Часть третья:
Гоголь & Пушкин

… Я сейчас перечитываю Гоголя. В «Мертвых душах» он существенно превзошел, как мне кажется, уровень Пушкина времен «Евгения Онегина» и первого и второго письма.

На днях знакомый режиссер Герман Энтин попросил перечитать Миргородскую историю Гоголя: как поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем. Ясный такой край творчества — еще только пробует, приноравливается — еще нет Италии с видами «Мертвых душ», и Пушкин в «Полтаве» перекидывает мостик издалека для Коленьки от порочной страсти Марии, с блудливым Карлом — к ровному сиянию Петра. И пожар души Гоголя примет по-настоящему Вселенский размах. А камеру-обскуру из сенцов Ивана Никифоровича, где онé неглиже изволили пребывать, Набоков просто украл. Рахманинов в третьем концерте написал музыку времен «развитого социализма». По этому поводу Битов выразился, что Россия приготовила своим коммунистическим этапом истории множество заготовок для будущего — кто ими теперь первым воспользуется? Гоголь уже в Миргороде демонстрирует Бэконовский рассудочный взгляд на явления. С одной стороны, все это трудно ухватить, но, с другой стороны, внушает уверенность в связности сущего…

Когда начинаешь смотреть из Италии на Россию (и наоборот), то понимаешь (не то, чтобы Великое виделось на расстоянии — так-то оно, может, и так… не разглядел, честно сказать), — чтобы вообще что-то увидеть можно было, всегда оттенить надо чем-то: коврик какой-то бросить или кусок занавески от натюрморта…

Вот все думают, что «Ревизор», «Мертвые души» — вроде как про Россию. Ничуть не бывало. Это росписи венецианской мозаикой по огромному флорентийскому блюду, вывешенному где-нибудь в Сиене. Кстати, как мне кажется, Гоголь по своему методу очень походил на художника Врубеля. Он тоже из изящных кусочков живописной смальты свои полотна составлял.

Просто у Гоголя совсем не про русскую жизнь написано, даже с итальянским акцентом и римским профилем. Тарас Бульба он вроде как под Илиаду шел — друзья недавно сказали. И «Мертвые души» — это уже про Одиссея, точнее про его странствия: каково! бричка — Летучий Голландец, а Чичиков — сам Одиссей, Пенелопы только не оказалось, затерялась, видать, в пламени второго тома. Но в отличие от мифических персонажей — хозяев островов в Эгейском море — у нас налицо настоящие монстры — люди-уродцы из даже не комедии, а настоящего человеческого зверинца. Плюшкин — когда пуповина от мира оторвалась, Манилов — когда мозги набекрень, Ноздрев — ну это настоящий Федор-американец¹ с островов Умба-Юмба, а Собакевич…

Ну каков Пушкин в образе Багратиона², стиснутый толстыми ляжками греческих полководцев и полководиц! Тут Гоголь польстил явно, такая неприкрытая бессовестная лесть — Пушкин в роли Байрона, потому что полководцы-то из Рима взяты были, да в кальсоны обтянутые, а это уже настоящий гей-парад. И вот такая-то содомия невпопад к Собакевичу, тут поневоле табуретка закричит, что она тоже Собакевич и на стенку полезет в буквальном смысле. Да, Николай Васильевич, ничего не скажешь — помогли же, сынку, тебе ляхи. Ау, сестры Ржевусские!

Мы тут с Германом Ильичем Энтиным с «Шинелью» гоголевской работаем, так «Шинель», возможно, художественная пародия на известное полотно³ Александра Иванова, уж очень долго тот его писал, да и Гоголя замучил, наверное, с позированием. А тут все по-простому: вот нет шинели, потом вдруг она все же есть, и тут же снова нет. И второе пришествие Башмачкина — ну, Значимое лицо и протчая чиновничья приблудень, погоди! А Вий просто от Везувия произошел, когда тот Помпеи разметал. Еще хотел про Ганнибала Лектера⁴ вспомнить, когда он кишки от Поцци развесил над плаццо Синьории из палаццо Веккьо. Там брызги крови свинячьей на Персее⁵ челлиневском присохли. А что с Гоголем сотворили в конце — это вообще с ума спятить. Наука — одно слово…

Башмачкин, он как бы пятидесятилетним, в кителе домотканом, так и родился с лысиной на голове, то есть, Гоголь процесс роста Башмачкина приберег на потом, как Спилберг в «Звездных войнах» — с четвертого эпизода сразу начал. А детство и юность Башмачкина он воплотил, но уже в Чичикове. Вот как! Башмачкин был, нет и снова есть. А Чичиков был, был, есть и снова был — как Ленин прямо. Башмачкин — не жилец по Гоголю, а Чичиков, он в таком затянувшемся марафоне — «мы толкаем Землю от себя, от себя, под себя» (как в песне Высоцкого) и рвемся на Запад — еще и мертвых душ понавыковыривал. Правда, с заездом вначале на Юг, на эту землю, чтоб потом уже прямиком на Запад. Эх, тройка-птица… Кстати, мой приятель Миша Погарский⁶ с двумя японцами и итальянцем-меценатом этим летом (2009-м) в честь 200-летия Николай Васильича водрузили ему памятник на земле тосканской рядом с дорогой, по которой проезжал когда-то экипаж мятущегося поэта — бричка, по Чичикову. Памятник так и назвали «Птица-тройка» — сделанный из осей и колес двух экипажей 19-го века и устремленный, конечно, в небо, к Полярной звезде. До первой звезды, Александр Сергеич, до первой звезды…

Что интересно — это дуэт Пушкин-Гоголь. Даже в произведениях: «Борис Годунов» — «Тарас Бульба», «Евгений Онегин» — «Ревизор», «Медный всадник» — «Шинель», «Повести Белкина» — «Мертвые души»… Можно полустриптиз двух участников представить в виде маятника: если один полностью одет, то другой полностью раздет, а если один полуодет, например, до пояса, если сверху брать, то другой тоже полуодет до пояса, если брать снизу. Вот взять повесть «Нос» (когда Гоголь Пушкину эту повесть читает). Можно даже на манекене представить. Гоголь вроде как берет выступающую часть, которая выше подбородка — Пушкин неумолимо сдвигает эту выступающую часть ниже пояса, а Гоголь обратно натягивает. Мне кажется, Гоголь с Пушкиным сошлись по части ума, если бы Пушкин еще и стрелялся с Гоголем, вместо Дантеса, — была бы весьма достойная дуэль, когда два светила спорили бы за свое место под солнцем. А если бы еще из-за одной женщины — так это просто фантастика. Как Хемингуэй с Фитцжеральдом в романе Олдриджа «Последний взгляд»⁷ …

Собственно, Хармс как в воду глядел. Когда Пушкин о Гоголя спотыкался, а Гоголь о Пушкина⁸. Если вспомнить приключение Пушкина в бричке⁹ в Псковской губернии, то, во всяком случае, понятно, кто послужил прототипом Чичикову, когда тот перекувыркнулся в своей бричке и заявился грязный как боров на постой к Коробочке. Есть пронзительная аналогия поединка Чичикова с Ноздревым в противоборстве Пушкина с Федором Толстым-американцем. Наверное, и сам Ноздрев списан с Толстого. А картинная галерея Собакевича, где худенький Багратион затесался между толстомясых. Вылитый же Пушкин! Как говорится, найди еще пять отличий. Просто, можно, конечно, как Генис¹⁰ расписывать, что «Тарас Бульба» — это «Илиада», а «Мертвые души» — явная «Одиссея», на манер Джойсовского «Улисса». Но с такой точки зрения - каждый второй роман — вылитая «Одиссея». Смотри в чем отличия, а где — роднит. Я даже изобрел такой простенький метод убирания лишнего. Вот упрекают — сравнение какое-то банальное. Мы это тут же вымарываем и смотрим: сюжет стоит, или как Безенчук гикнулся? И вот так выясняем — что главное…

Мне кажется, что, сведя Пушкина с Гоголем в хорошем литературном (или поэтическом) смысле, мы, наконец, выдернем Николая Васильевича из плеяды художников русской жизни, потому что русская жизнь, как я думаю, для Гоголя «рядом не лежала». Венецианская мозаика и флорентийское кружево — вот что такое Гоголь! Так мне кажется… А потом мистики можно добавить, как в «Метели», и что это на самом деле Гоголь вызвал Пушкина на дуэль, а Дантес — он так просто, из массовки показался, и Натали совсем ни при чем. Дело-то в литературе. Не случайно сам Даль Пушкина к ангелам провожал¹¹ , а потом словарем разразился (вроде как Пушкин завещал) и Гоголю наставления сюжетные давал. То есть два духовных сына сразу образовались — близнецы вроде как…

Пуля Пушкина, насколько я понимаю, настигла Гоголя через 15 лет. Это примерно как академик Крылов говорил о теории относительности, что эта теория может посчитать расстояние до трона Господня: после разгрома русской эскадры на траверзе Порт Артура посылались массовые проклятия на головы японских милитаристов. Как известно, землетрясение настигло Японию в 1929 году. То есть 12 лет свет шел туда, 12 лет — обратно. Вот и получается, что трон Господен находится от Земли на расстоянии 12 световых лет. Тривиально…

Да, вспомнил! Вот Гоголь в «Ревизоре» сталкивает Городничего и Хлестакова в трактирной гостинице в первую встречу. Городничий — про Фому, а Хлестаков — про Ерему, друг дружку слышат, выводы делают прямо противоположные… разговор продолжается — мы в теме и нам интересно. Какие пули льет, мерзавец! — это Городничий, типа — «Оно конечно, Александр Македонский герой, но зачем же стулья ломать». Вот берешь сценарий Фассбиндера, а там такой диалог смешанный, в смысле, он про одно говорит, а она — про другое: то есть, темы даже не соприкасаются, а мы выстраиваем по необходимости новый дискурс. То есть, мы говорим Фассбиндер, а подразумеваем Гоголь. У Пушкина аналогичный прием был в «Барышне-крестьянке» и в «Метели», мне кажется. «Ревизор», по-моему, уже был тогда написан. Вот достоверность — она из чего-то такого складывается, когда не в одной плоскости, что-то объемное самопрорастает — а мы как конструкторы этой достоверности. Как хорошая архитектура, после которой остаются величественные развалины, а после дурной архитектуры — просто груды мусора, не будем показывать пальцем…

А что, господа, ежели мы не Хлестаковы, тогда по необходимости Городничие — третьего не дано. Вот о чем Великая комедия Гоголя. У Данте про это все написано лет за 500 до Гоголя. Но кто читает…

АР

Примечания к тексту:

¹ Федор-американец — граф Федор Иванович Толстой, прозванный Американцем. Отличался необыкновенным темпераментом, прославился картежным азартом, пристрастием к дуэлям и путешествием в Америку (откуда и прозвище). Один из самых известных эпизодов московского периода жизни графа Толстого — его не всегда дружеские отношения с Пушкиным.

² «Чичиков, садясь, взглянул на стены и на висевшие на них картины. На картинах все были молодцы, все греческие полководцы… Между крепкими греками, неизвестно каким образом, поместился Багратион, тощий, худенький…»

³ Художник Александр Иванов (1806–1858) двадцать лет трудился над картиной «Явление Христа народу». Портретные черты Гоголя, с которым был дружен Иванов, угадываются в фигуре человека в коричневом хитоне с непокрытой головой.

⁴ Доктор Ганнибал Лектер — вымышленный персонаж; фигурировал в четырех романах Томаса Харриса и в их экранизациях.

⁵ Бронзовая статуя Персея, победителя Медузы Горгоны (Флоренция, Пьяцца делла Синьория, Лоджия деи Ланци, рядом с Палаццо Веккио) — самое значительное творение итальянского скульптора Бенвенуто Челлини (1500–1571).

⁶ Михаил Погарский — художник, писатель, член редакции литературно-художественного альманаха «Дирижабль».

⁷ «Последний взгляд» — роман Джеймса Олдриджа о дружбе двух великих писателей той эпохи: Фрэнсиса Скотта Фитцджеральда и Эрнеста Хемингуэя, увиденной глазами молоденького журналиста.

⁸ Даниилу Хармсу принадлежит ряд пародийных миниатюр о Пушкине и Гоголе. В данном случае речь идет о миниатюре «Пушкин и Гоголь».

⁹ В тексте эссе Марии Ольшанской (Паломы) «Как счастлив я, когда могу покинуть…» (об одном из стихотворений Пушкина — попытка расследования) цитировался фрагмент письма Пушкина (1926 года): «… я хотел сам явиться к вам, как бомба, 1 дек., т.е. сегодня, и поэтому выехал 5-6 дней тому назад из моей проклятой деревушки на «перекладной», из-за отвратительных дорог. Псковские «ямщики» не нашли ничего лучшего, как опрокинуть меня…»

¹⁰ Александр Александрович Генис — русский американский писатель, эссеист, литературовед, критик.

¹¹ Врач и писатель Владимир Даль проводил вскрытие тела Пушкина после его смерти.

Сон или явь, что не под стать безумцам

«А что, господа, ежели мы не Хлестаковы, тогда
по необходимости Городничие — третьего не дано».
(Андрей Рождественский)

«Слушай, философ! — сказал сотник, и голос его сделался
крепок и грозен, — Я не люблю этих выдумок. Ты можешь это делать
в вашей бурсе. А у меня не так: я уже как отдеру, так не то, что ректор».
(Н.В. Гоголь, «Вий»)

Поскольку роли в нашем театре главный режиссер Мария О. распределяет, а роль Ивана Александровича она сразу же своему любимому Андрюшеньке назначила, то мне ничего не остается, как выступить в роли Антона Антоновича Сквозник-Дмухановского.

Итак, я пригласил вас, господа, с тем, чтобы сообщить вам пренеприятное известие: в этой публикации Андрюша такую кучу навалил (хуже Плюшкина), что выковырять из нее жемчужные зерна — это непросто. Но они есть, иначе, с какой бы стати Мария ему эту роль отдала. Она вот какие апроши закладывает: «Но не классикой единой жив человек, и в нашем журнале, в «Настроениях», появился свой «уголок постмодерниста» и обихаживающий его Андрей Рождественский».

То, что делает театральный Хлестаков — называется литературной провокацией. Оно, конечно, можно от школьной программы отойти, но от нее хоть три года скачи, ни до какой особо новой идеи не доедешь. Так наш Хлестаков имеет тонкие виды: даром что от программы отошел, а он себе мотает на ус. А эпатирует — ради того, чтобы вы свой взгляд освежили и в дискуссию с ним вступили. Здесь тонкая и больше политическая причина. Это значит вот что: Россия… да… хочет вести войну, и министерия-то, вот видите, и подослала чиновника, чтобы узнать, нет ли где измены.

О связи Пушкина и Гоголя существует обширная литература. Два гения, имеющих неоспоримые заслуги перед русской словесностью. Пушкин был на десять лет старше Гоголя. Встретились они, когда Пушкину было тридцать один год, а Гоголю — двадцать один. Пушкин шутя жаловался друзьям, что «хитрый малоросс украл» у него лучшие сюжеты — комедии «Ревизора» и романа «Мертвые души». О сюжетах идет речь и в публикации Андрея Рождественского.

Поскольку постмодернистам лучше пальца в рот не клади (одно упоминание о бричке чего стоит!), то я про сюжет лучше буду по-стариковски, от Аристотеля, чтобы читателю помочь с этой статьей разобраться. Мне Никита Арнольд когда-то честно признался, что комментарии к Джойсу ему было интереснее читать, чем самого «Улисса». Мария нашла правильный режиссерский ход к публикациям Рождественского, он у нее, как шпинач начопанный, который она дрессингом своих комментариев покрывает. Уж она-то вам все порасскажет — и про бричку, и про сестер Ржевусских.

Итак идем по Аристотелю. Он сюжет определял, как «подражание не людям, но действию и жизни». В Википедии дано развернутое определение: «Сюжет в литературе — отражение динамики действительности в форме развертывающегося в произведении действия, в форме внутренне-связанных (причинно-временной связью) поступков персонажей, событий, образующих известное единство, составляющих некоторое законченное целое. Сюжет есть форма развертывания темы, характерная главным образом для драматических и повествовательных произведений; в них сюжет составляет динамический стержень композиции. <…> Динамика явлений может быть показана писателем в форме синтетически-поступательного развития cюжета, в форме прямой последовательности событий, т. е. в той, в которой они протекают в самой объективной действительности. (В этом случае, между прочим, сначала дается экспозиция, затем завязка, кульминационный пункт борьбы, развязка, эпилог)».

Подобно тому, как в Природе, при всем ее многообразии, известны (по крайней мере на сегодня) лишь четыре типа взаимодействий (электромагнитное, гравитационное и др.), так и сюжетов - имеется ограниченное количество. Борхес, например, утверждал, что все сюжеты сводятся всего к четырем вариантам: 1) О штурме и обороне укрепленного города (Троя); 2) О долгом возвращении (Одиссей); 3) О поиске (Ясон) и 4) О смерти бога (Христос, Один, Атис). Жорж Польти дал более детализированный список из 36 сюжетов, к которым сводится вся мировая литература. Так же и вся музыка сводится лишь к семи нотам. А сравнивать двух композиторов по принципу — и у того «вальс» и у другого, смысла особого не имеет.

В атомистике современной русской литературы Пушкин и Гоголь на первом месте идут, как водород в периодической системе Менделеева. Говорить — кто из них для атома важнее, все равно, что протон от электрона разделять. Разделить то можно, но получишь вместо элементарного кирпичика мироздания - ионизированную плазму.

Роль Италии в творчестве Гоголя, конечно велика, но вовсе не сюжетно, а как велика роль тех мест в жизни человека, где он был по настоящему счастлив. А сюжетно — так смотри выше. Эх, Андрюша, куда несешься ты — дай ответ!

А из-за чего Иван Иванович с Иваном Никифоровичем рассорились, так на это отечественная критика уже дала ответ в период ввода советских войск в Чехословакию. Они рассорились из-за того, что Иван Иванович Ивана Никифоровича Гусаком обозвал.

Дядя Боря

Ваш редактор был недоволен…

… И ворчал: «Там три темы сразу!
Дочитав последнюю фразу,
Не поймешь, кто в кого влюблен,
Кто, когда и зачем встречался,
Кто погиб, и кто жив остался,
И кто автор, и кто герой…»

«Вы ошиблись: Венеция дожей — это рядом…»
Да простит меня Анна Ахматова за упоминание всуе ее строк из поэмы «Без героя». Но что делать, если наш кофейный секретарь Дядя Боря спутал роли — «Вы взяли билет на вчерашний спектакль», как пела Алла Пугачева. Какого такого Андрюшу он все время поминает? Племянник Андрюша в «Байках про науку», а здесь — «Мансарда», в которой пишет свои Записки уполномоченный нашего Острова по постмодернизму Андрей Рождественский. Мало ли тезок на свете!

Мария О.