Продолжение истории
Нургюн Гахрамановой с благодарностью
за представленные материалы и письма
Добрый вечер, Нургюн!
К сожалению, я не смогла найти никаких упоминаний об Алене. Эта девушка (женщина) меня заинтересовала, я отнеслась к ней с симпатией и интересом. Но следы ее потеряны. К сожалению, я живу не в Москве, а на Украине, и только случайно могу что-то узнавать. Но если вдруг Вы узнаете новости об этой семье, я буду Вам очень благодарна.
С уважением, Мария Ольшанская
Мария!
Я вам посылаю фотографию, где Алла сидит в своем кресле. Вторая сторона — это надпись моим родителям. Фотографию можете опубликовать.
Алене уже лет 66, как минимум. Детей у нее, увы, нет… Папа рассказывает, что официально она нигде не работала, и ее часто в советские времена осуждали за тунеядство. Зарабатывала она в основном тем, что скупала иконы в деревнях и перепродавала.
Я помню, отец рассказывал, что они ходили в гости к внучке Льва Толстого (Алла дружила с ней). Может, вы слышали про нее? Она коллекционирует дощечки для резки, у нее дома огромная коллекция.
Алла Рустайкис раньше жила на Садово-Каретной. Потом она переехала к кинотеатру «Ударник» — в бывший правительственный дом. Алена Басилова жила на Петровке, 38 (за зданием). Еще у нас дома есть буклет со стихами Алены и ее фотография. Фотографии Алены Басиловой вы также можете использовать для своей Интернет-странички. Она везде пишет: «Фикрету на добрую память». По ошибке. Моего папу зовут Хикмет. К обоим братьям она относилась с глубоким уважением.
Нургюн, 4 октября 2010 г.
«Дядя мой — Фикрет Гахраманов — был лингвистом и преподавал в Азербайджанском педагогическом институте русского языка и литературы (ныне Славянский университет), а отец — Хикмет Гахраманов — художник» (из письма Нургюн).
«Без Алены Басиловой Москва 60–70-х была бы, боюсь, неполна. Дом ее стоял прямо посередине Садового Кольца примерно напротив Эрмитажа, рядом был зеленый сквер. Теперь ни этого дома, ни сквера давно нет… А когда-то с раннего утра или посредине ночи мы кричали с улицы (она жила на третьем этаже): — Алена!!! — и соседи, как понимаете, были в восторге.
В ее просторной старомосковской квартире кто только ни перебывал, стихи там читали постоянно. Помню кресло в стиле Александра Третьего, вырезанное из дерева, как бы очень русское: вместо ручек топоры, на сиденье — деревянная рукавица. Здесь зачинался и придумывался СМОГ в пору, когда Алена была женой Лени Губанова. Здесь пили чаи и Андрей Битов, и Елизавета Мнацаканова — такие разные личности в искусстве… Очень сама по себе и совершенно московская Алена Басилова»
(Из воспоминаний Генриха Сапгира).
Коняшов Александр Игоревич (Александр Розенштром), поэт, прозаик, литературовед, критик, издатель, редактор родился 11 июня 1960 года в Москве. Он режиссер фильма о смогистах «Весела была ночь» (1989)
«Поэтесса-смогистка Алена Басилова, посмотрев фильм, сказала: «Вы сняли очень грустный фильм. Вы сняли фильм о себе, в нашей жизни ничего такого не было, все было значительно веселее». Снимая о шестидесятых, я снимал о сумерках. О сумерках семидесятых…» (из интервью)
Сейчас я предлагаю посмотреть сканы страниц буклета и журнала, которые мне прислала Нургюн (в дополнение к трем большим фотографиям Аллы Рустайкис и Алены Басиловой). При перемещении курсора с одной миниатюры на другую (внизу) в окне будет меняться изображение.
 | |||||
|
 |
 |
 |
 |
 |
В поисках нового материала я бродила по Интернету, имея на руках только пароль — «Алена Басилова». Но кто ищет, тот и обрящет. Интересный разговор в «Живом журнале» подслушала между двумя «френдами». Интересный и небесполезный, состоявшийся в феврале 2008 года:
— Игорь, с интересом прочитал Ваше интервью. Поразился подробностям. Прямо летопись целой эпохи. И никогда ведь не слышал раньше от Вас об этом!
Интересно, а что сейчас с домом Нины и Эдмунда Стивенсов? Каждый день проезжаю мимо (живу по-соседству). Давно не видно света в окнах.
Алена Басилова года два назад о них как-то рассказывала. Говорила, что Нина там и живет (предлагала съездить туда, познакомить), а Эдмунда вроде бы уже нет.
А более скромный особнячок напротив с вечно задернутыми аккуратненькими белыми шторками — это, надо полагать, гэбуха? Постоянная слежка? И там тоже вроде бы ничего не изменилось, только свет в окнах пропал. А раньше, помню (в начале 80-х), и машины у тротуара толпились, и свет в обоих особняках горел.
PS. Не могу безоговорочно согласиться с тезисом об умирании салонов с пришествием клубной культуры и появлением финансового фактора. Салон Лены Пахомовой — это, все-таки, именно салон. И деньги там — не главное… Или салон «Премьера» Николая Байтова и Светы Литвак — там и буфета-то нет. Читают стихи, устраивают выставки… Это тоже — салон, а не клуб. А «подвал №1» на Войковской? Еще можно пару мест назвать. Правда, в конце 90-х этих мест было несравненно больше.
— Беда в том, что у журналиста не было времени дослушать меня до конца. Он торопился сдать материал. Поэтому за бортом оказался как раз один из ключевых салонов тех лет — Алены Басиловой, то есть ее мамы Аллы Рустайкис. Что касается перечисленных вами, то мы делали материал только о квартирных доперестроечных салонах.
— Да, да, про салон Алены Басиловой мне еще покойная Лена Воинова рассказывала, когда мы с ней приезжали к Басиловой на какую-то казенную дачу в Серебрянном Бору (а недавно проезжал: всё там снесли, даже соседнюю дачу Трифонова не пощадили). А все-таки, какова судьба Нины Стивенс? Эдмонда? Сегодня опять ехал мимо: какой-то нежилой этот дом стоит. Да и тот, что напротив, где топтуны околачивались, тоже, похоже, пустует.
А вот студия Art'L на Большой Спасской, это ведь тоже почти квартирный салон, поскольку хозяин салон практически там и живет. Правда, в последнее время салон стал каким-то нерегулярным, что ли, в отличие от тех, о которых вы говорили в своем интервью (у Малютина салон даже на Новый год пустовал). А было время, и там жизнь кипела.
Примечания:
1. Имеется в виду интервью писателя и журналиста Игоря Дудинского «Бархатное подполье» на сайте «Русская жизнь».
2. Речь идет о московской студии «Art Life» на Большой Спасской и ее кураторе Сергее Малютине.
3. Для нас же важно зафиксировать дату — «Алена Басилова года два назад… рассказывала», то есть, в 2005 или 2006 году.
«В январе 1965 года возник СМОГ («Самое молодое общество гениев» или «Смелость, мысль, образ, глубина») — единственная в Москве поэтическая группа, заявившая о себе как об объединении с фиксированным членством и манифестом. Лидером группы был Леонид Губанов, а полный состав определить трудно. Владимир Алейников, Алена Басилова, Владимир Батшев, Вадим Делоне, Юрий Кублановский, Аркадий Пахомов, Татьяна Реброва…
Леонид Губанов (1946–1983) поэт талантливый, хочется сказать — стихийно талантливый, потому что всё сильное, удачное в его вещах появлялось скорее вопреки авторской позе нового Есенина. Интонационно у него есть много общего с Вознесенским, но лирическая отвага иногда перекрывает даже это.
СМОГ едва ли был объединением чисто литературным, скорее общественным. Он близок к другой области андеграунда и самиздата — к поэзии диссидентов. Круг этих авторов очень широк, и среди них есть замечательные мастера, такие, как Александр Есенин-Вольпин, Юрий Айхенвальд или покойный Юлий Даниэль, но это все-таки отдельная тема. Скажем только, что влияние именно этих авторов испытали (может быть, неосознанно) многие «восьмидесятники», вновь обратившиеся к гражданской теме» (Михаил Айзенберг, из статьи «Взгляд на свободного художника», май–июнь 1990 года).
«Поэт Игорь Сергеевич Холин — наш современник и друг» (из книги)
Новый 1968 год мы встречали у Алены Басиловой, примерной ученицы Холина и «дамы с сюрпризами», как он меня озадачил. Она держала модный «салон» на Садово-Каретной, в похожем на тонущее корыто строении на снос. Библейское лицо. Глаза с поволокой. Зовет в бездну.
Следует сразу заметить, что в длинной поэме «Умер Земной Шар» (1965) среди 25 особ женского пола лишь одна Басилова не просто «друг земного шара», как «поэтесса» Уманская, «художница» О.А. Потапова, или «художник» Лина Мухина, или «знакомая автора» Марина Надробова, или «по просьбе Сапгира» Таня Плугина, а «друг» с многозначительной приставкой «женщина»!..
Вокруг стола, как мухи над новозной кучей, роились «самые молодые гении» с гранеными стаканами в руках. Они прыгали с места на место, втыкали окурки в тарелки соседей, орали, пили и толкались. В темном углу, на собачьей подстилке, храпела пара видных «смогистов», Ленька Губанов и Мишка Каплан. На черном троне, вся в фальшивых брильянтах, восседала «женщина» Алена Басилова с поклонниками по бокам (Валентин Воробьев, «Друг Земного Шара», журнал «Зеркало» 2001, №17-18).
Стихи Алены мне пришлось набрать вручную по сканам, которые мне прислала Нургюн. Я не знаю, кто и по каким источникам готовил их к публикации, поэтому сохранила ту пунктуацию, которая была в буклете. В Интернете из того, что вы прочитаете ниже, опубликовано только стихотворение «Розовый шут», но без последней строфы. Меня поразила музыкальность стихов, их фонетика. Даже кропотливо набирая строки и строфы, не вдумываясь в смысл, я слышала эти восхитительные звукосочетания.
«Мне нравилось смотреть, как Алена читает свои стихи: она их буквально выплясывала, оттого у стихов ее такой плясовой ритм» (Генрих Сапгир).
«Соловьи-разбойники»
Со подвечера — ваша,
Со полуночи — тоже,
Ходит девка постарше,
Ходит девка построже,
Ходит море испугом,
Ходит мир перекатом,
Ходит севером, югом,
Ни врагом и не братом,
Ейный дом позаброшен
где-то в самом начале…
— Ходит девка по рожам
За своими плечами.
Простолюдина речка
Точно зеркало старит —
Эта девка осечки
Никогда не оставит!
Ейный муж, оправдавшись,
Проживает богато,
А минутою дальше
Худоба у заката,
А минутою позже
Жернова и отчаянье —
Ходит девка по рожам
За своими плечами…
Узкогрудые чайки,
Недобитые птицы,
На ходу не встречайтесь,
На лету не сходитесь,
Эй, трамваи и храмы,
Пошляки и поэты,
Не ходите на траур
Пышнокаменный этот!
Сотню раз переждавши
На земле перегнившей
Вы идите подальше!
Вы идите пониже!
Ваши головы в титрах,
Ваши мысли на приисках —
Вы полегче ходите,
Вы на пушечный выстрел
— Страх!
Ходит девка по краю,
Ходит девка по крою,
Ходит тень, не мигая,
Точно глаз у конвоя,
Ходит девка по хмури,
Ходит четко и гладко —
К ночи тело прибудет
Точно мертвая хватка!
Эта девка не шутит,
Эта девка не щадит,
Эта девка до жути
Босиком обучает!
По земле перестывшей,
По дороге уставшей
Ходит тело, забывшись,
Или в душу запавши
Исполиновым звоном
Иль улыбкою светской
По булыжному дому
И по голому месту.
Никого не неволят —
Все мы вольные птицы!
Если волки не воют,
Значит лес не родится…
После левых и леших
После крепкого чая
Ходит девка опешив
За своими плечами.
Академия сброшенных
Чистой кровью заплатит…
Эта девка — попроще.
Натерпелась — и хватит!
«Комедия греха»
* * *
У истоков всех услад,
В самом центре всех творений,
Где земли моей талант
Рабски рухнул на колени,
Посреди небытия,
Где твоей коснулась боли
Оскорбленная земля
Посреди могильной вони,
Где уснул последний воин…
Представляешь?
— Это я!
Пей до дна, мой дерзкий край,
Нам с тобой еще поставят!
Только ты отныне знай,
Как меня да не хватает,
Как молчит сыра земля,
Как ловчит поганый ворон,
Под кустом, крестом, затвором,
Представляешь?
— Это я!
Средь намеков и острот
Мой колпак смакует ветер!
Здесь стоит немой острог
Толстозадых ваших сплетен
Посреди разбитых ртов,
Средь пророчущих шутов,
Сброда, чудищ огородных,
И юродивых…
Представляешь?
И кто?
Представляешь?
— Вспыхнут уши у Сократа.
— Пискнут души виновато…
— Покраснеет каждый атом…
— Вздрогнет старая земля.
— Представляешь —
Это я!
Если утро хуже яда,
Если муторно, что рядом
Чей-то кашель и возня…
Рядом с ванною под кайфом,
Где стихи ползут на кафель,
За упрямым старым шкафом…
Что же смотришь ты казня,
Эту плаху знаю я лишь.
Неужели ты меня
Без себя не представляешь?
(Мне ли смерть не отразить,
Где-то здесь она скакала,
Стала кровь мою просить —
Налила ее в стакан, и…)
— Представляешь? —
Разве зеркало стареет
Кто же там в учителях…
Эта кровь тебя не греет…
Этот мир тебе не верит…
— Ты сюда, сюда скорее…
— Представляешь —
Это я.
(С полотенцем и венцом,
С присоленным бубенцом,
Со свинцовою примочкой.
С поцелуем и Лицом).
На меня, на этот свет
Тычут звезды нагловато
Ты послушай-ка совет
Из Аркадии горбатой…
Колесницу с животом
В честь поруганного грека
(— Приведи Господь, потом
Вспомнить имя Человека),
Представляешь —
В честь представленного дня
В честь греха — (Чего дороже!)
— Только позже у меня
Будет камень вместо рожи
— Представляешь?
В мире брошена жестоко
Чья-то истина-стена…
Так давно, такого срока
Не слыхала тишина…
Не пуста стоит она —
В ней всевидящее око…
Заколочена от рока,
От греха и от порока
(Наша щедрость — это крохи)
— Ты еще пустой Акрополь,
Представляешь старина.
— Горе нищим бунтарям,
И царям — богатырям,
Если слушать неподдамши
Загремит затылок дальше…
Представляешь
Неизбежность — это Я.
Со времен царя Гороха
Здесь «Комедия» моя
Запятою пыльной грохнет.
Бубенцы
Высока ли высота потолочная…
Глубока ли глубота подпольная…
— Кирша Данилов
Кто клоун, а не царь,
С поклоном у лица,
А с полрюмочки винца
— Порция бубенца!
Дай рожу погляжу
Построже постыжу
Пришивался к беглецам
— А оказалось к пуговицам…
Процитировал из ситца
— Думал красная девица
— А ей бы красного винца
Да провела за бубенца!
Стоп, старый, ты куда?
Сподь, стало быть не та!
Аль забыл своего отца?
— Порция бубенца!
Пригласила пьедестал,
— Пришел в гости — белый стал
— А как пошла с ним под венец
— Разыгрался бебенец!
Нас ссорят смехачи
А вас совесть сволочит
— Вся Россия у певца
Веселая виселица!
Посмотрите как нам платят
Синыки на наших платьях
Колпаки на костылях
И бубенцы на площадях.
Как по старой памяти
Ходят все да кланяются
А малютка бубенец
Колоколами славится!
Встала баба у крыльца
Обронила бубенца
— Расхохоталась лестница
Вспомнив добра молодца…
Что в земле давно зарыто
И забито, шито-крыто,
Но еще не до конца…
— Порция бубенца!
Я рассказ о бубенцах
Веду от первого лица
С пяти лет решительно
Хотите — пишите мне!
Москва, центр, дробь один.
(Дом за бесценок продадим)
Голова зарéчиста
А сама речь в городе…
Ты стукнешь по трубе,
А я дуну в барабан,
— Каково на улице?
— А ничего особенного…
Розовый шут
О. Целкову
Особливо про-зы-ва… про-зы-ва-ли
Полюбила я шута ро-зо-ва-во!
Полюбила Истинно Сахарно-го!
Ах румянец выступил Аховый! — О!
С добрым молодцем гуляли Молодцы…
С добрым молодцем гуляли Девицы…
Встали. Поустали. Но за молодцем
Слава моментальная стелется:
— Ох, не лиловатое — синее!
— Не сиреневатое — красное!
— Красное не красное — Сильное!
— В розовое больше, чем в разное!
— Он ли моложавый — высокенький…
— Он ли уважаемый — махонький…
— Он ли воображаемый все-таки, и…
— Он ли обожаемый? Ахоньки!
— Розовые очи по ночам рычат,
— Розовые очень по ночам рычат,
— Розовые очень, да не грозные,
— Просто очень, очень даже розовые!
Уж его я милого, пятого,
В розовые очечки поприпрятала,
Розового — Стало мне весело —
Розовые сны поразвесила!
— Ох, не лиловатое — синее!
— Не сиреневатое — красное!
— Красное не красное — сильное!
— В розовое больше, чем в разное…
Дай еще разочек мне мой розовенький,
Гипсовый мой, мраморный мой,
бронзовенький,
Грезки поразборчивей — раз уж
живешь —
(Тьфу-ты, даже рыжим не назовешь!)
Все твои враги — благообразные…
Все твои друзья — О! Улыбаются…
Самые коварные согласные
С гласными прекрасно уживаются…
Детство мое дальнее (только не…)
Бегство мое тайное, тонкое…
Волюшка невинная шалая…
(Вон я побежала за мамою…)
Ро ро ро ро... Розовые, светлые!
Зо зо зо зо (Надо же!) Зо зо зо зо зо!
Вы вы вы вы не были на свете бы,
Если бы, ну если бы,
нуеслибынуеслибы… Ну…
— Ах, не виноватая я — синее!
— Синее не синее — (Матом бы!)
— Красное не красное — Сильное!
— Ах, не винова, не виноваты вы!
Эко прозевали,
Рты поразевали
Ни почто меня шутихою розовою
звали!
Полюбила истинно
Сахарного —
Аж румянец выступил
Аховый
— Во!!!
* * *
Чья это музыка стучит…
Чья это музыка кивает…
Чья это музыка молчит…
Чья это музыка зевает…
Чья это музыка смешит…
Чья это музыка грозится…
Чья вовсе издавна грешит…
Чья только счас — еще родится!
Чья это музыка заходит,
Как вор, в огромный коридор…
(Расстроенные две мелодии
Глотают молча валидол!)
Чья это музыка садится,
Как бог на снег полуживой…
И чья беспомощно ложится
В постель с больною головой…
Чья это музыка во мне,
Чья это музыка вовне…
Всю эту музыку я слышу,
Всю эту музыку я свыше…
Через апрель многоголовый
В седле раскисшего коня,
В стакане, схваченном «по новой»,
Вся эта музыка в меня!
Читальный зал зубов и сплетен
Не в бровь, а в глаз швырнул свой
ужин,
Нам жизнь — не лучшее на свете,
Нам даже гроб уже не нужен…
Маэстро! Вы сошли с ума!
У фуги съехали регистры…
(Музыка чувствует сама,
Ее отчаянье неистово!)
Соль-соль, соль, фа-фа, фа-фа, ми
Соль-соль, соль-соль, соль-соль,
соль-ля, ля
Ля-ля, ля-ля, ля-ля, ля-ля, ре,
До-до, до-до, си-ля, си-до!!!
Друзья! С ухмылки не сходя,
Я в этом месте захотела,
Чтоб вы, хотя бы про себя
Немного пели эту тему,
Что под пятою, безусловно,
В строку ударить раз шестнадцать,
Зато вы сможете построфно
На полутоне подниматься…
И дальше, кто бы ни мешал
Топтаться вам с шутами вместе,
По полутону завышать,
Коль мысль коснулась вашей чести,
А там ступайте снова вниз.
Ну вот! А нынче, ваша милость
Простите мой смурной каприз,
Вернемся, где остановились.
Ах да, маэстро, вы не правы,
К чему приводит вольтерьянство;
Гитара спрыгнула с октавы,
Трубу уволили за пьянство,
У флейты старые дела
С высоким, старым офицером,
Свирель устала, как диван,
Скрипит, расшатывая сцену.
Ах, контрабас непостоянен,
И с кем, с женою первой скрипки!
— (Последний шанс скатиться в яму
С очаровательной улыбкой!)
— Мой друг, надеясь на всевышнего,
Я вас целую горячо!
— Ударник кажется не выживет,
Уже разбит параличом!
Под покровительством басов,
И квантов, квинтов голосов,
Вас всех облает балалайка
И вынет время из часов!
Кларнет, уставший от острот,
Совсем зарылся в ре-миноре,
Гобой городит огород,
Рояль гобоит в мертвом хоре…
Чья это музыка бегом
Соль-соль, соль-соль, соль-соль,
Соль-ля-ре…
Зато у ней под каблуком
Удар Ударович Ударов.
В кольце причудливого звука,
В грехе, в пустыне человечьей
Очеловечена до духа
До эха призрачна и вечна…
Чья это, чья это, чья это, чья это,
чья это — чья, чья, чья?
Довольно! Слышишь? — Это Ты
С усталых лиц снимаешь пенки…
Скажи, о чем молчат шуты,
Тобой приставленные к стенке!
Отступление к Фаусту
Моя душа растерянно глядит
ТУДА, в партер,
На ваш поселок ночи…
То был спектакль,
Отпущенный в кредит,
На век вперед…
И все устали очень.
Опять ко мне цепляется лицо,
Опять трагедии, опять кусты сиреневы,
Опять звезда моя в недоумении
Мерцает над оборванным крыльцом…
Гони назад, неверная душа,
Скорей назад, в постель к больному
бреду!
Но только я вослед тебе не еду,
Чтоб страшный грех тебя не искушал…
Я остаюсь. Часы мои стихают.
На полдесятого указывает сердце.
Я снова жду, я снова задыхаюсь,
А там, в партере, ночь молчит и
сердится
Но что это? Ужель явился сам?!
Он славный малый, презнакомый
профиль…
Бывает же! Но как восторжен храм,
Когда в преддверьи вырос
Мефистофель.
Вам надо душу?
— Душу. И лицо.
— Лицо в долгу, и срок упрямо
просит…
— Ну а душа!?
— С тревожным чернецом…
И звуки вашей лиры не выносит!!
Впервые имя Алены у нас прозвучало в цикле «Семейные истории. История первая: Алла Рустайкис» — об авторе стихов известной песни «Снегопад» («Я еще не успела испить свою осень…)
Об Алене Басиловой читайте в нашей публикации «О музах сохраняются предания…» — Второй пролог: «Похвальное слово Музам шестидесятых годов»
На сайте «Мемориала» в разделе «Площадь Маяковского 1958–1965» можно прочитать эссе Алены Басиловой «Как они смеют бить поэта!»
Мария Ольшанская
