Мария Ольшанская: «Щопинг» (женские истории)
«… И вдруг… мама моя!.. На вешалке висит короткая, трехцветная, как настоящая кошка, легкая курточка из искусственного меха приятной фактуры. Курточка конца сентября. Я надеваю ее, и… мама моя!..…»
Арсений Вишневский: «Письма сёстрам» (воспоминания, часть 2)
«Сегодня диву даёшься, как это так, бедная, скорее – нищая русская эмиграция сумела сделать на чужбине всё то, что она сделала, и оставить неизгладимый след в памяти народа, среди которого ей пришлось прожить долгие годы…»
Арсений Вишневский: «Письма сёстрам» (воспоминания, часть 1)
«Не счесть, сколько раз мне задавали один и тот же вопрос: «не жалею ли я, что приехал в Россию?» Но как можно на него ответить? И вообще, существует ли ответ?.. Неисповедимы пути Господни, и как сложилась бы моя жизнь, останься я во Франции, есть тайна величайшая…»
Среди невзгод и потрясений» (строки и строфы)
«За предыдущие шесть лет у меня скопились записи под настроение – строки и строфы. То в одном месте случайно увижу, то в другом. Они-то и составили контент этой публикации…»
Среди невзгод и потрясений» (строки и строфы)
«За предыдущие шесть лет у меня скопились записи под настроение – строки и строфы. То в одном месте случайно увижу, то в другом. Они-то и составили контент этой публикации…»
«Сказание об отце Иоанне» (часть пятая):
«Василий Иванович Шовский и его потомки»
«Юлия Германова (Шовская) — моя прабабушка. У нас есть фотографии ее отца, Василия Ивановича Шовского… Ольга Васильевна Кальнишевская (Шовская) — моя бабушка по маминой линии, младшая сестра Шовского Ивана Васильевича…»
«Люта» (рассказ о собаке)
«Люта — это собака. Если подойти формально, то беспородная, а если оценить её по всему спектру собачьих качеств, то не всякая породистая может стать с ней рядом…»
«Алик» (рассказ)
«Алик был еврей, он относился к предвоенному поколению и к моменту нашего с ним знакомства по совокупности заслуг и способностей занимал должность ведущего конструктора с окладом 190 советских рублей…»
«Прощание с родиной» (воспоминания)
«Моя малая родина — последнее, что мне хотелось увидеть. Сколько лет мне было на старой фотографии — там я с братьями (родным и двоюродным) и моей второй бабушкой, рано умершей, — восемь? девять? Когда она умерла, родители нас не взяли на похороны, и не к кому стало ездить…»
«А я люблю женатого…» (воспоминания)
«Нам было по неполных 18, а ему??? Может, 25? Высокий худощавый парень семитского типа, что не очень сочеталось с суровостью нравов советских строек. Он строго смотрел на нас, что-то рассказывал. Скорее всего — о правилах техники безопасности. Кто-то позвал его, он повернулся лицом к окну, а к нам в профиль. Мамочки! Да он же вылитый Пушкин…»
«Сказание об отце Иоанне» (часть четвертая)
«Совершенно неожиданно продолжилась история отца Иоанна, Ивана Васильевича Шовского, священника Храма Михаила Архангела в селе Скрипниково Воронежской губернии, одной из многочисленных жертв красного террора. В Гостевой книге нашего журнала оставила свой рассказ внучка одной из сестёр Ивана Васильевича, Агнии Васильевны — Татьяна из Новосибирска…»
«Ты уходишь, как поезд…»
(рассказ о фильме Михаила Калика «Любить…»)
«… Ведь и теперь, спустя несколько десятков лет, глаза выхватывают знакомое — портреты на стене, вид площади под дождём с редкими автомобилями и случайными прохожими, уставшего администратора гостиницы, терпеливо сообщающего очередному просителю: «Мест нет…» Тогда я во всем этом скучно жила, теперь я все это грустно вспоминаю, ностальгируя…»
«Вдохновение»
(рассказ о харьковском художнике Петре Левченко)
«Мы уже собирались уходить, но вдруг он остановился, словно боковым зрением что-то увидел. Повернулся, подошёл к простенку и надолго замолчал, разглядывая одну из картин. Читаю на табличке — «П.А. Левченко. Вдохновение». Женщина в полумраке комнаты играет на рояле…»
«Горы, холмы, плодоносное древо и кедры…»
(июль в Иерусалиме, часть 2)
«И ещё одна, очень важная мысль, вынесенная мною из прогулок по Иерусалиму. Сколько раз я повторяла фразу: «Ваша страна создана, чтобы в ней хорошо жилось людям, а у нас люди существуют для того, чтобы хорошо жилось государству…»
«Горы, холмы, плодоносное древо и кедры…»
(июль в Иерусалиме, часть 1)
«Шалом, Ерушалаим! Бокэр тов! Над моей головой — бесконечное синее небо Вечного города. И покачиваются две пальмы возле соседнего дома под утренним ветерком…»
Генрих Гейне: «Донна Клара»
«… Пришло мне в голову одно шутливое стихотворение Генриха Гейне. На самом деле оно не такое уже и шутливое, а очень даже серьезное. Стихотворение впервые я прочитала на украинском языке — в старой растрепанной книге с пометками. Я вам расскажу и о книге, и о своих неожиданных находках…»
Семейные истории:
«Николай Заболоцкий, Василий Гроссман и др.»
«В Марье Ивановне Соколовой я легко узнавал Екатерину Васильевну Заболоцкую. Так же, как Штрум с Соколовой, совершал с ней Гроссман прогулки по Нескучному саду. Я ничего не пишу о последней любви Гроссмана, принесшей ему много счастья и страдания и оказавшейся мучительной для четырех чистых, хороших людей. Я не пишу об этой любви, потому что рано и трудно о ней писать…» (Семен Липкин)»
Семейные истории: Инна Бронштейн и Яков Бунимович
«… Сыну был 31 год. Он умер во сне. Яков тоже писал стихи. Когда приходят к Инне, она рассказывает о Якове…»
Мария Ольшанская: «Сказание об отце Иоанне» (часть третья)
«… Было бы справедливо в качестве автора третьей части указать историка, «летописца» своего края, ныне проживающего в Скрипниково, Ивана Михайловича Трунова. Многие мои версии, построенные на предположениях, на косвенных данных, изложенные в первых двух частях, опровергаются бесспорными архивными данными из письма И.М. Трунова…»
Мария Ольшанская: «Сказание об отце Иоанне» (часть вторая)
«… Меня зовут Трунов Иван. Я родом из села Скрипниково. Закончил в свое время исторический факультет Воронежского государственного университета. Собирая материал по истории Скрипниково, в том числе и по истории местной Михаило-Архангельской церкви, хочу поделиться информацией…»
Мария Ольшанская: «Сказание об отце Иоанне»
«Впервые я услышала об этой давней истории более 40 лет назад… А совсем недавно она поднялась из глубин моей памяти, превратившись из семейной легенды в трагическую быль. Итак, больше 40 лет назад на вступительных экзаменах в институт я познакомилась с одной девочкой. Не помню когда, но подружка моя проговорилась, что ее бабушка — жена священника, убитого, по ее словам, в период гражданской войны…»
Мария Ольшанская: «Эта женщина недописана…»
(Муза 60-х Алена Басилова)
«Новый 1968 год мы встречали у Алены Басиловой, примерной ученицы Холина и «дамы с сюрпризами», как он меня озадачил. Она держала модный «салон» на Садово-Каретной, в похожем на тонущее корыто строении на снос. Библейское лицо. Глаза с поволокой. Зовет в бездну…» (Валентин Воробьев)
19 августа 1991 года
(Третий разговор об утраченной Родине в 19-ю годовщину путча)
«А я ожидаю круглой даты — 20-летия. Повод собраться участникам стояния у Белого дома появится. Интересно, как это будет освещаться в СМИ? И еще наблюдение — из активистов августа 1991 года никого на нынешнем Олимпе нет. Почему?»
Ион Деген: «Коротко о себе»
«… Солидная книга получилась бы, опиши я все «легенды», связанные с моим именем. Я и так несколько согрешил. Собирался упомянуть только о «легендах», которые связаны исключительно с литературным творчеством…»
Ион Деген: «Разговор о войне»
(Интервью Григория Койфмана)
«… И тут я заплакал… Ни боль, ни потери, ни страх не были причиной этих слез. Плакал от осознания трагедии отступления, свидетелем и участником которой мне пришлось стать, от страшных мыслей, что все наши жертвы были напрасны… Плакал от самой мысли, что немцы уже на левом берегу Днепра. Как такое могло случиться?! Где фронт? Идет ли еще война? Зачем я существую, если рухнули моя армия и страна?…»
«На твоих рубежах полыхают пожары»
(Второй разговор об утраченной Родине)
«СССР: ненавижу и люблю…» — первая часть нашего разговора, который состоялся в августе-сентябре 2006 года, когда я попросила своих знакомых по Интернету высказаться на тему «Наша Родина — СССР». Общих воспоминаний о стране было больше даже тогда, в относительно спокойное время. Сейчас вряд ли я нашла бы желающих поговорить о дружбе народов…»
«Дикая собака Динго» (рассказ о книге и фильме нашего детства)
«Обычно Фраерман писал медленно, трудно, отшлифовывая каждую фразу. А вот «Дикую собаку Динго» он написал удивительно быстро — всего за один месяц. Это было в Солотче, доме Пожалостина, в декабре 1938 года. Стояли холодные, морозные дни. Рувим Исаевич работал с большим подъемом, делая короткие передышки на морозном воздухе…»
«Женщина на кресте» (жизнь и судьба Анны Мар)
«Ее творчество — творчество только женщины, ее жизнь — жизнь напуганного и мечтательного ребенка, ее смерть — смерть измученного и одинокого человека…»
«Долгая дорога в дюнах» (рассказ о фильме Алоиза Бренча)
«Мой бывший друг, латыш, всегда говорил, что это ложь. Но заметьте, как хотелось тогда, да и сейчас, чтобы все это было правдой. Передаю привет холодным латышам от искреннего русского мужика, и знайте: мы никогда не хотели Вас поработить, хотелось, чтобы вам было лучше. Ошиблись! Но ведь это не повод для ненависти. Живите спокойно и будьте счастливы в вашей прекрасной Латвии» (Владимир, Москва)
«Струя свежести и света» русской поэзии Мария Петровых
«… Я ясно представляю себе величину этого очень большого поэта, который был признан, любим и чтим Пастернаком, Анной Андреевной Ахматовой, Мандельштамом. Вот такими поэтами, поэтами такого ранга» (Арсений Тарковский)
Мария Ольшанская: «О музах сохраняются предания…»
«… Приехали из Харькова и остановились в Замоскворечье сестры Синяковы. Николай Асеев, который жил то у Анисимова, то у Боброва, по пути к ним часто заходил к Пастернаку, засиживался, оставался ночевать. В свою очередь у Синяковых стал бывать и Пастернак («Борис Пастернак. Биография»)
Рифмы и Музы Семена Кирсанова
«… Очень непросто давалась мне эта публикация. Концепция не вырисовывалась до тех пор, пока не услышала стихи в звуке. И вы их услышите тоже. Не вырисовывалась, пока не увидела «кирсановских дождей» — долгих, летних, разных… Не литераторам я верю — музыкантам, их чуткому слуху, их пониманию. Музыка меня и держала все это время…»
Рассказы о войне: о том, как жили, как ждали Победы
«… Младший брат моей матери принес от бабушки на Новый 1942-й год 2 сахарных бурачка, 2 горсти фасоли, столько же сухофруктов. Мать честно разделила бабушкин подарок на две части и одну передарила соседке (ее муж был на фронте, двое детей моложе нас с братом, больше никого). Две семьи сварили суп с фасолью и на второе — компот …»
Семейные истории. История первая: Алла Рустайкис
«… Квартира, которая была одним из центров культурной жизни Москвы в течение многих десятилетий, начиная с предреволюционного, очень меня заинтересовала. Сведения о гостях и обитателях «интересной квартиры», а также воспоминания людей, в ней живших или бывавших, я представляю читателям без комментариев и связок текста. Они интересны как часть истории русской культуры…»
Сага о Еве Сарс и Фритьофе Нансене
«Трудно любить гения». Эту фразу я услышала в связи с историей семейной жизни Льва и Коры Ландау. Сложно подходить с простыми мерками к подобным семьям, тем более, судить их за то или иное. Возможно, великая миссия мужей могла быть реализована именно так, а не иначе, именно в совокупности тех жизненных ситуаций, которые в итоге сложились…»
«СССР: ненавижу и люблю…» (Разговор об утраченной Родине)
«… В 45-м году мне хоть и пошел только седьмой годок, но детская память до сих пор держит меня в том невероятно опьяняющем торжестве, которым были объяты все без исключения. Еще и потому, что папашка вернулся хоть контуженный, израненный, но весь в орденах. Все последующее не сопоставимо с победной весной. Ни первый спутник, ни Гагарин и пр. Все это стало нивелироваться, пока мы все не оказались у разбитого корыта…»
Михайло Коцюбинский: «Тени забытых предков»
Рассказ о жизни украинского писателя на фоне реалий современной Украины
«… По цепочке — от разрушения памятника Григорию Петровскому в Киеве до имени его зятя, Юрия Коцюбинского — я и вышла на своего «героя», полузабытого со школьных времен писателя Михаила Коцюбинского, по мотивам произведений которого в 1965 году кинорежиссер Сергей Параджанов поставил знаменитый кинофильм «Тени забытых предков»…»
«Ave Шкловский, ave Виктор! Formalituri te salutant!»
«… Это эссе, основанное на обширных цитатах и собственных предположениях, — расширенное послесловие к публикации в нашем журнале романа Виктора Шкловского «Zoo или Письма не о любви». Название и заголовок первой части позаимствованы мною из формалистического гимна 20-х годов…»
«Стихам от двух до пяти… тысяч лет» (поэзия Древнего Египта)
«… Давным-давно, в «доисторические» времена, вырвала я из какого-то журнала страничку с понравившимися мне странными, очень необычными стихами и положила ее в свой блокнот. С тех пор много у меня было разных блокнотов и записных книжек. Потерлась на сгибах страничка, оторвалась четвертушка, а все была она со мной в качестве своеобразного талисмана. И не приди в нашу жизнь Интернет, так и рассыпалась бы в конце концов…»
«Ручьи, где плещется форель» (комментарии к рассказу Константина Паустовского)
«… Автобиографическую повесть я задумывал в трех книгах… Это повесть о жизни, которая была на самом деле у меня, какой она случилась, сложилась. Но, кроме того, я напишу вторую повесть, которую имею право назвать автобиографической, — о той жизни, которая была бы, если бы я создавал ее сам, вне всяких случайностей и обстоятельств…»
«За вашу и нашу свободу» — Пражская весна-1968»
… Сорок лет назад, в воскресенье, 25 августа 1968 года, через 4 дня после ввода войск Варшавского договора в Чехословакию, на Красной площади в Москве, у собора Василия Блаженного, возле Лобного места — исторического места казни противников царизма — восемь человек развернули лозунги: «At’ zije svobodne a nezavisle Ceskoslovensko!» («Да здравствует свободная и независимая Чехословакия»), «Позор оккупантам!», «Руки прочь от ЧССР!», «За вашу и нашу свободу!», «Свободу Дубчеку!» Протест длился всего лишь несколько минут и закончился арестом его участников…
«Либерте—Эгалите—Фратерните»
Размышления о семантике, а также моде «от кутюр» и «прет-а-порте» на фоне воспоминаний об извращении коммунистических идей в практике тоталитаризма в СССР
… В день взятия Бастилии (14 июля) французы любят вновь и вновь повторять свое «Либерте-Эгалите-Фратерните», но, в отличие от нас, не любят вспоминать о якобинском терроре и прочих издержках. Мне кажется, именно по этой причине у них вскоре после революции появились в языке и стали обозначать очень важные для любой женщины объекты такие выражения (помни о металогике!), как «от кутюр» и «прет-а-порте»…
«Никакой законченности и увенчанности.
Только этот незыблемый отблеск вечности»
Русский поэт Юрий Левитанский
… «Замысла своего пока не зная сам…» Каков был этот Замысел? Откуда эта боль от чтения стихотворений? Что-то ломается внутри. Это чередование ритмов, размеров, эти цветовые пятна — то яркие, то пастельные. Ты дышишь в такт длинной строке, глубоко вдыхаешь, и тут же дыхание прерывается на короткой, и пульс учащается, и что-то происходит мистическое…
«В легенде холодно мне, как в склепе. Меня доверие небес давит» (Драма Марины Басмановой)
… Женщина, условно говоря, стоит в эту минуту у плиты, варит суп, смотрит в окно и думает о погоде, а где-то за океаном для нее готовится новая маска, и тогда старую с нее сорвут вместе с кожей. Ах, как же мечтает, мне кажется, эта женщина, «чтоб ей неузнанной пройти», чтобы не прочитали эти строки, написанные вдали от нее, друзья и близкие (хорошо, если хоть они ставят знак «приблизительно» между Мариной Басмановой и «М.Б.»)…
«Улица, перпендикулярная улице Крюченкина, шестая на запад» (Лев Ландау в Харькове)
… Пришло время объяснить нашим читателям, что это за абракадабра входит главной частью в название публикации, посвященной жизни Ландау в нашем городе. Вы думаете, я знаю, где эти улицы? Хоть шестая на запад, хоть Крюченкина? Или хотя бы то, в каком районе города они расположены? Да ничего подобного — не только я, но и большинство харьковчан этого не знают! А поскольку даже в год юбилея об этой улице продолжают говорить именно так, как написано в заглавии, то захотелось мне провести некоторые географические исследования, связанные с другими местами пребывания Дау в городе…
«И только двое нас теперь…»
… Идею объединить в одной публикации отрывок из романа Михаила Бутова «Свобода» и «Муху» Бродского мне подсказал Борис Лукьянчук:
«… Конечно, нет ничего страшнее одиночества. На эту тему есть рассказ у Франца Кафки «Блумфельд, пожилой холостяк»… А у Бродского есть стихотворение «Муха».
А еще есть мощные музыкальные темы одиночества, например, «Gloomy Sunday» — «Мрачное воскресенье»…