Андрей Рождественский

На острове Буяне

(«Записки из мансарды», часть 19)

Умом Мансарду не объять
и чувством общим не измерить
(Мария О.)

1

Живу я совсем отшельнической литературной жизнью, если такую жизнь жизнью можно назвать. Но вот волею судеб на моём беспробудном небосклоне вдруг проскочила комета в лице Дины Рубиной с её «Камера наезжает». Отличный познавательный материал. Собственно, такими монтированиями, сведениями концов с концами а-ля укладчица из Москвы Виолетта (правда, она таким ремеслом занималась и в самом буквальном смысле, сводя вместе по месту и несколько разнесённому времени – асинхронно все мужские начала сразу всей киностудии Узбекфильм, вместе взятой). Вот лирический герой Рубиной отказалась заниматься таким сведением концов – и тут же превратилась в соляной столб кариатиды из какой-нибудь Петры на карнизе безымянной местной гостиницы. Рубина сама об этом увлечённо рассказывает.

Так оказалось, что этот район Дома пионеров на Миусах – теперь это Дом творчества, где нашла своё счастье незадачливая сценаристка в лице художника, скупо отсчитывающего пятаки из своего холщового кошелька на груди за казённый обед в продвинутой по профсоюзной линии столовке, в моей жизни тоже сыграл довольно неоднозначную роль.

Вначале помню освежающие ещё июньские утра в переплетениях штанг непроснувшихся троллейбусов на их ночном приколе, когда выходил из театрального общежития училища имени Щепкина на Малой Грузинской после жарких ночных полемик с Олегом Фоминым – нынче широко востребованным кинорежиссёром.

О, театральное общежитие! Там всё было ненастоящим – и любвеобильные девичьи реплики на лестничной клетке, и укачиваемые в виде куска свёрнутого одеяла призрачные незаконнорождённые дети, разве что скворчащая на сковородке жареная картошка на сале, которое мама заботливо присылала Олежке из Тамбова. Но и сама эта жареная картошка таила в себе всю театральную загадочность сценического реквизита.

Потом затемнение лет на… четверть века… И вот подступ со стороны уже гуманитарного университета Афанасьева от улицы Чаянова, куда на летний семестр из своей солнечной Калифорнии из УКЛы, с кафедры славистики боингами срочно коршуном налетал академик Вячеслав Всеволодович Иванов, чтобы успеть накатать творческие исследовательские колеи в своей Русской антропологической школе в РГГУ и напитать калифорнийским солнцем Институт мировой культуры в МГУ. А ещё в Институте прикладной математики в кабинете Жоры Малинецкого удалось в тёплой компании пообщаться с человеком, одновременно очевидным и невероятным, человеком из телевизора, осенённым – О! Самим асом Пушкиным – Сергеем Петровичем Капицей. Вот такие они оказались мои Миусы, не Рубиновские, а мои! Как говорил Владимир Арнольд про свои монады – не лейбницевы, мои!

2

Рождественская мысль из мансарды

Или ты пропускаешь все смыслы через себя и становишься божественной шлюхой Виолеттой «с» Москвы, или не пропускаешь и тут же превращаешься в соляную кариатиду Рубину на занюханном карнизе второразрядной захудалой гостиницы в узбекской провинции. И только чудо перенесло её с того несчастного карниза в Миусы. Явно вмешались высокие небесные светила, след от которых засёк в телескоп Дворца пионеров пионер Волька, по совместительству временный владелец Хоттабыча, а то бы кто ещё отскрёб и сграбастал такую соляную кариатиду с карниза?! Только на Миусах та история не закончилась, и наша кариатида таки оказалась в своей Земле Обетованной. Важно, видать, откуда встать и куда, собственно, смотреть. Кариатиды – они же высоко на своих карнизах – и им видны не только сами звёзды, но и что под ними, если уж ты Вифлеемская. В общем, с наступающим вас Рождеством!

3

Тут мне приятель прислал повесть Фридриха Горенштейна – что-то про Астрахань. Там вот Фридрих написал, что осетры тоже газет не читают и не ведают, что для них на ГЭС специальные каналы-подъёмники предусмотрены и просто бьются головой об асфальт, точнее, железобетон (смайлик). Как включать интонации в коммуникативное рассмотрение? По-моему, так же, как и все остальные информативные каналы. Для интонаций тоже можно состроить свои монады. Вот десять интонаций – лучше двенадцать – там получается монада с циклами по три, шесть и двенадцать узлов на орбитах. Вот так и живут между собой двенадцать интонаций. Фразы тоже не просто из каких-то знаков абстрактных состроены, а символических корней многочленов определённой степени по количеству самих этих членов предложений. Но предложения, сваленные в кучу, до Киева явно не доведут. Предложения тяготеют к их участникам, а участники завязываются в коммуникации-мизансцены, искривляя своими семантическими массами плоское пространство текста-дискурса, и предложения для них вроде семантического накрытия. Я вставил в нашу статью ключевое условие семантического накрытия монадной сети – орнаментом можно смыслово прикрыть многочисленные «слепые» заузления разнообразных орбит коммуникативных. Например, через триангуляцию Делоне-Вороного. Превратив, кстати, заодно непрерывные коммуникации в дискретный набор символов, о чём Лотман писал. Другое дело, как выделять управляющие коммуникации или параметры по Мандельштаму, который Леонид. То есть что учитывать в первую голову? Эта проблема есть и в технике расчётов по фейнмановским диаграммам, когда их число стремится к тысячам, желательно найти какой-то альтернативный метод подсчёта КЭД-эффектов. Так что теория наша коммуникативная частично развёрнута, осталось достроить вавилонскую башню, ну, или как-то переформатировать её, на худой-то конец, по мнению Виолетты!

Комментарий

Андрей, одну и та же фразу можно прочесть с десятью различными интонациями, которые меняют смысл фразы. Когнитивная метрика должна учитывать изменение интонации. Это делает правое полушарие, которое не ведает ни про какие монады. Как оценивать интонации?

(Борис Лукьянчук)

4

Монады, собственно, это всего лишь топологические портреты натуральных чисел. Они все уникальны. Каждое такое натуральное число задаёт собой количество бинарных ячеек, некоторые из которых включены, а некоторые погашены – и вот каждая такая последовательность из горящих и потушенных лампочек получает свою индивидуальную меру монадной сложности среди всех возможных вариантов бинарного заполнения активностями в объёме заданного числа ячеек.

Из множества каких объектов мы сооружаем все возможные последовательности их выборочной активности – это наша воля, как и интерпретировать полученные результаты. Мне взбрело в голову сосредоточиться лишь на тех натуральных числах, где длины орбит совпадают по длине с самими числами. Это геометрическая последовательность: 3, 6. 12. 24… Монады от таких чисел несут не только циклы с такой же длиной, но и циклы-делители в качестве подгрупп. Деревья на узлах таких циклов, мне показалось, вполне можно интерпретировать в качестве некоторых коммуникативных ролей. То есть набранная труппа бродячих актёров может сыграть коммуникативные циклы разной длины как разные мизансцены. Дальше осталось эти роли связать с самими объектами – идеями, богами или простыми смертными. И можно начинать представление.

То есть мы разыгрываем на схеме монады взаимодействие объектов в виде их представлений ролями, набранными из деревьев пучков отдельных коммуникативных состояний или последовательностей с разными коммуникативными активностями наших объектов.

Драматург и режиссёр сводят на одном игровом поле фабулу из идей с персонажами из людей, перекрёстно проецируя их друг на друга. Вот, собственно, и вся конструктивная особенность предложенного монадного инструмента – дальше вступает в действие вся «жизненная периферия» с её же законами. По всей видимости, человечество давно догадалось роли эти самые размечать разными знаковыми системами – возник язык, на котором и пишутся сценарии с диалогами.

Конечно, в готовом продукте мы налагаем друг на друга разные слои монад из объектов совершенно разной природы. Это дело укладчиц Виолетт. Видео и звук – в качестве фильма, музыка и танец – в качестве балета, пение и сценическую реализацию – в виде оперы. Алекс Любинский, по-моему, знает, кто оперу как класс придумал. Сама музыка в виде симфонической – тоже составная для сразу целого оркестра разнообразных инструментов.

Мне кажется, удобней сшивать сами слои именно по богатству информативного наполнения – монадами для выработки всяких автомодельностей, чтобы такие автомодельные структуры отчётливо автономизировались на уровне образа в нашем внутреннем представлении в правом или левом полушариях, чем просто так – без монад. Но в нынешней жизни слой монад уже давно закрыт языками. И разные такие сшивки осуществляются режиссёрами, постановщиками, хореографами. И каждого свои навыки. То есть, под этими навыками лежит некий общий информативный принцип автомодельности – это как подлёдные озёра в Антарктиде, открытые Андреем Петровичем Капицей. Но монадный принцип соотнесения сложности в разных слоях ещё нужно вновь откопать. В этом главная трудность в объяснении необходимости монад Арнольда вообще, мне кажется.

5

Стихи Борис Семёныча нашего поглядел. И беспробудно же ему было в этом Линце! Это как режиссёр Герман Ильич Энтин мне пересказывал Чехова, когда врач, которому предстояло ехать несколько вёрст в пургу на ночь, подошёл к карте мира и, ткнув пальцем в Африку. задумчиво произнёс: «И жарко, наверное, в этой Африке!». Смотрю сейчас «Кто подставил кролика Роджера». Мультяшки – они же в мыслях, а всё остальное – матерьяльное, в массах, размерах и энергиях заковано. А как перекачать энергию из мыслей в реальность? Да легко! Фейнман однажды пил пиво и спросил приезжего европейца, точнее, европеец спросил Фенймана… Не помню.

Короче, возникла проблема с соотношением переменной действия с чем-то там в формуле Дирака, чтобы построить таки квантовую электродинамику, наконец, и открыть знаменитые интегралы по Фейнману, не по Лебегу, и даже не по Риману. Оказалось, что что-то там просто пропорционально действию – так Дирак и сказал. Вот и здесь примерно так же. Градиент сложности просто пропорционален энергии. Ну, или логарифм от этого градиента. Как у Шеннона с фон Нейманом, точнее, наоборот – у фон Неймана с Шенноном. Короче, информация, то есть её сложность пропорциональна энергии «в общих чертах». И перекачивается она из мыслей в материю и обратно именно по такому закону. Конечно, не E=mc квадрат, но всё же. Просто, чтобы коммуникативный квант был энергичней, градиент сложности информативной должен тоже расти. Пусть и логарифмически. Однажды я воспользовался уже логарифмами, когда извлекал инвариант отношений вершин с гранями для дуальных многогранников – в дуальных многогранниках по модулю такие логарифмы совпадают. Не самом деле, конечно, для мысленных реализаций, точнее, матерьялизаций мыслей можно воспользоваться не только головой, но и подручными под руками же средствами. Ну и всё такое. Вспомнить про технологии, методы и всё, придуманное человечеством за многие тысячелетия. Вот, собственно…

6

Так выпало, что оба моих шефа – Борис Лукьянчук и Владимир Рубанов – выросли без отцов. Сделали себя сами. И к себе как-то трепетно оба относятся. У меня был отец. Возможно, поэтому я и чувствую разницу. Многое, что они ценят, даже не отдавая себе в этом отчёта, для меня не имеет большого значения.

Сейчас я поглядел про музей Орсе в Париже. Это был вокзал к Парижской выставке 1900 года. Потом вписали десятками лет пустовавший архитектурный проект в атмосферу нынешнего Парижа. Тогда музей д’Орсе приезжал в Москву – где-то в начале 2000-х. Я опять стал активно общаться с Борисом Семёновичем, он мне тут же поведал, что был в этом музее в Париже, выезжая из своего бананово-лимонного Сингапура временами. Мы сошлись на Прусте с лилией. Вот смотрит на тебя живёхонький.

Сам музей – он составной. Там каркас стальной с добавлением олова для лучшей ковки, склёпанный, как Титаник. Архитектор собирал такие стальные конструкции в Нью-Йорке. А потом обставили каменными фасадами. Там ещё сложный вертикальный разрез – поезда прибывали в подвал. Вот в 70-е годы мэрия Парижа, чуть не написал, Москвы, решила вписать этот вокзал обратно в жизнь. Был конкурс, выиграли молодые ребята-архитекторы. Тогда это было самое насыщенное электроникой строение, только на космодроме где-то в Гвиане было нечто подобное. Грандиозно – одним словом. А когда наполнили импрессионистами – то ВААЩЕ стало! В общем, я знаю целых два таких строения – Лукьянчук и Рубанов! Только они об этом не должны ничего знать, разумеется! (смайл).

Подумал ещё, музей д’Орсе находится на стыке 4-х стихий. Это Сена буквально в нескольких метрах, это электричество в виде огня, это почва, в которую врыта ёмкость самого музея, и это воздух в полотнах импрессионистов! Да и воздух самого Парижа, чёрт побери! Где там Ив Монтан?!

Кстати, сам музей со своим стальным остовом динозавра, обложенным камнями – такой архаичный монстр, пожирающий паровозы и переваривающий их в высокое искусство Импрессио! Из дыма! Надым, на свет, на запах, на Восток! В Надыме как-то побывал, через облитые розовым закатным Солнцем старые горы Урала на полуостров Я мал, до дорог! И не просто так, а по делу – по работе, короче!

7

Вот уж действительно странный аттрактор какой-то из коммуникативных волн, гуляющих в самом тексте. Смущает целых два фактора. Первое – когда поисковик Гугл объединил Сложность с Теорией суперструн. Ну, доклад по теории то был запланирован, раз выписали Дэвида Гросса – он только этим и занимается, но вряд ли Арнольд заявлял о своих монадах открыто, что именно об этом и будет рассказывать. По всей видимости, ему была предоставлена полная свобода – о чём хочешь, о том и рассказывай – математика большая!

(Это как в сказке Сергея Козлова про кролика Кику, который рисовал всех зверей в пустыне. А Жираф и спросил: – А меня нарисуешь? – Нарисую, – ответил кролик Кику. – Пустыня большая, песку много! Жираф плюхнулся набок на бархан, кролик деревянной палочкой обвёл его, обежав, и получился настоящий жирафий портрет – профиль в полный рост).

Вот так суперструны оказались объединены со сложностью от Арнольда – яркая мифологическая история, сама теория суперструн со сложностью пока дел не имела! Второе – это легендарный Роберт Вуд, который не только отменил несуществующее излучение сумасшедшего профессора, просто незаметно прервав ход этого невидимого луча свинцовым экраном, но тот профессор всё равно продолжал упорно этот свой луч наблюдать, но и в 1902 году уже сам Вуд – величайший экспериментатор наблюдал плазмоны. Это замечательный мостик не только к резонансу Фано, но и к самим ненаблюдаемым нашим коммуникативным волнам, а ненаблюдаемы эти самые коммуникативные волны, в том числе и потому, что скачут из одной головы в другую – и каждый может воспринять такую волну, как озарение, и вот такие озарения скачут по головам, но видны только тем, кто это озарение в данный момент испытывает, и больше никак.

Линия про Вуда с плазмонами и призрачными волнами, мне кажется, подкрепит основную идею волн сложности. Волны сложности в качестве смысловой меры, моей точки зрения, ответственны за интеллектуальную высоту планки любой дискуссии, а именно, напряжённость смыслового поля, точнее, амплитудный размах его разнообразных смысловых потенциалов. И это не просто некоторые умозрительные категории, их вполне можно оценить многообразием тех смысловых аттракторов, существенно странных, по всей видимости, которые непосредственно вовлечены в любой диалог.

Вчера на «Доверии» показали фильм 1965 года «Призрак» с Грегори Пеком. Там, как оказалось, психика главного героя была резко нарушена на самом пике сделки с совестью физика-ядерщика, сделавшего критическое открытие. Внешней пантомимой в бытовой пене дней группой актёров отыгрывалось присутствие «тёмной смысловой стороны» совсем других не бытовых измерений. Мне кажется, вполне получилось. Ещё мне кажется, что мы сообща поймали очень крупную рыбу с этими самыми коммуникативными волнами.

8

Какая прелесть! Прогиб маковской клавиатуры «на коленке», когда электронные команды срабатывают в нарушение очередности нажатия и хода естественного времени, или вообще срабатывает соседняя клавиша, вот Арнольд тоже намекал, что считает надёжней ЭВМ, которая подвержена нюансам космического излучения, хотя кто-то из его коллег намекал, что Арнольд не умел программировать и всячески стеснялся это показать!

Переходник от информационных игр к электронным процессам – это, например, машина Тьюринга-Чёрча в виде той же своей маковской реализации от Джобса с Вапником, в частности. Когда электронные процессы управляют метаморфозами информации. Физика остаётся физикой, а информация информацией. Типичная каталитическая реакция. Катализатор в конце такой реакции в целости и сохранности, а кислота со щёлочью таки стали солью, а свечки никто не держал, где катализатор вступает всю дорогу в жутко интимные связи и с вашими, и с нашими напропалую. К концу процесса и волки целы, и овцы сыты. Настоящая химия!

В случае смысловых волн всё ровно наоборот. Их как не было в начале некоторой смысловой трансформации, так и в конце тоже нет. Теплород, только мысленный, вновь переместился из пустого в порожнее, и опять тишина, как у Крамарова в «Неуловимых». Есть, правда, ещё несколько странная гипотеза Ландауэра про рассеяние энергии при потере бита информации, но мало ли? It’s from bit – проблема, по всей видимости, непознаваемая и просто изящный трюизм. Энтропия – поистине самая странная величина в физическом мире! Но почему бы на эту статистическую странность не посадить ещё и статистическую же волну в качестве энтропийной связности между различными же энтропийными субъектами и их разнообразными группировками в интернет-пространстве?! Гуляют же волны с амплитудами вероятности по просторам статистически квантовой механики, и ничего, точнее, столько сразу всего интересного!

Комментарий

Это все таки игра в слова, или лучше «игра в бисер».

(Борис Лукьянчук)

9

Дорогой Борис Семёнович!

Если следовать определению Делёза смысла: «Смысл – это и выражаемое, то есть выраженное предложением, и атрибут положения вещей. Он развернут одной стороной к вещам, а другой – к предложениям. Но он не сливается ни с предложением, ни с положением вещей или качеством, которое данное предложение обозначает. Он является именно границей между предложениями и вещами… Именно поэтому смысл и есть «событие», при условии, что событие не смешивается со своим пространственно-временным осуществлением в положении вещей. Так что мы не будем теперь спрашивать, в чем смысл события: событие и есть смысл как таковой».

Смысл в видении Делёза – это типичный плазмон. То есть смысловая волна аналогична лпахмонной. Поэтому для меня так важно Ваше участие. У Вашего покорного слуги нет такой широчайшей «плазмонной» интуиции.

Главная загадка энтропии коммуникативных волн сидит в коммуникативных состояниях монад Арнольда – игла в яйце, яйцо в утке, утка в зайце, заяц в кованом сундуке, кованый сундук на дубе том напротив дома, который построил Джек на острове Буяне!

Каждое микросостояние Больцмана для расчёта энтропии – это в точности одно коммуникативное состояние монады Арнольда в нулях и единицах. Вот, собственно, где Нобелевка зарыта…

Комментарий

Отлично!

Лауреату разрешают пригласить на церемонию награждения семь своих гостей. Мы с Марией претендуем на два места.

(Борис Лукьянчук)

10

Для художественного дискурса наклёвывается схема ткацкого станка. Опорные нити, которые вдоль – это наши действующие лица. Они то мигнут, то погаснут – переходят из зоны видимости – вещественные корни – в зону тени – корни комплексные – и всегда парами включаются и выключаются. Это, возможно, основной механизм квантования самих действующих лиц. Вот как в музыке – временная развёртка по вертикали.

На опорные нити действующих лиц заплетаются поперечные алгебраические кривые – предложения. То есть поток действующих лиц образует группу кос с критическими точками – самопересечениями, а отряд из предложений их расплетает.

Но расплетает и заплетает как поперечная нить челнока на том же ткацком станке.

Собственно, так и плетётся сюжет любой конфликтной ситуации. Но здесь есть тонкий момент. Погружаясь в локальный эпизод повествования, мы можем терять внешние ориентиры (действующие лица – это как глобальные переменные в большой внешней программе, а есть локальные переменные – «доцент так за полчаса пятёрку нарисует, что от настоящей не отличишь»).

И вот эти локальные переменные, которые живут только в этом эпизоде – «кривые возбуждения главной кривой», они могут заслонять на время эпизода весь фон, и тогда мы подвисаем в языке и не различаем, где верх, а где низ, по меткому выражению лингвиста Нильса Бора. А вот что делают в это самое время другие действующие лица, которых нет в этом кадре? Их и в театре тоже может не быть, как в фильме Иоселиани «Жил певчий дрозд». Они могут забежать на время своей мизансцены, а потом опять убежать по своим делам.

А где тогда живут эти «другие официальные лица» на время этого эпизода, если их физически нигде нет в плане наблюдаемых? Вот Лаэрт где-то бегает со своей шпагой в поисках Гамлета – как бы его на эту шпагу лаэртовскую нанизать, врага и предателя! Кто о нём помнит? Ну, по идее, Гамлет должен помнить, что на пути к всеобщему разрешению конфликта пиесы и финальному восстановлению связи времён, когда уже все участники помрут, и Данией вполне законно начинает править проходимец Фортинбрас, вот на пути к такому победоносному финалу по Гамлету, всей миссии угрожает шпага запутавшегося в своих нехитрых умопостроениях бедняги Лаэрта, мстящего за папаню и сеструху!

То есть все другие действующие лица на своих мнимых позициях торчат в головах активных в этой мизансцене действующих лиц. Только они могут помнить о тех, кто за кадром! Помнит наш наблюдатель второго порядка! Сама структура несёт память немарковскую обо всём случившемся. Монада Арнольда!

Значит все наши хитроумные локальные плетения-расплетения трансверсальны к линиям жизней главных героев, которые как телеграфные провода поперемыкались под напором стихий и искрят, пока их – эти плетения-расплетения не разведут, ну или не перережут за ненадобностью. На любой такой эпизод местного значения проецируются все действующие лица – и в кадре, и за кадром. Их, может, и нет на кулисами, но их мнимое присутствие должно чувствоваться в эпизоде – возможно, это и есть главное мерило правдоподобия. Присутствие в нём всех действующих лиц – мнимых и не мнимых по месту и времени. Где там запропастилась тень отца Гамлета – срочно на выход!

В общем, как здесь быть с наблюдаемыми и ненаблюдаемыми – я пока толком не знаю. И всегда появляются и исчезают парами (куперовскими) корни этих самых действующих лиц, перемещаясь из вещественной части в мнимую. Что бы это ни значило.

Другие эссе Андрея Рождественского из цикла «Записки из мансарды» можно прочитать в нашем журнале по ссылкам на его авторской странице.

Мария Ольшанская