Кирилл Ковальджи
Чтобы мир был спасен…
(из книги «Избранная лирика»)
Предисловие
14 марта — день рождения замечательного русского поэта, автора и друга нашего журнала, Кирилла Владимировича Ковальджи. Этот день мы традиционно отмечаем выпуском, посвященным его творчеству. Подборка стихотворений, рассказ, или просто интервью… Если прибегнуть к простой банальности, то в таких случаях говорят: «На все сложные вопросы можно найти ответы, открыв книгу Кирилла Ковальджи». Но если не прибегать, можно высказаться иначе: «Не всякому человеку суждено пережить столько, сколько пережил Кирилл Владимирович за свою жизнь, когда на его глазах менялись эпохи и правители, начинались и заканчивались войны. Не всякий человек может сделать выводы из пережитого, философски переосмыслить то или другое событие. Ведь это нам не дано предугадать, а он может — предугадать и предостеречь».
Когда моя мама узнала о замысле новой публикации, она сказала: «Будешь поздравлять Кирилла Владимировича, если можно, скажи ему, что он очень мудрый человек, что многое из его книг я списала себе в тетрадку и часто перечитываю». (Моя мама полвека проработала в школе учительницей русского языка и литературы). Я пообещала, добавив, что, мол, да, Кирилл Ковальджи — очень умный человек. «Ты передай так, как я сказала! Мудрости без ума не бывает, а вот ум без мудрости — сколько угодно примеров!»
Еще на заре возникновения нашего журнала автор разрешил комбинировать стихи для публикаций так, как видит это редактор. Вот я и воспользовалась этим разрешением, еще раз перелистав книгу: Кирилл Ковальджи. Избранная лирика. — М.: Время (Поэтическая библиотека), 2007.
Мария Ольшанская
Дорогие зрители
Я писал эту драму для вас для вас, незнакомые зрители, для ваших голодных глаз, чтобы правду мою увидели; я писал, говорю, эту драму, нет, я играл эту драму нет, я жил эту драму но перед самой оглаской угадал, что должна была она увенчаться тяжелой развязкой — не финал, а плохие дела предстояло кому-нибудь удавиться или утопиться или кому-то броситься с пятого этажа извините, я убедился на собственной шкуре что победы не стоят потерь что любовь не стоит смертей что искусство не стоит человеческих жертв не согласны? — идите домой как-нибудь проживу без оваций без вас, дорогие зрители, крови чужой любители…
Такой час
Что геройства запал, коли разум погиб? Час загиба настал, торжествует загиб. Дурь пошла на подъем, подняла кутерьму, — переспорить дурдом не дано никому. Все наперекосяк, потому что загиб заразителен, как в эпидемию — грипп. Тут нужна чистота, а не бомба и штык. Белой марлей — уста, чтоб микроб не проник. Если снова потоп в обезумевший век — не сколачивай гроб: время строить ковчег. Будет вопль, будет стон, но молюсь, не как Ной: дай, чтоб мир был спасен не такою ценой!
* * *
Что там третья мировая? Продолжается вторая. Ежедневно в каждом доме отголоски давних дней. Ее ставят режиссеры, гримируются актеры, Вновь на всех телеэкранах что-то новое о ней. Не она одна за нами, а число с семью нулями, Где лицо войны дробится в бесконечных зеркалах. Все расскажут очевидцы. Все заполнятся страницы, Умножая смерть на память, жизнь на случай, боль на страх. Это не четыре года, а эпоха без исхода, И пока я жив, все вести — о моих и обо мне. Вечно почта полевая — в сердце точка болевая, Комом в горле чье-то горе, строчка песни о войне.
Слепой сеятель
Бродит слепой сеятель, по ночам семена бросает: со всего размаха налево, со всего размаха направо. И из тех, что упали на землю, вырастают живые люди, а из тех, что упали на камни, вырастают каменные боги. На рассвете живые люди поклоняются каменным идолам, а днём разбивают их вдребезги и, взявшись за руки, пляшут. Но в полночь выходит сеятель, опять семена бросает: со всего размаха налево, со всего размаха направо…
Вавилонское
Зря обнимает светом солнце несчастный город Вавилон: вавилоняне, вавилонцы на площадь прут со всех сторон. Все брешут — правду-матку режут… Слова — кто в лес, кто по дрова: вчера еще одни и те же, смысл перепутали слова. С цепи сорвавшаяся пьеса без режиссера наобум — процесс, где каждый — ни бельмеса, ни в зуб ногой и ни бум-бум. По-вавилонски учит школа с младых ногтей вавилонят полуслова, полуглаголы, смешавши, клеить наугад. Но в каждом слоге вероломство, непониманье, ложь и страх, а высшей марки вавилонство — молчок на разных языках. Как бы решаются вопросы, но все решенья — на авось, и даже стоны, даже слезы толкуют здесь и вкривь и вкось. Хватаю жителей за плечи, кричу им в уши и трясу, но все слова мои и речи, зависнув, тают на весу. Кругом свистят и корчат рожи; боюсь, что я у них в плену и под мычанье носорожье я вавилониться начну. И в маяте, хандре и скорби, Я восклицаю: мня… бремня… сикамбриозно жаклой чорбе, реклей басайся, кребетня!
Пустота
Образовалась пустота, застыл певец, раскрыв уста, скрипач застрял на первой ноте, запнулась ласточка в полете. Образовалась пустота, стоят пустые переплеты, летят пустые самолеты, спешат пустые поезда по гулким рельсам в никуда. Образовалась пустота внутри ствола, внутри листа, внутри большого монумента, внутри живого претендента… Коль говорить начистоту, природа терпит пустоту, как терпят слово, и бумага, и Бог, и вера, и отвага. А что такое пустота? То и правитель без поста, и без правителя сам пост — дырою черной во весь рост. Две пустоты, в одну сойдясь, из ничего рождают власть. В ее глазах и та, и тот — игра пузырчатых пустот. А потому в тартарары летят разумные миры зеленым бисером планет — в провал, в котором Бога нет.
Хэппи-энд
Все кончилось благополучно. … Волков почуя, бараны еще теснее сплотились вокруг своего пастуха, когда он вскинул двустволку, и волк закружился, раненый, бросился пес на хищников, и те ушли от греха. Все кончилось благополучно, как я вам сказал заранее. Садилось кровавое солнце, лучи посылая вкось, Пастух в тулупе овчинном задумчиво ел баранину, и преданный пес лениво глодал баранью кость…
* * *
В час нечаянного краха бойтесь собственного страха, в час победного пристрастья бойтесь собственного счастья и посланницы пустыни — государственной гордыни. ……………………… В час кровавый перегрева не давайтесь главарю. Бойтесь собственного гнева — я народам говорю. Лишний шаг — и нет возврата, шаг — и нет пути назад: кровь за кровь и брат на брата, красный бред и чёрный ад…
* * *
Бродяги, пророки, врали… Страна моя, странное здание. Весенний вокзал. Расписание. А рельсы со снегом сошли… Страна моя, зал ожидания, тупик посредине Земли.
Ссылки на все публикации, связанные с творчеством Кирилла Ковальджи, в нашем журнале на его авторской странице.
Мария Ольшанская