Владимир Шлаин

Палая листва
и полковники

Габриэля
Гарсиа Маркеса

— Просить об этом вам нет нужды, доктор.
Зная меня, вы могли не сомневаться,
что я похоронил бы вас наперекор всем и вся,
даже если бы и не был обязан вам жизнью.
(Габриэль Гарсиа Маркес «Палая листва»)

Рядом со школьным спортивным залом, куда я хожу тренироваться, построена маленькая забетонированная спортивная площадка с двумя футбольными воротами и баскетбольным кольцом, а напротив стоит восьмиэтажный дом для русскоязычных пенсионеров — довольно приличный образец социального жилья. Мой покойный отец свои последние годы прожил в этом доме. Почти каждый раз, вечером, идя на тренировку, я вижу сгорбленную старушку с длинными белыми крашеными волосами: она сначала долго-долго перебирает старое белье, расфасованное в пластиковые пакеты, а затем развешивает его на футбольных воротах. Закончив развешивать белье, она тут же начинает его снимать и раскладывать по пакетам. Наверное, всю жизнь вкалывала на свою семью: обстирывала, кормила, а теперь, когда разум ее угас, осталась одна, никому уже не нужная в этом мире, кроме социальных служб (муж умер, а дети обустраивают свою жизнь где-нибудь в Канаде), и механизм жизни, еще теплящийся в ней, работает вхолостую, как в старых выброшенных часах с действующей еще батарейкой.

Помните в «Сто лет одиночества» Гарсиа Маркеса? Урсула Игуаран, прожившая почти 120 лет, совершенно слепая, до последнего дня боровшаяся с рыжими муравьями (символом хаоса), разрушающими дом ее семьи, и вдруг понявшая, «что ее промахи — это не свидетельство первой победы, одержанной над ней дряхлостью и тьмой, а следствие какого-то повреждения в самом времени — порчи времени», а ее сын, полковник Аурелиано Буэндиа, поднявший тридцать два вооруженных восстания и все тридцать два проигравший, в конце жизни занимался литьем золотых рыбок — затем расплавляя их и заново переливая. Блистательный образ неукротимости человеческой энергии и обреченности человеческого тщеславия.


Иногда, устав от долгого сидения за рулем автомобиля, я еду на работу поездом, захватив какую-нибудь интересующую меня книгу, поскольку тот образ жизни, который я вынужден вести, совершенно не оставляет времени на чтение. Однажды взял с полки тоненький сборник рассказов Маркеса, думая, что за время дороги смогу прочитать его весь. Прочитал крошечный, всего в несколько страничек рассказ «Сиеста во вторник» и понял, что дальше читать не могу, что рассказ этот надо пережить.

О чем этот рассказ? Да — внешне — почти ни о чем, и почти ничего в нем не происходит. Ужасная, влажная жара в провинциальном городке (написано так, что чувствуешь ее физически, и она является одним из персонажей рассказа). В город на поезде приезжает бедно одетая женщина с двенадцатилетней девочкой. В руках у женщины облезлый портфель. Она идет в дом священника, но священник не хочет выходить, он только что лег спать — ведь так жарко. Но женщина настойчива и горда, и священник принимает ее. Она просит у него ключи от кладбища, хочет посетить могилу сына-вора, убитого на прошлой неделе при попытке ограбления. Священник вяло интересуется — не пыталась ли женщина вернуть своего сына на правильный путь. И тут женщина дает ответ — совершенно меня потрясший:

«Он был очень хороший. Я ему говорила, чтобы никогда не крал у людей последнюю еду, и он меня слушал».

Далее женщина рассказала, что прежде сын был боксером, и у него были выбиты все зубы, и он был единственным мужчиной в семье.

«Священник повернулся к шкафу. На гвозде, вбитом в дверцу, висели два больших ржавых ключа; именно такими представляли девочка и ее мать, когда была девочкой, да и, должно быть, когда-то сам священник ключи святого Петра».

Вот собственно и весь сюжет, но сколько за этим стоит недосказанного. И судьба этой женщины, ее любовь к сыну, судьба сына, не нашедшего дорогу в жизни, и будущая судьба девочки. Как сложен мир, в котором живут люди, и как по-разному они его воспринимают, и какие разные ценности у людей, его населяющих, и какая сложная работа у святого Петра — открывать людям врата в Царствие Небесное.

Маркес — великий мастер недосказанности! Наверное, поэтому практически нет хороших экранизаций его произведений.

Вообще, на мой взгляд, Маркесу более интересен человек не в моменты его побед, жизненного торжества, успеха, а во время его падения, разочарования в идеалах, утраты целей, ведь только тогда определится, кем он станет — «палой листвой» или обреченным одиноким воином, сохраняющим свои принципы. Словно жизнь принимает у него последний экзамен на звание человека.

Так, в романе «Генерал в своем лабиринте» великий Симон Боливар, освободитель Латинской Америки, выигравший бесчисленное количество сражений, мечтавший о создании единого южноамериканского государства наподобие Соединенных Штатов Америки, показан в последний месяц своей жизни. Уже больной, видящий, как расползается и рушится то, что он считал целью своей жизни, его армия мародерничает, бывшие соратники предают его, оказавшись обычными честолюбцами, а население начинает ненавидеть его (ему не понятны великие цели, оно просто хочет обыденной сытой жизни) — он отрекается от власти и отправляется в свое последнее путешествие одинокого война — сам не зная куда.

Таков и полковник Геринельдо Маркес — военный и гражданский глава Макондо, председатель военно-полевых судов, вдруг ощутивший всю бессмысленность и пустоту войны, составлявшей его жизнь:

«В тот же вечер полковник Геринельдо Маркес был вызван на телеграф полковником Аурелиано Буэндиа. Состоялся обычный разговор, который не мог внести ничего нового в топтавшуюся на месте войну. Когда все уже было сказано, полковник Геринельдо Маркес обвел взглядом пустынные улицы, увидел капли воды, повисшие на ветках миндальных деревьев, и почувствовал, что погибает от одиночества.

— Аурелиано, — грустно отстучал он ключом, — в Макондо идет дождь».

Может, это и были наивысшие минуты его жизни, когда он от беспощадной борьбы за идеалы партии Либералов против партии Консерваторов (сколько было и будет еще таких партий!), наконец, вернулся к простым человеческим чувствам, сохранив свою душу. Или, наоборот, диктатор из романа «Осень патриарха», заживо сгнивший в своем дворце, как палая листва, который «попытался заменить плотскую любовь любовью к власти» и только «в годы желтого листопада своей осени он убедился, что никогда не будет хозяином всей своей власти, никогда не охватит всей жизни, ибо обречен на познание лишь одной ее тыльной стороны».

Чем же ознаменовалось его замечательное правление?

Наплодил огромное количество недоносков (все дети у него от случайных связей, более похожих на случки, рождались недоношенными), из политических соображений продал североамериканцам Карибское море — «Инженеры посла Ирвинга разобрали море на части, пронумеровали их, чтобы собрать под небом Аризоны, далеко от наших ураганов, и увезли его, мой генерал, со всеми его богатствами, с отражениями наших городов, с нашими сумасшедшими наводнениями и нашими утопленниками».

Подал к обеду на серебряном подносе зажаренного, фаршированного орехами министра обороны (участника заговора — бывшего ближайшего друга) — в парадном мундире, с медалями, нашивками за храбрость и веточкой петрушки во рту, со словами: «Приятного аппетита, сеньоры!»

Какой фантастичный, озорной и трагичный юмор!

И вот, наконец, одна из лучших его повестей (первое художественное произведение Гарсиа Маркеса, вышедшее отдельной книгой), которая так и называется — «Палая Листва».

Повесть о крушении человеческой личности, о человеческой опале и одиночестве нонконформизма. Маленький городок, из которого ушла банановая компания, ставший прибежищем опустившихся людей:

«Осталась запустелая деревня с парой нищих жалких лавчонок, населенная озлобленными праздными людьми, которых мучила память о прошлом благоденствии и горечь тоскливого и косного настоящего».

«Как будто бог объявил, что Макондо больше не нужно, и бросил его в угол, где валяются города и села, переставшие приносить пользу вселенной».

В городе кончает жизнь самоубийством врач, во время очередных революционных событий отказавшийся лечить раненых и живший с тех пор отшельником в своем доме. Жители ненавидят его, жаждут запоздалой мести и не хотят его хоронить. Кто был этот врач и почему он так поступил? То ли люди ему опротивели, то ли был он душевно болен, а может просто был циничным опустившимся человеком?

Что его привело в этот забытый богом город, где «лишь свисток запыленного желтого поезда, которым никто не уезжает, четыре раза в день нарушает безмолвие»?

В городе никто не знал его имени. По отдельным намекам можно предположить, что кода-то он был крупным военным, возможно, был аристократом или даже герцогом Мальборо (опять эта недосказанность Маркеса!)

«Его голова была седа, но твердые желтые глаза еще сохраняли непобедимую внутреннюю силу». Последнее время он часами лежал в своем гамаке, постепенно превратившись в «человеческие обломки».

«Глядя на него в гамаке, я думал, что Он похож не на человека, а на труп, у которого еще не умерли глаза».

Редко перечитываю книги, но эту повесть перечитывал несколько раз. Не давали покоя и все время возникали в памяти эти желтые собачьи глаза падшего человека, через которые возможно смотрел на этот мир сам дьявол.

На вопрос — верит ли он в бога?

«Он ответил спокойно, невозмутимо:

— Поверьте мне, полковник, я не атеист. Дело вот в чем: мысль, что бог существует, тревожит меня так же, как и мысль, что он не существует, и потому я предпочитаю об этом не размышлять».

Так и остается загадкой, что произошло с этим человеком, что его сломало, и от этого повесть приобретает масштаб древнегреческой трагедии. Недаром повести предшествует эпиграф из «Антигоны».

Но обязательно, как всегда у Маркеса, найдется человек, который пойдет наперекор толпе, чтобы поступить по-человечески. В «Палой листве» это отставной полковник, старый и больной человек, перенесший инсульт и ходящий с палочкой. Он вопреки всему, с риском для жизни собирается похоронить падшего человека. Ведь должен же кто-то стоять в боевой стойке против наступающего хаоса и безумия.


* * *

В одном из телевизионных интервью кинорежиссер Павел Лунгин рассказал, что однажды на Кубе встретил Габриэля Гарсиа Маркеса — маленького человека в клетчатом костюме, с усиками Эркюля Пуаро, похожего на бухгалтера. Лунгин подошел к нему и, желая польстить, высказал (на мой взгляд, очень спорную) мысль, что роман «Сто лет одиночества» сыграл больше для падения Советской власти, чем вся диссидентская литература. Маркес посмотрел на него с отвращением, заявил, что является коммунистом, повернулся и пошел прочь…

Апрель 2014


Ссылки на публикации Владимира Шлаина (Хайфа) в нашем журнале — на странице «Наши авторы».

Мария Ольшанская