Кирилл Ковальджи
Каждый день для меня –
как подарок
Поэзия вращается в сфере, где один
полюс — Исповедь, другой — Музыка…
Поэзия жива, пока летает между полюсами
(Кирилл Ковальджи)
У русского поэта Кирилла Владимировича Ковальджи, друга нашего журнала, очередной день рождения, и мы его по традиции хотим поздравить — его же собственными стихотворениями. Несколько лет назад я готовила большое эссе в трех частях о жизни и творчестве Кирилла Ковальджи и по горячим следам писала ему письма о своих впечатлениях. В одном из писем я тогда написала: «…увидела то, что и предполагала — Вашу необыкновенную музыкальность», сокрушаясь, что нет песен на его стихи. Но всему свое время, и в конце прошлого (2010-го) года Кирилл Владимирович прислал мне две песни Юрия Москалёва. Их мы и будем слушать. Стихотворения (полные тексты или фрагменты) я выбрала из публикаций последних лет в «толстых» журналах «Журнального зала» и из своей коллекции — те, в которых мне самой видны ритм, мелодия… все, что нужно для хорошей песни. А в двух местах я не удержалась и добавила второй голос к мелодии. Этот второй голос выделен цветом, а также указано имя «исполнителя».
Мария Ольшанская
Сны
Какие сны! Но утро приближалось и разметало их. Какая жалость, что зритель был в единственном числе, на всей земле… Придумать бы для сна видеозапись Феллини и Тарковскому на зависть! Да что они? Завидую я сам своим непроизвольным чудесам, посланцам невещественной природы, пророческой и творческой свободы, где время и пространство не в чести, а небылицам — с правдой по пути.
* * *
Как волку, в полночь не мне — завыть: мне есть, что вспомнить, тебе — забыть. Всё было — полночь, к устам уста… Я песней полон, а ты — пуста.
У телефона
Я не буду звонить
Я не буду тебе звонить
Ни утром ни днем ни ночью
не буду не буду
круглые сутки
круглый год
круглые два
А после дождика в четверг
можно и позвонить
Почему бы не позвонить
Но уже не могу
такой я круглый дурак.
Окончательный вариант
Я целый год писал одно стихотворенье,
оно мне не давалось. В нем слова
скрипели, изворачивались, лгали,
я мучался и недоумевал,
отчаивался, возвращался к тексту.
менялось настроение, погода,
события, открытия и стиль,
перемещались знаки Зодиака…
Исправленных и вычеркнутых строк
хватило б на поэму, от исходных
набросков не осталось и следа,
и вот в конце концов стихотворенье
предстало окончательным и ясным:
я, как от наважденья, от него
отделался… И разлюбил тебя.
* * *
… Теперь висит он елочной игрушкой,
романчик этот, la petit amour,
средь ангелов соломенных и прочей
блестящей мишуры. Над Вифлеемом
всего одна звезда на черном небе.
Волхвы свои дары кладут, смущаясь,
под елку памяти, с горящими свечами.
(Борис Лукьянчук, «Стихи к Елене»)
* * * Да пойми ты, обормот, жизнь — необратима! Наше время, как диод, либо ты — вперед, вперед, либо — к черту, мимо… Ибо времени-гонцу — ни щита, ни крепости либо ты вперед — к концу, либо сразу — вдребезги! А у музы — свой обряд: память, сон и звездопад, не вперед и не назад — вверх — на крыльях творчества. с временем помолвлен ад, с вечностью — пророчество. жизнь и в гибели права, а поэзия жива — словно мостик тесный между бездной бесовства и небесной бездной.
* * * Неосознанная вроде с тайной смысла и числа жизнь, которая проходит, жизнь, которая прошла. Карта, что была в колоде, на ладонь мою легла: жизнь, которая проходит, жизнь, которая прошла. И отводит и подводит, и творит свои дела жизнь, которая проходит, жизнь, которая прошла. Тень заката в мире бродит, но мучительно мила жизнь, которая проходит, жизнь, которая прошла…
* * *
Молодость прошла, но яркий хвост этой изумительной лисицы через бездну возраста, как мост, тянется в моей судьбе и длится. Молодость струится среди звезд — хвост уже промчавшейся кометы, чья орбита — убыль или рост, круга неизбывного приметы…
* * *
В границах ненарушенных,
с законами в ладах,
ты — пианист в наручниках
и ангел в кандалах.
Учителей не спрашивай,
они сказали всё.
В саду, в траве оранжевой
спит золотой осел…
Не в пребыванье сонное,
а в настоящий сон
приходит жизнь спрессованная
с бессмертьем в унисон.
Сорвись с колес, держись, не ной,
зажги себе зарю.
Двужильный я, двужизненный,
завет тебе дарю:
Оранжерей оранжевых
беги — приветствуй боль
и откровенье ран живых
и солнечную соль…
За этой дверью…
За этой дверью правда обо мне.
А я спешил. Стучал в другие двери,
где нет вопросов, где живет доверье,
неведенье подобное весне.
Пока живу, я не сыграю в ящик,
пока пою, та правда не нужна,
пока люблю, вся мудрость в настоящем,
а будущему с прошлым — грош цена.
Но в тишине, в бессоннице итоги
встать норовят со мной наедине:
я вижу — дверь, где правда обо мне,
распахнута. Я медлю на пороге.
Всё, что не знал — предъявится мне вдруг,
всё, что забыл — напомнится… Как воры,
в засаде — сплетники и репортеры,
среди зевак — о, господи! — мой внук.
А где критерий? Слава до потери
стыда? И правда до блохи?..
Я за спиной захлопну плотно двери,
из-под нее просуну вам стихи…
Дорогие зрители
я писал эту драму для вас для вас, незнакомые зрители, для ваших голодных глаз чтобы правду мою увидели; я писал, говорю, эту драму, нет, я играл эту драму нет, я жил эту драму, но перед славной оглаской я учуял логику зла, где пахнуло тяжелой развязкой — не финал, а плохие дела: предстояло кому-нибудь удавиться или утопиться
или кому-то броситься с пятого этажа извините, я убедился на собственной шкуре что победы не стоят потерь что любовь не стоит смертей что искусство не стоит человеческих жертв и тогда образумил я драму стало скучно? — идите домой как-нибудь доживу без аплодисментов без вас дорогие зрители крови чужой любители…
Да, говорю я, жизнь все равно прекрасна,
даже когда трудна и когда опасна,
даже когда несносна, почти ужасна —
жизнь, говорю я, жизнь все равно прекрасна.
Да, говорю, прекрасна и бесподобна,
как там ни своевольна и ни строптива —
ибо, к тому же, знаю весьма подробно,
что собой представляет альтернатива…
(Юрий Левитанский)
Под гитару
Не заметил, когда я весну перерос, не заметил, когда распрощался я с летом. Не заметил, когда стал поэтом всерьез, не заметил, когда перестал быть поэтом. Убывающий луч, старый шар голубой, переливы текут ускользающим дымом…
Не заметил, за что стал любим я тобой, не заметил, за что перестал быть любимым. Я на камень теперь преклоняю главу, прошатавшись по улицам с волчьим билетом, но пока я живу — вдруг проснусь наяву, вдруг любимым проснусь и поэтом!
* * *
Свет вечерний и тих и неярок, я у церкви присел, я устал, снегопадом на плечи лег крутой перевал— Каждый день для меня — как подарок, я зажгу, благодарствуя, свечи. До свиданья, до встречи!
Все публикации Кирилла Ковальджи в нашем журнале на его авторской странице.
Мария Ольшанская
