Андрей Рождественский

Листая старую тетрадь

(«Записки из мансарды», часть 18)

1

19 августа 2016 г.

Не так давно Ваш покорный слуга стал играть во взаимоотношения семантики и мозга… Два последних перла я как-то невзначай опубликовал в группе Сетевые сообщества. Отсюда текст:

… Мне кажется, при таких бомбардировках зоны пустоты или общего молчания с выставленными индивидуальными, допустим, полупрозрачными какими-то экранами-бухгалтериями во множестве произрастают всякие виртуальные образы-участники на этих самых экранах. Кстати, видятся такие вещи весьма похожими на домик героя Баниониса в океане Соляриса. Виртуальные персонажи обильно представлены Гоголем в «Мёртвых душах». По-моему, Набоков заметил, что гоголевские развешанные ружья никогда не стреляют и вообще выпадают навсегда из кругозора читателя. В этом Гоголь очень похож на Шекспира, тот тоже в избытке разбрасывал камни и не очень трудился за ними возвращаться – личное мнение. Но у таких виртуальных созданий есть и другая консолидирующая роль наряду с рассеивающей внимание. Они могут стягивать на себя смысловые нагрузки других персонажей. Как Пересвет с Челубеем. То есть, мысли могут перебегать из одной головы в другую, которая их и воплотит в локальном смысле, раздутом впоследствии до всеобщего в рамках мифологии. Вообще большая путаница с этими действующими лицами и их ролями. Только для искусствоведов всё понятно – и этим они весьма удивляют. Порой мерещится, что действующие лица и их смысловые нагрузки или роли относятся друг с другом в качестве дополнительных подпространств или как гомологии и когомологии, векторы и ковекторы, ковариантные и контравариантные тензоры. Определено какое-то общее произведение типа скалярного. Вот слушаешь лекцию Новикова про симплектические идеи в квантовой механике – и с этими хвостами всё очень здорово выглядит. Особенно как Сергей Петрович о них рассказывает, обильно жестикулируя. Собственно, куча таких якобы действующих персонажей – они типично виртуальные, не совсем живые, и не только потому, что мы о них почти ничего не знаем, а по самому построению идейного разворота. Отразилась на них какая-то сюжетная идея – и достаточно…

Чтобы опереться – надо отразиться. Вот говорят, что зеркало создаёт мнимое отражение или расходящийся пучок лучей. Но зеркало не создаёт этого пучка – оно всего лишь его перенаправляет. Мы своими хрусталиками всегда собираем расходящиеся пучки. Ризолатти обнаружил зеркальные нейроны – так назвали. Типа чтобы обезъянничать. 20 лет уже не может никто пристроить – ну зеркальные нейроны? и что? Вот Антонов сколько поёт: «Смотрю в тебя как в зеркало до головокруженья» – стихи-то к песне химик-учёный сочинил. И он подметил забавную вещь вслед за Кэрроллом: «Так в каком же я уме (типа нахожусь) – в своём или в Мэри-Эннином?» Откуда головокружение? И здесь уже нужен наблюдатель – кто наблюдает? И кто говорит? Как у Хрущёва (воспоминания о Неизвестном всколыхнули): – Кто сказал? – на вопрос из зала на 20 съезде: – А вы где были? (Молчание. – Ну вот и мы так же – блеск просто!) То есть, на поверку мы видим много отражений тех, кто сам отражает. И как разобраться, что кто видит? И кто говорит? Вот он и фокус! Пикассо вертел своих женщин как хотел, делая развёртки – чтобы и спереди сразу и сзади. И чего? И ничего! Опять Тишина! Шага не хватает.

Откуда любой сюжет возникает? Подмена (Гамлет, к примеру) или задвоение. У Шекспира ранней была пьеса «Комедия ошибок» – использовал сразу две пары близнецов – спёр идею у Аристофана (или у кого-то ещё из Древней Греции). Хамдамов вот заявлял, что любая драма раскручивается от логической ошибки – зазора, типа Раскольников в здравом уме не мог убить старуху. А давайте-ка проведём мысленный эксперимент, представим, что это не так и хряк! – и тут-то разные Порфирии Петровичи и повылазили, чтобы мало не показалось. Хватило на целый том, чтобы школьникам потом многих поколений головы морочить – хорошо не пересаживать, хотя, кто знает? То есть, всё перепутать вначале – а потом типа по полочкам опять разложить… Сам породил, сам и убью. А мы как тот старик с золотой рыбкой, и сеть недоступна. Толстой, как известно, только к курьерскому выходит…

Реплика: Как писал Выготский в «Психологии искусства», подтекст – это то, на чем играет актер. А тут недавно узнал, что великие актеры создают ещё и надтекст. Синтез автора, роли и самого актёра.

Мне кажется, Выготский вряд ли что понимал в самом Театре. Есть ремесло – если угодно, ухватки актёров и всякие разные приспособы. Даже Грибов не ходил дальше как разложить костёр – дальше от Бога. Станиславский со всем своим искусством в себе и так далее – он тоже останавливался за мгновение от пламени – потому что дальше все такие леса тают, как Снегурка. Михаил Чехов доходил ровно до той же черты. Где там подтекст, надтекст, автор, зритель – есть ли они или нет вообще как класса? – история умалчивает. Интерпретация задним числом – это тоже искусство в себе, как и весь Станиславский. Дальше - неизвестные законы коммуникации, а каждая коммуникация замкнута, если по Луману – входит в неё зритель или не входит? – поди пойми, что там кому померещилось.

Вот Шекспир и даже Чехов, чтобы добиться рельефности идеи, придумывают новый персонаж, с которым главный герой перекидывается диалогом как в игру пинг-понг. Можно сказать, что в момент такого диалога эта сцепленная пара и рождается – глаза в глаза, лицо в лицо, ножи в ножи… Условно ведь можно в отдельно взятой голове плести какую-нибудь сеть – вот и представим, что эта «куперовская» пара разбегается по двум индивидуальным сетям (можно и больше – в чьи уши попало и кто был в теме, а может и совсем не в теме), делая эти две индивидуальные сети в чём-то общими – ровно по обсуждаемой идее как абстрактному лэйблу – такая топологическая склейка. То есть, виртуальные наблюдатели становятся принадлежностью конкретной сети с другими виртуальными наблюдателями – всё это очень напоминает лейбницевы монады или прустовские вазы с подачи Мамардашвили и вообще просто искусство мнемоники – но куда деваться, древние тоже не дураки были.

В очередной раз привлекли внимание тропы, которые в литературе от древних греков и, в общем случае, представляют собой аппарат для творения художественного образа. Своего рода тропология в антитезе к топологии. Хотя есть два забавных оператора, как метонимия и синекдоха, которые перетаскивают признаки по смежности, в том числе и пространственной – хорошо отутюженные брюки, к примеру. По примыканию! И налицо та же связность пространственно-временная. Так что, вполне допустима не тропология, а именно топология, которая не претендует на меру и всякие гиперболы-литоты, метафоры-сравнения и прочие эвфемеизмы вполне себе пропускает «между колёс». Такие тропы – весьма интересное дополнение «второго порядка» ко всем генеративным грамматикам вместе взятым. Ведь что получается: когда налицо живые персонажи, то вся грамматика возвращается сиюмоментно в своё физическое обличье, оживляя и субъектов, и объекты, и действия, и обстоятельства и всяческие дополнения с прилагательными в виде костюмов и грима. Вот великий танцор Нижинский разработал свою нотацию танца, но подоспел кинематограф. Зачем кодировать, когда можно попросту запечатлеть на плёнке?! Но для актёров речь остаётся степенью свободы. А там включаются тропы! Кто кого переврёт! То есть, тропы – это основной механизм виртуальных наблюдателей или операторы, другими словами, типа операторов сдвига и поворота. Можно оставить и сжатие с растяжением или операции подобия, если мы не в проективных полях. И тогда можно опять вспомнить Гротендика с его замечанием, что язык – это та же математика, в отличие от логика Владимира Успенского, который свои опусы литературного толка назвал таки неМатематикой.

2

29 апреля 2019 г.

Поглядел стихи Сашеньки Болтасёвой. По-моему, жутко не хватает её фотографий – таких крупных планов – в три четверти, слева-направо, сверху-вниз. Каких-нибудь селфи, которые бы перемежали текст – мысли, как короткие пулемётные очереди в набранной же пулемётной ленте. Борис Лукьянчук отметил творческий рост. Несомненно! Не девочка, а взрослая женщина, попробовавшая горечь жизни. Порой даже оторопь берёт, не говоря о чувстве тревожности за Сашеньку. Я всё думал, как наша молодая профессура на западе поживает?.. Просто я сам закопался в своих бреднях и уже потерял связь с реальностью, какой она мне ещё порой кажется. Одна моя знакомая по сетям была раньше учительницей русского языка, а потом стала фитнес-тренером – ну как сейчас принято. Я чувствовал, что что-то не так с образом этой самой фитнес тренерши, то вдруг про книжки загрустила, а тут бросила всё и уехала в незнакомый город без копейки денег. Типа посоветовали, как в песне с Боярским…

Про фотографии я имел ввиду – там стихи идут верлибром и отрывками – несколько кинематографично – автоматом составляется видеоряд из разных поз и проекций – именно рапидом, обрывочно, в ближнем контакте, когда даже глаз не видно выраженья – только чистая геометрия поз…

3

3 ноября 2017 г.

Мой знакомый режиссёр Герман Энтин, что поставил моноспектакль «Мой Булгаков», сосредоточился на том моменте, что по-Булгакову, как ему показалось, главный грех – это страх. Это когда Сталин напрямик спросил по телефону у Михаила Афанасьевича, хочет ли тот уехать за границу, на что Булгаков ответил, что «нет», но хотел сказать, что «да». Но это отдельная тема, почему наши доблестные интеллигенты в большинстве своём роковым образом заблуждались по поводу Главного. Но не все, надо сказать, Мандельштам вот не заблуждался. Я про тридцатые годы. Читаю воспоминания Надежды Мандельштам. Даже у Домбровского я не нашёл такой исчерпывающей информации по поводу тактики наших «органов» по отношению к подследственным, что, например, в 37-м году изощрённому психологическому воздействию уже некогда было придавать особого внимания и попросту били. Но больше всего поразило умелое манипулирование толпой на общую разобщенность, когда уже трудно было говорить о каком-то обществе или социуме, а больше подходило наименование просто толпы с отсутствием горизонтальных связей по причине смертельной опасности. Но вот Чудакова Мариэтта о том же говорит, что нам трудно сейчас понять именно ту обстановку. Это не просто были бандиты – это были настоящие изуверы-кровопийцы. Вот у Толкина в его саге про кольца есть похожие пассажи.

4

26 мая 2020 г.

Вот целая главка на квантовое восприятие действительности с картинками – задел нашей новой книжки:

Фейнман объяснил, что если мы будем часть электронов ловить, а часть – нет, то будет промежуточное такое распределение – гибридное, решётка интерференционная от электронов-волн будет, но будет и наложено частичное размытое распределение от электронов-частиц. То есть когда мы вообще ничего не знаем об электронах – кто там через какую щель пролетел – это чистая волновая гребёнка с нулями интенсивности от электронов-волн. Если же частично про электроны мы знаем, кто через какую щель проскочил – то будет ещё размытая подложка от электронов-частиц – чистых нулей не будет. И такую степень размытости гребёнки мы можем менять от 0 – чистая электрон-волна до единицы – чистая электрон-частица, ставя на какой-то промежуток времени излучения лампу за щелями, которая будет в этот самый временной промежуток ловить электроны. То есть степень размытости гребёнки будет определяться долей времени подсветки к доле времени темноты или временному весу частиц к временному весу волн. Вот такая временная шкала от нуля до единицы и будет метрикой определённости всего процесса. Время, кстати, коррелируется и с нашими монадными циклами – там относительное время задаётся соотношениями количеств ролей в разных циклах – вековые колебания по Арнольду.

Переводя на текст, можно спроецировать пойманные и непойманные электроны на участников сюжета. Если про отдельных представителей в какой-то части романа что-то написано – они явно частицы и в свете! Полная определённость! Если про каких-то участников там ничего не сказано – область темноты – они существуют в качестве волн всегда и везде! Тут важны переходные доли – что-то сказано, но не больно определённо! То есть участник частично выделен как частица, а частично сосуществует в виде волны. Корпускулярно-волновой кентавр. Что-то о нём знаем, а что-то нет! Настоящий детектив! В детективе мы не должны полностью прояснять ситуацию про каждого участника – где, когда, и с кем он был. Мы должны выделить ряд таких пересечений участников в виде фактов и такими фактами проложить дорожку к наиболее вероятному исходу.

Вторая часть – применение щелей и лампочек подсветки в драматургии:

Разобравшись среди двух фейнмановских щелей и учтя лампочки подсветки, можно теперь такую технику попробовать спроецировать на наши коммуникативные циклы. Есть замечательное слово – свидетель. Совидитель – вот наша лампочка подсветки. Мы что-то такое с кем-то сотворили, о чём можно было бы рассказывать всем, кто не видел, и так, и сяк… Образец – рассказ Акутагавы «Расёмон», за который Куросава отхватил Оскара. Там каждый участник рассказывал о произошедшем убийстве по-своему. Это, несомненно, волна с интерференцией.

Но мы упростим ситуацию – есть два участника и третий – свидетель, совидитель. Такой нейтральный совидитель просто фиксирует какой электрон через какую щель пролетел. Теперь двум участникам действа не удастся плести всякие разные версии произошедшего – есть третья сторона, которая видела вроде как. На самом деле здесь проще не становится и всё равно надо прибегать в суде к помощи присяжных, которых надо убедить в чём-то. Но у нас идеальная ситуация – свидетель видел, что на самом деле случилось. Этот свидетель таким образом разрушает волновую функцию незнания и превращает неопределённость темноты в зримые капельки в камере Вильсона.

Но понятно, что у свидетеля тоже есть свои предпочтения – и мочало сначала…

Теперь, что делает драматург, устраивая свои мизансцены. Все, вроде как, всё видели – что-то видел один, что-то другой. А вот как они теперь договорятся и выстроят общую версию? Может, как-то в идеале и выстроили бы, если бы были идеально честны и неподкупны. Но фокус в том, что так не бывает. И если даже волновые функции участников все разрушены, и про всё кто-то что-то знает по частям, и вроде как можно сложить такую мозаику целостной картины. Но мы её не сложим, поскольку врут и врут порой, даже не подозревая о том. Потому что далеко не всегда кто-то что-то видел и слышал, а это кому-то попросту показалось ввиду собственных комплексов и зацикленности на чём-то – оптика с аберрациями. Опять возникает волновая функция – на различии собственных интересов этих самых лампочек-свидетелей. Они как бы договариваются между собой – кому когда светить и не светить.

Это по Гамлету – быть или не быть. А тут совсем не по Гамлету, короля играет окружение. Здесь по Маяковскому – светить и не светить! Договариваются светила задним числом. Реанимируют разрушенные волновые функции – Мы не выскочки, – дружно решили Чук и Гек. Ясные события накрывают вуалью.

А нам тогда как быть с таким квантовым восприятием действительности – что на свету, а что в тени. Игра света и тени – это кино. Невнятность –тень поджимает и фокусирует яркость. Есть граница света и тени. неважно, что там в тени – важна чёткость самой световой границы. Различимость. И вот показывают кино, а мы оцениваем его правдоподобие – те же Платоновы тени на стенке пещеры. Но тут вмешивается Марк Твен, что правда очень выгодно отличается от вымысла – вымысел должен быть правдоподобен, а правде и так хорошо!

И что такое щели в нашем мысленном эксперименте? Щели – это такой многовариабельный поток событий с теоремой Стокса и Гаусса-Остроградского. Пучок разных событийных траекторий. И наш незадачливый драматург сразу становится таким квантовым демиургом! Который как Зевс держит в руках целый веник разных траекторий-молний и силой своего рассудка эти молнии-траектории разводит в разные стороны или по разным щелям, в отличие от кроликов! Но какую щель он всё-таки выберет, через которую шарахнет?! Пути Господни неисповедимы! Но есть в нашем распоряжении отряд лампочек-свидетелей, которые подглядывают за этим самым Зевсом-громовержцем!

* * *
Старик Державин нас поправил…

Андрей, главные события в фильме Куросавы – про убийство самурая. Это из рассказа Акутагавы «В чаще». Из «Расёмона» взяты лишь сами ворота, название фильма и маленький эпизод с подброшенным ребенком.

Фокусировка темноты не имеет дифракционного предела, темноту можно сфокусировать даже в точку.

Свидетелей всегда опрашивает полиция.

На самом деле каждый участник прекрасно знает когда он врет.

Поэтому искать нужно в невербальных знаках – несогласованности словесных заявлений и интонации (неважно о чем поэт говорит, важнее то, о чем он проговаривается).

Борис Лукьянчук

* * *
Нас невозможно сбить с пути!

Как учит Стивен Кинг: Грамматика – это не докучный геморрой, это шест, за который можно схватиться, чтобы помочь мыслям подняться на ноги и идти дальше!

Да, конечно, о чём проговаривается! Если мы поймали за руку – то частица, если не поймали – то волна! А можем поймать частично! За локоть, например. «Дальше локтя не пойдёшь или колена!» Бродского позавчера нарисовали, а вчера закрасили, как Николая Чудотворца на Никольской башне Кремля. Того, правда, уже успели обратно открасить. Просто праздник какой-то! Бродский как Ленин – Бродский жил, Бродский жив, Бродский будет жить!

Кто про что думает – это ненаблюдаемо, по-моему. Мы только конфигурируем вербальный дискурс. И каждый участник, мне кажется, далеко не всегда знает про своё враньё. Оптика неидеальна.

Про свет и тьму – я имел ввиду саму границу свет-тень. Она может быть размыта в большей или меньшей степени. А несогласованность как раз и размывает – вербальная несогласованность. Мысли всегда на стороне тени – тут можно строить любые версии! Интонация может служить подсказкой для интуиции – количество версий может подсократиться!

Про Акутагаву точно «В чаще», спасибо!

Андрей Рождественский

* * *

16 апреля 2021 г.
Дорогой Борис Семёнович!

Мне кажется, Борис Слуцкий со своими физиками-лириками на тот момент – 1959 год, открыл новый принцип дополнительности Бора. Только не волна-частица, а физики-лирики.

То есть, возникло новое культурное явление в студенческой среде, включая Вас и Владимира Захарова – казалось бы, но вот прошло полвека, и такая дополнительность привела к появлению смысловых рифм уже в Семантическом орнаменте Рубанова. Причём, чтобы вытащить такие смысловые сущности из орнамента обратно в жизнь, приходится прибегать к хитрым голографическим аналогиям на почве смысловых свёрток-развёрток Бома, реализуемых аппаратом монад Арнольда с каскадами упрощений-дифференцирований при самой укладке орнамента и усложнений-интегрирований в обратном процессе. Понадобилась и кибернетика второго порядка со своим наблюдателем, что привело обратно в культурную среду уже на почве бифуркационных процессов, где тот же Юр. Мих. Лотман был первопроходцем с Владимиром Проппом, который по части волшебных сказок, – блестяще демонстрируя следы таких смысловых бифуркаций, как основы построения любого сюжета, уже на литературных примерах.

5

6 марта 2021 г.

Посетила вдруг незатейливая мысль, что «Остров сокровищ» Стивенсона – это прямой клон «Капитанской дочки» Пушкина. Именно так – как Гоголю, Пушкин в буквальном смысле подсказал Стивенсону всю сюжетную фабулу. Осталось только перелицевать Пугачёва в одноногого пирата, Гринёва – в молодого тинейджера. Ну а Суворова с Екатериной Великой – в руководителей заплыва к этому самому Эльдорадо, где Коммунизьм. Осталось только понять, кто перевёл «Капитанскую дочку» на чистый аглицкий, на котором потом Стивенсон и прочёл. Возможно, сам же Чарльз Доджсон и перевёл – он же изъездил Россию-матушку вдоль и поперёк! Как впоследствии и знаменитый Витгенштейн, а также шпион Сомерсет Моэм и вообще… Опять наш старый приятель Джек Воробей сделал очередной Пиратский разворот!

В оформлении публикации использована иллюстрация к пьесе Шекспира «Комедия ошибок» (автор не установлен) «Two Dromios. Watercolor drawing, 1829».

Другие эссе Андрея Рождественского из цикла «Записки из мансарды» можно прочитать в нашем журнале по ссылкам на его авторской странице.

Мария Ольшанская