Яков Бунимович

Во сне я запускал буквы в небо

Инна Бронштейн

Блаженства одного
дня

Семейные истории

Инна Бронштейн
Яков Бунимович

Сын

«Она в 1994 году потеряла сына. Сыну был 31 год. Он умер во сне. Утром она пошла на работу, думая, что он спит, а он уже был мертв. Причина смерти не установлена. Яков тоже писал стихи. Когда приходят к Инне, она рассказывает о Якове…»

«Еще есть отрывки из писем знакомых Яши — среди них гениальный миниатюрист Деви Тушински)» (из писем).


* * *

Яков Бунимович родился 26 июля 1962 года. Закончил Минский радиотехнический институт и ГИТИС. На двух сайтах — здесь и здесь — его подруга оставила его стихи:

«Я — его друг и просто все выложила. Собственно — источник иссяк. Потому что он не был поэтом и не считал себя таковым категорически. Писал для друзей на обрывках бумажек. Но я уверена абсолютно, что если и есть поэзия — настоящая, простая и чистая — то это вот эти обрывки — необработанные, написанные экспромтом».


А я выбрала некоторые из них для нашей публикации.


* * *
Во сне я запускал буквы в небо.
Буквально. Как воздушных змеев.
Буква «А» напоминала на просвет
тонкую льдинку дневной луны.
Появление рядом буквы «Б» напоминало эпос,
встречу Одиссея и Пенелопы.
Что-то правильное складывалось
из покачивания пяти воздушных шариков
«С», «Л», «О», «В», «О».
Как название магазина «СВЕТ».

И вот я остаюсь один в комнате

И вот я остаюсь один в комнате
с открытым окном
на белом листе бумаги отпечатывается
белый стих

незаметный отпечаток грусти
опасение опечаток
делает меня внимательным элегичным
добавляю пробел опасаясь неразборчивости

лишний пробел

Печальная судьба этого стихотворения
похожа на нашу сегодняшнюю встречу
которая не состоялась
потому что ты мне не позвонила
и не звонишь даже сейчас
когда ожидание
наполняется
неровнымстукоммашинки
в закрытую дверь тишины

Судьба этого стихотворения печальна
изначально

В зале ожидания
(специально для газеты «МЫ»)

На самом деле — в зале ожидания. 
На самом деле — специально для газеты «Мы». 
Непридуманность. Вот что драгоценно. 
Возможность не измышлять. Метафора и документ, 
точка совпадения искусства и жизни. 

Ночной зал ожидания в небольшом белорусском 
городке Орша. В ожидании поезда на Петербург. 
В ожидании вдохновения. Что такое вдохновение? 
Какой-то особый вдох 
и необходимость выдоха, высказывания,сообщения. 
Или просто, затаив дыхание, наблюдать. 
Эта страна — страна Вдохновения. 
По крайней мере, 
это — Большой Зал Ожидания Вдохновения. 
Потому что иначе тут шага не сделаешь — 
без Поэзии, без Любви, без Интуиции Художника… 

Иначе — тоска. «Умом Россию не понять» — 
это точно. 
Умом тут с места не сдвинешься — 
или сдвинешься вместе с умом. 
Или, взявшись за ум, двинешься куда подальше, 
прихватив барахлишко — 
другие решать проблемы, 
другие загадки разгадывать, 
оставив в покое 
бородатого сфинкса на площади Революции. 

(Он ведь действительно похож на сфинкса, 
с его загадкой о человеке и претензией на вечность — 
этот памятник основоположнику марксизма. 
Только недавно заметил насколько он «египетский», 
особенно в профиль — голова, 
постепенно переходящая 
в каменную глыбу. И столь же 
внезапно архаичен в окружении мальчишек на 
роликах… Пирамиды Хеопса с танцующим 
Майклом Джексоном. Экзотика.) 

(Так что купил я кофейку в буфете, чтобы взбодриться.)

И все-таки это каждый раз кажется темой

И все-таки это каждый раз кажется темой 
особенно когда ветер прогоняет темень 
и синее небо проглянет и Освещение 
особое кажется имеет значение 
Улыбка на лице дома напротив 
и мне не сидится дома напротив 
я выглядываю в окошко там ветер свежий 
серую снимает обложку и небеса те же 
Синяя тетрадь, белое облако-промокашка 
а если иначе сказать — разных оттенков рубашка 
а если просто сказать — на улице ветер 
то облако-скатерть, 
то по-небу тучи летят, 
то солнышко светит. 

За плату без блата
не достать Платона

За плату без блата не достать Платона,
а макулатуры — тонны.
Но не о том я,
что не все у меня дома тома, —
есть истома ума —
тяга к простому и гениальному…
Ладно, вернемся к миру реальному.

Гениальность — от слова «гены»
но и мы ведь не манекены,
где поставлены не стоим
(на манер крокодила Гены,
демонстрируя свою наследственность).
В жизни важна непосредственность.

Вот гуляю я холостым —
не по средствам «святые узы»
но кидаюсь я в ноги Музы,
как Дасаев и Дон-Гуан,
как Есенин к осенней Дункан
Иногда ног (да!) коснусь богини,
проснусь — покинут,
Пока!..

На Парнасе Пегасов бега
Там оценивает рысака
строгий глаз бессмертного классика…
А поэты толпятся у кассы как —
ловят мнение знатока!

Волшебники

Волшебники
узнают друг друга по лицам
они путешествуют по столицам
спешат по улицам там и тут
они торопятся и бегут
туда откуда их позовут: Волшебники!..

И это Радость и это Труд — Волшебники

И их движения как в балете
они улыбаются словно дети
людям вокруг и вдруг

Словно светлее на белом свете
это, должно быть, волшебники эти
И — как спасательный круг
появляется Друг

Товарищ…
(посвящение Жоре Дубовцу)

Товарищ… 
/ Хочется сказать: «Товарищ, верь!..» /
Девушка!.. 
/ а лучше было бы : «Дщерь…» /
Друг мой! 
Я сижу за столом. Из-за стола встаю.
Друг мой! 
Кто говорит: «облом»? Наше место в строю.

Я любуюсь на лампочку
я открываю форточку
я смотрю на часы

друг мне приносит тапочки
друг предлагает водочки
спирта и колбасы

Но я говорю ему: Друг мой!
Но я говорю: Товарищ!
Но я говорю: послушай! Давай-ка заварим чай!

и возникают фрукты
и возникает овощ
и возникает пластинка под названием «Чайф»,

и маленькая Маринка с папою ловит кайф.

Дед Мороз играл на кларнете

Дед Мороз играл на кларнете.
Редкие прохожие бросали рубли.
Шаги звучали самонадеянно 
как стук пишущей машинки.
Младенец говорил более внятно. 
Открывалась форточка.
Иногда…

Иногда многоточие или шаги за окном Лай собаки
Он не мог бы Объяснить почему Он
Почему не Я

Подъемные краны держали нос по ветру
Отражение разноцветных окон в лужах
Движение занавески можно было назвать балетом.
Лист пританцовывал как девочка на галерке. 
Ее усаживают говорят Тихо

Это должно было иметь название отражение эхо
Без этого все теряло смысл

Он хотел бы слушать красиво как тот кого любят
щедро и бескорыстно
ничего не понимая в рифмах и интервалах
Но это…

Но это не имело названия 
как всякое подлинное движение
Ему не хватало другого других
Он выключил машинку и сидел в тишине. 
Иногда испытывал что-то похожее на чувство голода
Это могло быть рассказом прикосновением 
звонком телефона

Движение к людям

Это не имело названия…

Когда запускаешь, как бумеранг

Когда запускаешь, как бумеранг,
в неведомое строку
с надеждой на неведомое как
даруемое и дураку
божественное вдохновение
не выражай нетерпения

Время придет собирать урожай —
нужно посеять чувство
мертвого дерева не украшай —
это не есть искусство.

Лучше на солнечные лучи,
коих давно мы не замечали,
выскочи и, не зная печали,
замечательно замолчи.

Песня о корабле пустыни
И о третьем горбе его — бедуине
Да на беду и ныне
Опасны пути пустыни

Верблюдом бреду по песочнику.
Путь долог восточный к источнику.
Истошный погонщика крик: «Вода!»
Палкою тыкает, вот беда,
пяткой толкает в бок,
и опять уклоняться приходится в бок.

Сад и река.
Издалека
много у верб люда.
Ноги болят верблюда,
словно у старика.
( Знает он: миражи — лишь новые виражи)
Снова идти по кругу…

Обидно за умного друга!
Сколько все-таки суток
меня уводил рассудок
от цели?

Но если так,
то кто я? Горбатый дурак?
Никак не возьму что-то в толк я:
в чем же чувство долга?
долго нести его скарб скорбей?

(Ох, мне этот араб голубых кровей —
мой третий искусственный горб.)
Как он,однако, горд!
Недавно узнал я правду:
Есть у нашего брата,
оказывается, интуиция.
рассудку она и не снится, а?

В конце концов так было всегда

В конце концов так было всегда
несколько чистых листов ожидание вдохновения
и нежелание пользоваться знаками препинания
В конце-то концов так было всегда
ожидание особого языка
любви праздника понимания работы
Быть самим собой
обнаруживать друзей рифмы поэзию жизни
разные формы любви

«Дорога. Состояние дороги. Движение. Рюкзак с книжками за плечами. Так много интересного вокруг. Остановки в пути дают возможность задуматься… о вещах вечных для людей, занимающихся творчеством, да и вообще для всех людей: что есть вдохновение, что нами движет… Он не считал себя поэтом и писал для друзей на обрывках бумажек. Но я уверена абсолютно, что если есть на свете поэзия - настоящая, простая и чистая — то вот она, эти строки, написанные экспромтом, наполненные воздухом, легкие и естественные, как вдох и выдох. Они говорят сами за себя, они — наша жизнь < … > … игра со словами и звуками, отсутствие знаков препинания, краткость и ясность мысли, особое нежное настроение, присущая только ему ненавязчивая доверительность, неспешность и при этом огромный интерес к людям, к миру» (из комментариев к стихам Якова Бунимовича минчанки Галы Лоховой).


Мать

Бронштейн Яков Анатольевич

Родился 10.11.1899, г. Гомель (Польша); еврей; образование высшее; член/канд. в члены ВКП(б); отв.секретарь, Союз советских писателей БССР. Арестован 6 июня 1937 г. Приговорен: ВКВС СССР 28 октября 1937 г., обв.: 70, 76 УК БССР — член троцкистской орг., организовал террористич. группу. Приговор: ВМН, конфискация имущества Расстрелян 29 октября 1937 г. Место захоронения — Минск. Реабилитирован 27 июня 1956 г. Военная коллегия Верх. суда СССР (Белорусский «Мемориал»)

Бронштейн Яков Анатольевич, лит. критик, публицист. Ч.-к. АН БССР (1936). Чл. ЦИК БССР. В 1918 ушел добровольцем в Кр. Армию. После демобилизации работал в ред. газ. «Орловская правда». В 1922–26 учился в 1-м МГУ, затем в Коммунистич. академии в Москве, в БГУ — асп. по семитологии. С 1930 — науч. сотр. Ин-та языкозн., лит-ры и иск-ва АН БССР. Читал курсы лекций по истории рус., белорус. и евр. лит-ры в Минском пед. ин-те. Заведовал в нем каф. евр. лит-ры и яз. С середины 20-х гг. активно участвовал в лит. жизни, был одним из теоретиков РАПП. Автор кн. критич. ст. «Атака», 1930, «Фарфестикте позициес» («Закрепленные позиции»), 1934, «Творческие проблемы евр. сов. поэзии», 1936.

* * *

«Можно сказать, что именно с Минска, где еще недавно (в 1931 г.) прошла Всемирная конференция еврейских писателей, начался разгром идишистской литературы. В 1935 г. был арестован и осужден зам. наркома просвещения, журналист Хаим Дунец. В 1936 г. был арестован и расстрелян писатель Лейб Зискинд. В 1937 г. были репрессированы поэты Изи Харик (главный редактор журнала «Штерн») и Моше Кульбак, литературовед Яше Бронштейн, ответственный редактор журнала «Октябер» Илья Ошерович и другие (Е. Гуревич, Я. Спектор, С. Левин, А. Волобринский и др.). Все они (включая привлеченного к делу Х. Дунца) были в том же году расстреляны. Репрессиям подверглись и многие члены их семей. Следы их детей затерялись в приютах для детей репрессированных» (из статьи Якова Басина «Большевизм и белорусское еврейство»).


Минкина Мария Владимировна (Вульфовна).

Родилась в 1904, в г. Гомель. Приговорена 28.11.1937 к 8 годам ИТЛ. Прибыла в Акмолинское ЛО 24.01.1938 из г. Орша. Освобождена из Карлага 06.11.1945.

Эту рубашку Минкина М. В. сшила для своей дочери Инны в «АЛЖИРе» Но привезти смогла только после возвращения из лагеря, уже взрослой 14-летней дочери. В нижней части подола по центру вышита надпись: «Светленькой Иннушке от мамы». Передана ее дочерью, Бронштейн Инной Яковлевной. ГККП «Музейно-мемориальный комплекс жертв политических репрессий и тоталитаризма «АЛЖИР» (Виртуальный музей Гулага).

АЛЖИР — Акмолинский лагерь жен изменников Родины.

Казахская ССР, Карагандинская область, станция Жарык, поселок Батык — именно здесь находилась в лагере Мария Владимировна Минкина (Маня) вместе с Ашхен Степановной Налбандян, матерью Булата Окуджавы. Об этом упоминает в «Письмах издалека» Рябоконь Е.В.


* * *

13 мая 2007 года в Минском общественном объединении еврейской культуры им. Изи Харика состоялась встреча «Память сердца», посвященная 110-летию со дня рождения Якова Бронштейна. Литературный критик, член-корреспондент АН БССР, профессор, член СП СССР с 1934 года, секретарь еврейской секции союза белорусских писателей, расстрелян 29.10.1937 года в возрасте 40 лет.

Моековцы и гости с большим вниманием слушали воспоминания дочери Якова Анатольевича Бронштейна о том страшном времени. В 1937 году ей было только пять лет, а братику два года, в неизвестность забрали папу, а затем и маму, а их крепко державшихся за ручки, чужие тети развели по разным детским приютам. Инна Яковлевна рассказала как она в возрасте пятнадцати лет, в 1947 году, обратилась в НКВД на Кузнецком мосту с вопросом о судьбе отца, и офицер, не поднимая глаз, ответил, что ее отец сидит в тюрьме, отбывая срок. Какое это было счастье думать, что отец жив!

О своем отце Инна Яковлевна по крупицам узнавала от его уцелевших друзей, соратников, знакомых — Григория Львовича Релеса, Заира Исааковича Азгура. В 1956 году, вернувшись из лагеря, мама рассказывала об отце, о том счастливом времени, когда вся семья была вместе.

Инна Яковлевна, будучи преподавателем истории, профессионально осветила события грандиозной «чистки» 1936–38 годов, которая поглотила многих невинных людей, и в их числе пятьдесят самых талантливых, красивых, молодых еврейских деятелей культуры: Изю Харика, Мойше Кульбака, Зелика Аксельрода, Якова Бронштейна, Арона Юдельсона. Так осиротела еврейская литература, и был убит язык идиш (из статьи Е. Мальцевой «К 110-летию со дня рождения Якова Бронштейна» на сайте МЕОД — Минского еврейского общинного дома).


* * *

Инна Яковлевна Бронштейн — не путешественница и не открывательница, а просто минская пенсионерка, в прошлом — учитель истории. Правда, назвать ее обычной пенсионеркой не поворачивается язык, потому что обычный человек, выйдя на пенсию и потеряв самых близких людей, не начинает вдруг строчить изумительные стихи, в которых сквозь безупречную юмористическую форму просвечивает невероятная глубина содержания. И далеко не каждому человеку, путь и к преклонному возрасту, удается изобрести собственную философскую систему, не позволяющую — запрещающую! — унывать и раскисать.

Система, на первый взгляд, простая: активно искать и находить в жизни поводы радоваться. Пусть малозаметные. Пусть даже самые ничтожные! Инна Яковлевна признается, что для нее эти «блаженства» (большинство ее коротеньких стихотворений начинается со слов «какое блаженство!») стали своеобразными «психологическими таблетками». Поначалу она очень удивлялась, когда оказывалось, что строки, помогавшие выжить ей, становились опорой и для других. Первыми ее слушательницами стали соседки-пенсионерки. Но когда ее стихи появились в Интернете, оказалось, что круг почитателей намного шире: она стала получать восторженные отклики не только из Беларуси, но и из России, Израиля, Соединенных Штатов.

От редакции «ТиО».

В одном из ближайших выпусков газеты «Туризм и отдых» вы сможете прочитать материал о судьбе этой замечательной женщины (Портал газеты «Туризм и отдых»).


Блаженства

* * *
Какое блаженство проснуться и знать,
Что вам на работу не надо бежать.
И день наступающий очень хорош,
А если болеешь, то значит живешь.
И старость совсем не плохая пора.
Да здравствует время свободы! Ура!

* * *
Какое блаженство! Я в старости знаю,
Что всей красоты своей не потеряю.
Нельзя потерять то, чего не имела.
Красавицам — хуже. Но это — их дело.
Для них этот фитнес, диета, подтяжки.
Мне жаль их. Ну что же! Держитесь, бедняжки!  

* * *
Какое блаженство по рынку ходить
И новую кофту однажды купить.
Обновка – молекула миниблаженства
В потоке природного несовершенства.
И радости разные встретятся чаще…
Не смейся над бабушкой в кофте блестящей.

* * *
Какое блаженство на старости лет
Своими ногами идти в туалет.
А после в обратный отправиться путь
И быстренько под одеяло нырнуть.
А утром проснуться, проснуться и встать
И снова ходить, говорить и дышать.

* * *
Какое блаженство в постели лежать
И на ночь хорошую книгу читать.
Сто раз прочитаешь знакомую прозу,
И все тебе ново, спасибо склерозу.

* * *
Какое блаженство, сама это знаешь,
Когда ты легла и уже засыпаешь.
И будешь спокойненько спать до утра.
Бессонницы нет! Засыпаю… Ура! 

* * *
Какое блаженство на старости лет
Своими руками не лезть в Интернет,
А тихо искать своего человека
В старинных томах позапрошлого века.

* * *
Какое блаженство судьба мне дала,
Ключи потеряла, а после нашла.
Есть способ прекрасный счастливою быть — 
Терять и страдать, а потом находить!

* * *
Какое блаженство, когда в январе
Крещенский мороз и пурга на дворе,
А в доме у нас хорошо и тепло
И я не на улице — мне повезло!

* * *
Какое блаженство под душем стоять,
Помыться и снова чистюлею стать,
И знать, что я справилась с этим сама.
Как мне хорошо! Не сойти бы с ума…

* * *
Какое блаженство: рука заболела,
И, главное, левая — милое дело!
А если бы правая ныла рука?
Отметим, что в жизни везет мне пока.
И даже, когда от судьбы достается, 
Чтоб все же блаженствовать, повод найдется. 

* * *
Какое блаженство по лесу гулять,
Притом эскимо в шоколаде лизать.
Ведь я после завтрака час на диете
И мною заслужены сладости эти.
Гуляя, калории я изведу
И, значит, к обеду вернусь за еду.

* * *
Какое блаженство, при виде рекламы
Подумать, как много встречается хлама,
Который и вовсе не надобен мне.
Я тем, что имею, довольна вполне.
И сколько же я экономлю, ребятки,
Не покупая «Сорти» и прокладки!
Но только вопрос возникает резонный:
А где сэкономленные миллионы? 

* * *
Какое блаженство подняться с асфальта
И знать, что твое небывалое сальто
Закончилось не инвалидной коляской,
А просто испугом и маленькой встряской. 
Теперь вы со мной согласитесь друзья,
Что, все-таки, очень везучая я.

* * *
Какое блаженство — запомни его — 
Когда у тебя не болит ничего,
Но лишь, начиная от боли стонать,
Ты сможешь такое блаженство понять. 
Ты знай, если повод для радости нужен,
Что завтра все будет значительно хуже.

* * *
Какое блаженство в итоге пути
Под вечер, шатаясь, домой приползти
И сесть, и глаза с наслажденьем закрыть,
И это блаженство до капли испить.
А там уж и ноги, кряхтя, протянуть,
Но чтобы назавтра проснуться — и в путь!
Так все пешеходы блаженствуют, вроде.
А где же водители радость находят?  

* * *
Какое блаженство в аптеку прийти
И там по рецепту здоровье найти.
Купила таблетки от гипертонии,
Побочное действие в них: дистония,
Инфаркт и бронхит, стоматит, аритмия,
Запор, анарексия, лейкопения,
Пемфигус, лишай и другая зараза…
Таблетки такие я выкину сразу.
И сразу спасусь от десятка болезней.
Гипертония, конечно, полезней.

* * *
Какое блаженство с базара ползти
И в сумке банан обалденный нести.
Недаром повсюду врачи утверждают,
Что нам настроенье банан поднимает.
Как счастливо в джунглях живут обезьяны!
А все потому, что съедают бананы.
Но ведь обезьяны живут не одни,
А нежатся в теплых объятьях родни.
В отличье от них, я — одна постоянно, 
И даже сегодня — в обнимку с бананом.
Блаженство? Какое? Подумайте, братцы!
А строчки придумала, чтоб посмеяться.

* * *
Какое блаженство судьба мне дала — 
Я сумку забыла и после нашла!
Ее я забыла на улице шумной
И дальше в трамвае еду бездумно.
Хватилась, вернулась и — чудо бывает — 
Мне девушка сумку мою возвращает!
Сегодня не только потерю нашла — 
Я заново веру в людей обрела!

На тысячу добрых — мерзавец один.
Жить можно, и я дожила до седин.
На сумку бросаю счастливые взгляды,
И прочих блаженств мне сегодня не надо.
А если бы сумочку не потеряла,
С какой бы я стати блаженствовать стала?

* * *
Какое блаженство! В авто возле дома
Сажусь на глазах изумленных знакомых.
И, как королева, на заднем сиденье
Сижу в восхитительном оцепененье.
А там впереди в ореоле лучистом
Затылочек милый с хвостом золотистым.
Блаженства подобного не испытает
Лишь тот, кто привычно в авто разъезжает.

* * *
Какое блаженство талончик иметь
И с ним в поликлинике тихо сидеть.
А мимо идут инвалиды, больные,
Старушки, а также страдальцы иные,
И я среди прочих еще — о-го-го!
Пока у меня не болит ничего.
А если болит, то совсем уж немножко.
Я просто к врачу проторила дорожку.

* * *
Сижу за решеткой в квартире своей,
На улице холодно, в доме — теплей.
И в комнате теплой — экран голубой
О чем-то беседует тихо со мной.

А если увижу в нем гадкую рожу,
На кнопку нажму и ее уничтожу.
Не буду страдать и томиться в слезах,
Какое блаженство, что я на ногах!

* * *
Какое блаженство — услышать звонок
И в трубке любимый такой голосок,
Мужской или женский, а, может, девичий,
Что все хорошо, а звоночек — обычай.
Какое блаженство — узнать и ответить!
Мне счастья другого не нужно на свете.
Изобретенье волшебника Белла,
О, мой телефон — ты великое дело!

* * *
Какое блаженство в душе и в природе,
Когда ничего с нами не происходит.
Но, чтобы блаженство такое вкусить,
До старости надо хоть как-то дожить.
А после забыть, что ждала перемены
И без происшествий ползти постепенно.
И все позабыто, и разум уснул…
Какое блаженство! Ура! Караул!

Блаженства одного дня

* * *
Какое блаженство сегодня пришло —
В холодной квартире включили тепло.

Сантехник покончил с потопом вчера.
Какое блаженство на суше! Ура!

Опять телевизор погас у меня.
Но снова включился. Блаженствую я.

Какое блаженство — троллейбус пришел,
И я дождалась его! Как хорошо!

А если бы мир наш достиг совершенства,
Откуда взяла бы я эти блаженства!

* * *
Без удачи не будет удачи.
Время блаженствовать, время вздыхать.
Черное - белое, что это значит?
Значит, придется по зебре шагать!

Если же белое не для меня,
Что ж за другого порадуюсь я!
Стало быть, в этом блаженство найду.
А не поможет — возьмусь за еду.

От неудачи спасение есть —
Где-нибудь что-нибудь вкусное съесть.

* * *
Доля беспросветная, горькая моя,
Никому не нужная доживаю я.
Смерть подзадержалася, — значит, надо жить
И «блаженства» разные в жизни находить.
Мне слезами только бы не томить друзей.
С глупыми «блаженствами» все же веселей.

* * *
Какое ужасное слово — свобода.
Когда никому на земле не нужна,
Когда никому ничего не должна.
Походят бесплодно свободные годы.
Какая тоска — никуда не спешить,
Вставать, когда хочешь, в постели валяться,
О деле не думать, за дело не браться,
Будильник не ставить и не заводить.

Какое несчастье — готовить себе
И есть в одиночестве хоть до отвала.
Про платье забыть, что вчера покупала,
Не ждать перемен в одинокой судьбе.
Какое блаженство, что есть у меня
Мой брат и друзья в телефоне и рядом.
Такие любимые, с ласковым взглядом.
И слезы стираю и радуюсь я.

* * *

«… Тогда я взяла телефонный справочник… Оказалось, что она живет в двух домах от меня. Вчера я её нашла и заходила к ней на минутку, но мы проговорили с ней наверное часа три. Это действительно удивительная женщина. Ей 80 лет. И она придумала для себя психологические таблетки, стишата. Она подарила мне книжку своих стишат и стихи своего сына, которые напечатали его друзья уже после его смерти… Я чувствую, что для меня она ещё не закончилась…

Она сказала, что самая большая трагедия её жизни — это смерть сына. А вторая её трагедия, это то, что она стала учителем истории. Теперь я думаю,что я понимаю, что она этим говорила. Её молодость и решение стать историком пришлись как раз на время оттепели. Поскольку её так сильно в жизни коснулись сталинские репрессии, ей хотелось донести до своих учеников правду, а потом все сильно изменилось и нужно было либо врать, либо молчать» (из письма Елены Гацкевич).

* * *

Школа №31, г. Минск.

«Помню всех. Благодарен Бронштейн Инне Яковлевне. Благодаря ей многие поступили туда, куда хотели. Кстати, никто не знает — она работает?»

Каких учителей помнят», вопрос на сайте).


Информацию собирала
Мария Ольшанская