Андрей Рождественский

«Река Потудань»

(Кончаловские вариации вокруг Платонова)

… Дядя взял сверток и начал читать первую страницу:

Частная жизнь с ее интуитивными страхами. 
Электробудку трясет в объятиях Вольта.
Отслужив в армии, парень обнаруживает, что невесту трахали.
Возможно многие. Парню невероятно больно.

Это в Европе нет предубеждений против «Second hand»,
А на одной шестой — все еще ходят в рейды.
Nastassia Kinsky (Мария), Andron Konchalovsky… Сюжет:
Красивая женщина — хоть раз, да изменит мужу (Закон Фрейда).

Деревенский парень. С хорошей улыбкой, но тоской в глазах.
Куда ему до других, раскованных, с которыми все легко
И красиво, как в фильме. Сексуальный азарт —
Голова, вроде, не хочет, а в трусиках потекло.

Это идет не от распутства, а на уровне ген.
Естественная реакция организма, предусмотренная природой.
Важна лишь начальная вспышка. — Смех. Улыбнувшийся человек. 
Уехавший в командировку муж. Весна и прочее в том же роде.

Есть вещи, которые невозможно скрыть. Рвущаяся в разговоре нить.
В сторону глянувшие глаза. Сытая нотка в голосе. За-
думчивость и… внезапный по сердцу холодок,
Быстро трансформирующийся в электрический ток.

Для влюбленного нет пути назад. Можно погладить другой зад.
Можно слушать чужую речь. Можно отчаянно руку сжечь.
Можно целой махнуть рукой. Все-таки можно уйти к другой.
Любовь заканчивается, когда пережигаются провода.

Что есть жизнь после смерти? Безумие? Душераздирающий стон?
Сердце на бойне, продолжающее подергиваться, когда тушу уже разрубили?
Деревенский парень поливает из шланга цинковый, кровоточащий стол.
И странствующий коммивояжер поет про глаза Марии.

Дочитав свое давнее стихотворение, посвященное фильму Андрона Кончаловского «Возлюбленные Марии» (по мотивам рассказа Андрея Платонова «Река Потудань»), Борис Лукьянчук, он же кофейный секретарь нашего Острова Дядя Боря, он же Дядюшка, написал мне первое письмо, к которому его подтолкнули записки нашего автора Владимира Шлаина об этом же фильме 1984 года, замечательно представленном на сайте кинорежиссёра. Настоятельно рекомендую посмотреть эту страницу.

«Володин рассказ может послужить базой для интересной публикации о различиях литературного языка и изобразительного языка в киноискусстве. Мне знакомый режиссер говорил, что гениальные фильмы можно смотреть, не зная языка, потому что режиссер ищет адекватный зрительный образ. Про разницу между двумя языками лучше спросить у Андрея, который об этом может высказаться профессионально. Кстати фильм Кончаловского, который на меня произвел большое впечатление (см. моё стихотворение), у меня не связался с Платоновской прозой, которую я также хорошо знал. Я специально перечитал вчера рассказ Платонова и остался при своем прежнем впечатлении. Это совсем другая музыка. А число сюжетов, как мы знаем, ограничено. В общем, подумай, Мария. Из этого можно вырастить публикацию, где косвенная речь будет воздействовать сильнее прямой».

«…Той энергии, с которой я снимал «Возлюбленных Марии», хватило бы на три картины…» — вспоминал Андрон Кончаловский.

Той энергии, с которой Борис склонял к творческому сотрудничеству меня (Тётушку Марию) и Андрея Рождественского, (племянника Андрюшу из «Баек о науке» в нашем журнале), хватило бы на целый авторский коллектив и несколько публикаций по теме.

Андрей, я получил рассказ от Володи Шлаина для Черепахи и по этому поводу написал Марии письмо (см. ниже). А что Вы думаете по этому поводу?

Мария, рассуди нас. Я тут с Андрюшей спорю. Вот мое последнее письмо.

«Кончаловский старается подняться до философских высот (во всяком случае, в последнее время). Платонова, по-моему, нельзя экранизировать. Бродский когда-то сказал, что он не завидует той стране, на язык которой можно адекватно перевести Платонова. Вот его и не удаётся перевести адекватно на изобразительный язык. Кончаловский сделал хороший фильм, но этот фильм никакого отношения к Платонову не имеет. Мне ранние фильмы Никиты Михалкова тоже нравились».

Мария!

Пора тебе уже самой определяться: ты за белых или за красных?

Увы… Зацепившись взглядом за фразу Платонова «Гражданская война идёт близко около домов и по дворам, и стрельбы там меньше, чем на империалистической», эмоционально я уже не могла на равных участвовать в дискуссии или хотя бы поддерживать её и направлять. Скажу лишь, что в перестроечные годы творчество Платонова меня не впечатлило, поэтому с лёгким сердцем и ни на секунду не задумавшись, я подарила толстенный том большой его почитательнице из нашего НИИ.

Вспомнила о Платонове я много лет спустя, услышав от мамы, как в 30-е годы на моей малой родине собрались выкопать пруд и запустить в него карасей и другую рыбу. По воскресеньям, с песнями, флагами и лопатами, шли люди к котловану, а ребятня весело прыгала вокруг. Копали, пока не кончилось лето, к весне забыли.

Перечитать бы теперь всё заново, волшебным платоновским языком наслаждаясь…

Мария О.

«Записки из мансарды», часть 16

Дорогие Дядюшка и Тётушка!

Как шутил Робин Уильямс, Бог мужчину снабдил мозгом и пенисом, но крови сразу на двух не хватает — в результате то один водит, то другой. Мне кажется, такой расклад проясняет проблематику рассказа Андрея Платонова. Квантовая механика, правда, разрешает находиться в неопределённом состоянии, когда только по факту можно понять, кто чем рулит на поверку. Что до Платонова, мне кажется, он нащупал действительную брешь между разумным и природным или естественным, а дальше по Пастернаку: «Когда строку диктует чувство, // Оно на сцену шлёт раба, // И здесь кончается искусство, // И дышат почва и судьба». Собственно, Кончаловский отыграл этот финальный аккорд, и никакая Америка здесь ни при чём, я думаю.

Ваш племянник Андрюша

Дорогая Тётушка!

Мне кажется, в обыденность не надо врастать, а ровно наоборот, из неё надо вырастать. Эйзенштейн говорил про «Полтаву» Пушкина, что эта самая «Полтава», да и вообще сам Пушкин очень монтажны, заметим, не винтажны и даже не комильфо, а вот монтажны. То есть, когда скользишь по строкам «Полтавы», то перед тобой и крупные планы, и общие сменяются так ритмично, как будто кино смотришь. Вот Бродский приводит цитату Одена, что язык, со всеми его цезурами, спондеями и паузами, — он реконструирует время, как, собственно, и киноряд: заставь зрителя взгляд не отвести ровно столько, сколько тебе вдруг понадобилось. Это как поймать зрителя за чувствительное место, зажать в тисках и потихоньку закручивать — время для такого зрителя тут же остановится. Вот Кончаловский шёл от этого причинного места, а Платонов от головы, где по Стендалю, Бальзаку, Прусту все мысли о высоком и вьются. Это сейчас любовь для американцев — кэмистри. А для этих самых, что в России, так это когда сам себе внушишь, что Вы прекрасны, спору нет, а до тех пор ничего толком и не случится. «Над вымыслом слезами обольюсь», утрусь и по новой… Зато попробуй скажи потом, что это ты сам и выдумал царевну, а так — обыкновенная шлюшка «Рахиль, ты мне дана небесным провиденьем»¹⁾. Откуда она знает, кто она? Герой Платонова, он как раз самый обычный, а все остальные — это именно они повёрнуты, как у Робина Уильямса. Тут выступает на сцену третий Андрей — Тарковский. Мне кажется, что именно Тарковский может потягаться с Платоновым по качеству человеческой позиции и по выразительности всяких языков. Кончаловский, мне кажется, несколько раз подходил к этому рубежу, но, по выражению Марлона Брандо, смотрел на жизнь в щёлочку — жизнь здесь, а сам он там. Ну и молодец, зато живой. Двум другим Андреям повезло менее. «Мятеж не может кончится удачей, // В противном случае его зовут иначе»²⁾. И почва, и судьба опять-таки — больно не попрыгаешь. Просто, мне кажется, дело в том, что некоторые упрямы и настойчивы, а некоторые занимаются профанацией — одно слово «профессионал» чего стоит — можно на одном только профессионализме без грана чувства выехать или въехать…

Ваш непутёвый племянничек

Примечания:

¹⁾ Марсель Пруст. «Под сенью девушек в цвету»

²⁾ С. Маршак. Перевод эпиграммы Джона Харингтона (1561-1612).

У американцев тоже была Гражданская война, есть коренные жители — индейцы. Мне иногда кажется, что индейская культура проросла сквозь поселенцев, и поселенцы — сегодняшние американцы — в большинстве своём и не сознавая того являются самыми настоящими краснокожими. Поклонение тельцу — это то же, что щаманизм. Если бы Кончаловский показал Платоновскую прозу в российском понимании американцам, возможно, фильм имел бы успех. Заверения в том, что никто бы не дал денег и так далее, почему-то в последнее время заставляют сомневаться. Это, как мне кажется, говорит о полном непонимании культуры такой великой страны. Конечно, для этого надо было поплатиться собственной идентичностью, как говорят, а вот как раз на это-то эмигранты и не готовы. Они хотят сохранить свою личную идентичность. Мне такая инфантильность совершенно непонятна. Это как быть старой девой, что мы и видим в случае Андрея Сергеевича.

Никита Сергеевич, в отличие от старшего брата, скорее, блудливая корова Нюрка, которая наплодила свои фильмы Бог знает от кого, но все получились чертовски талантливы, потому что Никита отдаётся со страстью и азартом (не для печати, как говорят дипломаты).

С удивлением узнал, что Наполеон не любил Шекспира, считал его мелким драматургом по сравнению с Корнелем и Расиным. Прямо такой Лев Толстой. А ведь Шекспир писал именно в масштабе наполеоновских страстей, не говоря о Мольере, которого Наполеон вообще скорее всего не заметил, судя по его поведению по отношению к Бомарше. Будучи великим полководцем и государственным деятелем, в искусстве он не поднялся выше мелкого лавочника.

Тот же Иванов ухватился за идею Платоновых тел, увидев этот феномен несколько с другой стороны¹⁾. Но дополнительность культурного кода в отношении генокода ему показалась очень соблазнительной. Всё это я к тому, что как и метод размерности в физике, метод масштабирования или соразмерности в искусстве тоже имеет важное значение.

Я не признаю за фильмом Кончаловского простоты и величия Платоновского рассказа, как Вы, с моей точки зрения, правильно и соотнесли. Кончаловские вариации вокруг Платонова, в сущности, полная ерунда и профанация. Мне кажется, когда Андрон снимает простолюдинов из российской глубинки, он внутренне как бы издевается над ними, наблюдая со своего высока. Это как антропоиды изучают братьев меньших — обезьян. Надо сказать, что «Любовников» Кончаловский лично привозил в Красногорск, но совсем не так, как Тарковский привозил «Сталкера» на Физтех. Разительно отличался внешний рисунок поведения того и другого на сцене. Тарковский был один и стоял, одетый с иголочки, Кончаловский вышел в безразмерном свитере и с пресс-секретарём. Про несоразмерность масштабов кинематографических творений я и не говорю. Тарковский как-то сказал Кончаловскому, что это он гений, а не Кончаловский. Разница двух встреч со зрителями это, с моей точки зрения, ярко подчёркивала. Я думаю, Кончаловскому хватило бы таланта, будь он от природы не столь конформичен. Но для него искусство — это способ для жизни, а у Тарковского, как и у Платонова, жизнь — это способ для искусства. И в этом разница

Андрей Р.

Примечания:

¹⁾ Вячеслав Иванов.

Цикл лекций «Новые открытия. Человечество и его будущее»

Дорогой Борис Семёнович!

Попробую по полочкам и без экстремизма. С моей точки зрения, образчик «Реки Потудань» Платонова в кино есть — и это «Сталкер» Тарковского. Герой Платонова — это сталкер в исполнении Кайдановского. Параллели такие: гражданская война — радиация, туберкулёз возлюбленной героя — болезнь Мартышки. Конечно, Кайдановский не повторяет героя Платонова, но попадание, мне кажется, точное. Попадание в тот мотив, который имел в виду Андрей Платонов.

Я согласен, что Кончаловский совсем уж мимо не прошёл, но для кино оказался важен мотив самой реки Потудань — и название с заковыкой, эта самая река или течение времени присутствует во всей красе у Тарковского. Вокруг или около этого течения вьётся и ниточка Ариадны.

Если зажмуриться, то через этот рассказ можно вскользь увидеть и другие романы Платонова, где Паровозы предстают живыми громадинами и много чего ещё. Тема самого чуда жизни. Вот, как я думаю, для меня всегда хочется всё и сразу — а это чудо. Присутствует сомнение, что если долго буду планомерно чего-то добиваться, то хотение может кончиться, и вся затея окажется ненужной. По Жванецкому: он недолюбливал женщин, потому что не успевал. Незавершённость — как Богатырь у камня Васнецова — если ступишь дальше, всё свершится, а пока все целы. Может, не стоит оно того? Приедет толстая Герда и увезёт Кая в солнечный Узбекистан — а с кем останется Снежная Королева?

Про контекст — это очень хорошо, недосказанное — оно именно в контексте или в море электронов по Дираку. Вот и Платонов, и Тарковский к этому спокойно относятся, что счастье твоё там, в море, а вот Кончаловский не угомонится, мне кажется. Опять возникает Балабановское «Я тоже хочу»¹⁾. Кстати, Никита очень высоко оценил творчество рано ушедшего коллеги Алексея Балабанова. Первый раз я посмотрел балабановский «Замок», где по Кафке, если ты Землемер, а у твоей жены любовник — Садовник, так вот, если ты станешь Садовником, то место любовника всё равно окажется занятым новым Землемером, которым стал прежний Садовник. Пенисный сакральный расклад сохраняется при формальной перестановке статусов: муж не любовник по Гюго.

Тут решил подправить ветхозаветное предание сказки о Змее с яблоком: следуя «Носу» Гоголя. Легко представить времяпрепровождение Адама в Раю — ходил и груши околачивал, в какой-то момент показавшись Еве из-за дерева своей крайней плотью, возможно, обрезанной и мастерски отбив ею очередную падающую грушу-яблоко, попавшее прямо в рот супротивному полу, тут-то и привиделся образ коварного Змия-искусителя, как в своё время уже в Ленинграде Хармсу привиделся тигр на улице. Да и Адаму опять-таки лестно — со Змием же ходит, а не с каким-то допотопным… Вооружён и очень соблазнителен. Про мудрость, так нежданно свалившуюся, точнее, воткнувшуюся, и говорить не приходится — теперь это называется: за что боролись, на то и напоролись. Вероятно, Эйзенштейн такую метаморфозу давно нарисовал, так не показывают же. Как знать, может с таким подтекстом и у платоновского героя не случилось непроходимости духовного в естественное по Декарту, не было бы рассказа и жизнь пошла не по-сталкеровски… И Кончаловский бы не попал своим пальцем в калифорнийское небо, благо с Кински уже пристрелялся…

Самое любопытное, что эти два фильма мне удалось увидеть живьём вместе с их создателями, только Тарковский привозил Сталкера на Физтех — прищлось тогда поместтиться между сиденьями, зато во втором ряду, а вот Кончаловский привёз «Марию» уже в Красногорск. Не думал, что к этому вернёмся…

Андрей

Примечания:

¹⁾ «Я тоже хочу» — четырнадцатый и последний фильм Алексея Балабанова, работа над которым была завершена в 2012 году.

Можно поглядеть и с другой стороны. У Кончаловского кумир Акира Куросава: «Расёмон», «Семь самураев». Мне кажется, самый удачный фильм американского периода Андрона — это «Поезд-беглец» по сценарию того же Куросавы. Если смотреть на искусство самурая как на естественное разграничение сущностей посредством меча, то река Потудань предстаёт в виде сабли, следуя Андрону. Но через реку, как известно, можно переправиться — на лодке или бродом, к примеру. То есть, меч — это не фатум. Тогда Кончаловскому удалось раскрыть Платонова в стиле Экшн. Но я на стороне Тарковского, Мартышки и бесноватой Фрейндлих. Даже не понимал, откуда Алиса Бруновна научилась такой бесноватости, пока с полки не достали фильм Элема Климова «Агония», где Распутина блестяще играет Петренко. Первоисточник был найден.

АР

Другие эссе Андрея Рождественского, в том числе, из цикла «Записки из мансарды», можно прочитать в нашем журнале по ссылкам на его авторской странице.

Повесть Андрея Платонова «Река Потудань» можно прочитать здесь.

Заметки о кино Владимира Шлаина «Любовники Марии у реки Потудань» на этой странице.

Мария О.