одно,
Там с белой пылью луч играет.

И струйкою течет зерно,
И мокрые мерцают плицы,
А ты крутись, веретено,
У ног старухи мертволицей.

Придет зима, насыплет снег,
Животный пар вползет на крышу,
И вновь отложится побег,
И без меня в холодной нише

Повиснет ледяной ручей,
Всю зиму он слезами залит,
Его весна в венце лучей
Придет и с грохотом развалит.

И будет новый день сиять,
И ровной укоризной зною
Все будет яблоня стоять
Над быстрой ледяной водою.

Время

Время течет, бурлит, как вода,
Все оно, все оно смыло!
Сколько же лет мне было тогда,
Сколько же лет мне было?

Зрел абрикос и вставал Азов
Желтой водой стеклянной,
Друг мой смеялся и шел на зов,
Полдень горел желанный.

Прямо с деревьев рвали тогда
Желтые мы жердели,
В желтую бездну стекли года,
Время бурлит без цели.

Бедный рыбак рекой Хуанхэ
Взятый легко, как просо,
Мертвый у времени в тайнике
В желтых глубинах лёсса.

Тот же, кто выжил, жесткий репей,
Смотрит на вещи шире.
Зная, как пыль с далеких степей
Все застилает в мире.

Так вспоминай счастливые дни,
Краткие, как побывка,
Глядя на мир из редкой тени
Кактуса и оливка.

Жесткий шумит над тобой эвкалипт,
Птицы кричат в его кроне,
Солнце, как мамонт, всходит в зенит
В дальней, сухой Аризоне.