Владимир Захаров

Горящие самолеты

(из книги «Сто верлибров»)



* * *

Мне снились горящие самолеты…
Только что кончился дождь,
липкими огородами,
мокрыми виноградниками,
мимо цветов оранжевых,
мимо темной веранды,
где мужчины пили вино
из молдавских светлых бокалов,
тропою южных сумерек 
я прошел
посмотреть на Икара-десантника,
догорающего в мазуте,
посмотреть на дым и пламя,
поднимающиеся к небесам.

1977

После

Маленькая ящерица выскользнула
из трещины в серой бетонной плите
погреться на солнце, слепящем
сквозь ажурные формы
покосившейся ржавой решетчатой мачты,
под которой
в мелком весеннем озерце
плещутся плоские щитни,
отражаются облака.

Невысокие березы, невысокие,
они даже ниже красноватых кустов,
а ведь скоро они эту пустошь закроют
и недавняя длинная бесконечная просека
зарастет и подымется в уровень с лесом.

1973

Стихи о строительном мусоре

Ю. Овсиенко

Франция производит четыреста сортов сыра.
Генерал де Голль сказал:
Народ, производящий четыреста сортов сыра, неуправляем!
Генерал де Голль умер, он больше в Москву не приедет
и поэтому из новых кварталов
не вывозят строительный мусор.

Страна моя! Меня волнует мусор,
который ты повсюду оставляешь
беспечно на откосах новостроек,
он застарел, на нем играют дети
и расцветают желтые цветы.
Увы, мои друзья не понимают,
как много может причинить он боли,
они привыкли к мусору, и это
меня волнует более всего.

Страна моя, поговори со мной!
Ты помнишь – ты мирволила, журила,
потом прочла, теперь уж не забудешь,
поставить памятник – не соберешься.

Ты больше любишь старших сыновей,
когда они гуляют на просторе,
на море с берегами из бетона,
ты к ним щедра на пиво с бастурмой.
Когда они поутру спят с похмелья,
их веки тяжелы как веки Вия,
тогда над ними кружит кошка-смерть
и с Вием говорит по телефону.

Теперь в Париже новый президент…
У нас же на просторах Подмосковья
такие одуванчики цветут,
что новых президентов нам не нужно.
У нас в девичьей зелени бульваров
выходит юность новая на смену
стареющим беспутным сыновьям,
еще плетущим кружево поступков
как сеть, чтоб ею время удержать.
Но время удержать им не удастся.

Не надо и удерживать его,
оно меняет все – и адреса
и номера старинных телефонов,
пестрят в газетах траурные рамки.
На время нынче вся у нас надежда:
мы веруем, что мусорные горы
течением естественных процессов
должны однажды так преобразиться,
чтоб вдруг произросли на них цветы
не хуже, чем в каком-нибудь Париже!

Не при моей, конечно, жизни
случится это. Но пускай мой дух,
узнав, что с дома моего проклятье снято
и кончился тысячелетний сон,
переселится в бабочку. И в мае,
перелетая подмосковный лес,
сквозной, с серо-зелеными стволами
осин, качающих младенческие листья,
порхая, оседая на траву,
влетит в великолепие окраин
и где-нибудь под аркою резной
иль на плющом опутанном балконе
окончит круг земного бытия,
своих печальных перевоплощений,
и в нежном майском воздухе растает.

1976

Колокольчики

Колокольчики глиняные, керамические,
на гончарном круге вытянутые,
звук незвонкий у них.
Колокольчики каменные,
из нефрита полупрозрачные…
Колокольчики тоненькие, фарфоровые,
колонковой кистью расписанные.
Удивительные деревянные колокольчики
из особого, очень твердого дерева.

Колокольчики длинной цепью нанизаны
в три ряда на блестящий шелковый шнур
на груди велосипедиста отважного.
А он едет по проволоке,
даже руками руля не касается,
а под ним не арена, не огромный ковер,
и нет Ниагары с хрустальными брызгами,
и уличной нету пестрой толпы,
над пустынею проволока протянута,
в оба конца – конца не видать,
ветер свистит, песок шелестит,
колокольчики деликатно позвякивают.

1979

Жалость к маленькой звезде

Птичий ком взлетает в небо,
рыбий клан скользит в глубины,
косяками, косяками
сны летят над облаками
и теряют звезды имя
в страшном мире наших дел.
Потерявшая призванье,
позабывшая названье,
покатилась как монетка
с неба павшая звезда.
Пожалей ее, малютку,
между креслом и диваном
опусти свободно руку –  
что-то нежно щиплет пальцы,
что-то мягко жжет ладонь.

Птичий ком взлетает в небо,
а у рыб уже стемнело,
труп пространства уж ободран,
смертным время по домам.
Барабаны скоро грянут
на разборках уголовных,
полетят заре навстречу
в мерседесах палачи.

Впрочем, нашим нимфоманкам
мало будет огорченья –
кратко мы грустим о мертвых,
утро даст большой банкет,
солнце белым ятаганом
облакам разрежет брюхи
и на землю изольется
драгоценная икра.

Лучший ты из нуворишей!
Потому что образован,
ровно в меру беспощаден
и удачлив, как Гвидон,
ты хорош с премьер-министром,
у тебя друзья в газетах
и к тому ж тебе знакома
жалость к маленькой звезде.

Это – правильная жалость!
Рыбий клан скользит в глубины,
от глубин до тверди синей
нынче все потрясено.
Так все стало незнакомо,
непривычно, невесомо,
и совсем уж трудно звездам
удержаться на гвоздях!

1992

* * *

Беспечность рек, необозримость моря,
все это в прошлом: ныне острова
друг друга ненавидят. И глаза 
у будущего грустные, змея
роскошная пригрелась на опушке
и не спешит ползти обратно в лес,
скользить зеленой тоненькой рекою,
гордиться ядом, думать о любви.

Беспечность рек, текущих как моря,
что могут острова смывать и строить,
несущих пену и пучки травы,
испытывать у пароходов волю,
когда широкодолгими мазками
закат себя рисует над водой,
все это – в прошлом, Господи, прости…
У будущего грустные глаза,
и нужно замолчать, но трудно, трудно…

1993



«И теряют звёзды имя в страшном мире наших дел…»

«Мне снились горящие самолеты…»


2010-й год.

На Украине только что прошли выборы Президента, омрачённые разными предзнаменованиями.

Самолёт моего сна с натужным рёвом упал на мою улицу, прямо напротив дома, и я бежала по этажам, отчаянно нажимая на звонки – просыпайтесь… сейчас взорвется… В другом сне на город надвигались ракеты, похожие на дирижабли, их было много в небе, а потом вниз полетели снаряды, и мы вжимались в землю с поразительным, откуда-то взявшимся умением. До войны оставалось четыре года… Позже военные самолеты часто кружили над нами, но почему-то вызывали лишь любопытство, несравнимое с ночными кошмарами 2010-го.


«Маленькая ящерица выскользнула из трещины в серой бетонной плите…»


Из довоенного:

– А что это над дверью?

– Ящерица.

– А зачем ты её приклеил туда? Хочешь меня напугать?

– Она живая!

– Откуда в твоей квартире живая ящерица?

– Не знаю, она здесь живет. Иногда уходит, потом возвращается…

– Ты, наверное, шутишь? Ну скажи, что она ненастоящая!

– Она живая, ты сама увидишь.

Ящерица было полупрозрачная, худенькая, словно осенний листик, потерявший свою желтизну.


«Страна моя! Меня волнует мусор, который ты повсюду оставляешь…»


Ни мира, ни войны… Так и живём.

А где-то там на западе, в бывшем европейском городе сгорела мусорная свалка. И война переместилась с востока на запад, на дороги и проселки, там стоят дозорные и высматривают фуры с мусором древнего средневекового города. Раньше по моей стране распространяли чуждые нам идеи, теперь к ним добавился мусор. Наглядное пособие к теории о материи и сознании.


«А он едет по проволоке, даже руками руля не касается…»


Казалось, что всё еще переменится, и даже самые старшие из нас, родившиеся сразу после той войны, не могли поверить в реальность этой. Огромная площадь, вторая в Европе. С одной стороны мы – «Требуем прекратить войну!» – с другой они – «Смэрть ворогам!»

Кто-то из наших приехал на велосипеде. Прошу прокатиться. По пустому пространству площади, разделяющему две группы, еду, вспоминая былые навыки, вначале осторожно и аккуратно поворачивая в свою сторону на виду у противника, потом всё увереннее и увереннее. По пути к своим решаюсь снять руки с руля, как много лет назад. Удивляюсь – оказывается, площадь наша с легким уклоном в нужном мне направлении. Жму на педали, не теряю равновесия, на какое-то время обо всем забываю…


«У будущего грустные глаза, и нужно замолчать, но трудно, трудно…»

Мария Ольшанская



Ссылки на публикации Владимира Захарова в журнале на странице «Наши авторы».


В новую книгу поэта и ученого «Сто верлибров» (2016) вошли стихи, написанные более чем за полвека. Размышления о жизни и творчестве, внешние и внутренние впечатления сложились в единый текст.

Книгу можно заказать на сайте Лабиринт.ру или в интернет-магазине «Московский дом книги».