На твоих рубежах
полыхают
пожары

Второй разговор об утраченной Родине

Пролог

«СССР: ненавижу и люблю…» — так я назвала первую часть нашего разговора об утраченной Родине, который состоялся в августе-сентябре 2006 года, когда я попросила своих знакомых по Интернету высказаться на тему «Наша Родина — СССР». Общих воспоминаний о стране было больше даже тогда, в относительно спокойное время. Сейчас вряд ли я нашла бы желающих поговорить о дружбе народов, обратившись с таким предложением:

«Все где-то бывали, за пределами места своего рождения и проживания, все встречались там с людьми, говорили. Происходили какие-то события… Давайте вспомним только хорошее о наших бывших соотечественниках — русских, прибалтийцах, чеченцах, грузинах… Было же хорошее! Только хорошее, и только о других, с которыми сталкивались в жизни — служили в армии, встречали в командировках, поездках, путешествиях, в поездах и самолетах. Я просто предлагаю забыть о распрях и вспомнить все хорошее, что было — именно в плане отношений между людьми разных национальностей. Вот я который уж день вспоминаю все хорошее. Жаль, мало поездила. Но даже у себя дома всегда любила поговорить с гостями, чтобы у них не было ощущения заброшенности. Отношение к другим именно тогда у меня выработалось, при совместном проживании в одной стране с другими, кто бы они ни были. И мне интересно на самом деле. Это не просто долг вежливости!»


«Сегодня утром, 29 марта, на двух станциях в московском метро в час пик с разницей в полчаса прогремели два взрыва… Спецслужбы расценивают взрывы как спланированную террористическую атаку. По данным ФСБ РФ, взрывы осуществили две террористки-смертницы…»

Первый день пасхальной недели, и вот такой черный понедельник… А до этого взрывы в поездах, а до взрывов в поездах — российско-грузинская война. А в бывших республиках одуревшие от безнаказанности националисты покушаются на святое — оскверняют могилы погибших в Великой отечественной войне, разрушают памятники. Это если не говорить о вытеснении русского языка и великой русской культуры, связывавших нас когда-то в единую общность. Ненависть, подозрительность, призывы к расправе даже над невиновными… Накал страстей растет. И мои тогдашние собеседники ожесточились, и я сама, увы. Не лишним будет этот разговор 2006 года.

Мария Ольшанская

Воспоминания о нашем «общежитии»

***

Я училась в седьмом-восьмом классе, точно не помню. И повадился под мой дом мальчишка с соседней улицы, старше на год-два. Парень как парень, единственное — был мне не нужен в качестве ухажера — в куклы играла еще, одежки разные придумывала, такое вот запоздалое детство. Однажды, в очередной раз наткнувшись на него в своем дворе, недовольно буркнула: «Незваный гость хуже татарина». И вдруг мой поклонник побледнел и спросил: «Почему ты меня оскорбила?»

— А что я такого сказала?

— Я татарин…

С самым искренним изумлением я уставилась на него — парень как парень, ничего необычного во внешности. Татары у меня связывались в воображении только с картинками из книжек про татаро-монгольское иго. С этого начался мой личный путь к толерантности. И интерес к другим, не таким, как я, сопровождающий меня до сих пор по жизни (М.О.)

***

Каждый год, мы брали байдарки и катамаран, спальники и рюкзаки и отправлялись в разные места. Компания у нас была небольшая, от 6-ти до 8-ми человек. Но как-то раз планы наши были разрушены. У нашего лидера буквально за 2 дня до отъезда умер отец. Разумеется, что он уже ехать никуда не мог, и мы с мужем решили на оставшиеся 3 недели махнуть в Карпаты, где еще ни разу не были… Доехали до Ивано-Франковска и дальше пошли частично пешком, частично на автобусах, останавливаясь в любом приглянувшемся городке на пару дней. Питались исключительно в колыбах. В одном из этих городков остановились на ночлег в мадьярской семье. По-русски они не говорили… Тем не менее, никаких проблем не возникло и, помнится даже, муж ухитрился обсудить с хозяином какие-то автомобильные подробности, а я с хозяйкой поговорить о детях. В этом же городке, в местной колыбе, двое молодых людей, увидев, что мы рассматриваем карту, попросили у нас посмотреть ее… Молодые люди оказались студентами-биологами из какого-то уральского университета. В Карпатах они пребывали на практике, о чем у них была бумажка. На 3-й день совместного рассматривания карты колыбщица попросила моих ребят помочь ей прикатить новую бочку пива, мотивируя это тем, что предыдущую мы выпили… (С., Германия)

***

В пионеры меня принимали на Западной Украине, в Волынской области, куда родителей направили по распределению после института. Когда мы, уроженцы Восточной Украины, уезжали оттуда, люди плакали, а весь класс моей мамы в полном составе поехал на попутках в Луцк, чтобы проводить навсегда свою учительницу, преподавателя русского языка и литературы. В Западной Украине мы жили в городке Торчин, известном теперь всем украинским гражданам своими кетчупами и майонезами «Торчин-продукт».

Среди местного населения — украинцев в большинстве, я так думаю, бродила одна помешанная женщина необычной внешности. Потом мне рассказали, что это единственная в Торчине еврейка, оставшаяся в живых, после того как всю ее семью казнили немцы. От осознания этого она помешалась. Люди подкармливали ее, помогали, кто чем мог. Она осталась совершенно одна — без родни, без друзей (М.О.)

***

А я на институтской практике поехал в Магадан из любопытства. 7 дней поездом, из Одессы до Москвы и дальше до Хабаровска. Ехали с женщиной, которая с ребенком путешествовала по стране. Ехала она из Средней Азии и везла кучу дефицитных книг, которые там широко издавались (сейчас сам не понимаю, как она оказалась в поезде «Москва-Владивосток», не помню напрочь). И я лежал на верхней полке и спешил прочитать то, о чем слышал, но еще не видел. Ели в дороге, между прочим, сало. М-да… А в Магадане оказалась куча украинцев. Приехал домой посмотрел данные переписи — 15%. Ну понятно, откуда они там взялись… Только вот не довлело это над ними. Нормальные люди там жили. Как сейчас помню — мы, студенты, учили местных дам (украинок) пользоваться тогдашними гаджетами — программируемыми калькуляторами. Они до этого метеорологию на счетах считали. Ну не знаю… Наверное, с точки зрения некоторых, я что то делал не так… Не знаю… Но не жалею. И ходил в общаге один кадр, из работяг. На метеостанции таежной пахал по 9 месяцев вахты из 3х человек… Он нас дразнил — «з-пид Одэсы». Это все, что он знал по-украински.

***

Еду я как-то в командировку в Москву, а со мной в купе один товарищ к своей дочери едет на Чукотку в гости через Москву — с пересадкой на самолет. Он сам из Западной или Центральной Украины, а его дочь после зооветеринарного института по распределению оленей лечить поехала. Так вот этот мужик шутливо, беззлобно, чукчей овцебыками называл, а детей — маленькими овцебыками. Но это не было ксенофобией. Он и раньше к дочери летал, рассказывал мне много чего из чукотского быта и образа жизни. И это рассказал, историю, почему это вдруг они овцебыки. Чукчи традиционно своим детям в пеленки вместо памперсов мох специальный подкладывали, высушенный такой. Вообще экологически чистое там существование, не считая злоупотребления спиртным. Но дети болеют везде, и маленькие чукчи тоже. И вот к дочери моего попутчика пришли родители и попросили посмотреть малыша. Она им в ответ — я не имею права, я ветеринар. Они ей — но ты ведь врач? Она — да, врач. Но я оленей лечу, овец. Родители — нам все равно, если ты врач, то и ребенка лечить сможешь. Другого врача все равно не было, пришлось ей идти. Ну и пошла шутка об овцебыках — больших и маленьких. Помните, была такая депутат СССР — Евдокия… (?) Она за права коренных народов боролась, за улучшение их жизни. Не знаю, как сейчас они живут, все эти коренные народы (М.О.)

***

А я себя везде как дома чувствовал — и в Прибалтике, и на Украине, и в Белоруссии, и в Абхазии… И очень тоскую по тем временам. Не из-за виз (это ерунда) а именно из-за того чувства, что моя страна — огромная и разная… Не сказать, что Россия какая-то одинаковая, но как-то нелепо понимать, что там, где в детстве был дом, ты теперь «интурист»…

***

Однажды из Киева возвращалась в поезде (а я плохо сплю в поездах), просыпаюсь, в окно смотрю, в общем, жду рассвета и вокзала. И попался мне в купе парень из Абхазии, раньше не видела их. Он на украинке женат был, с женой в Абхазии жили, а в Киеве родню жены навещал, пока она с ребенком маленьким дома возилась. Вот мы с ним и скоротали ночь в беседах. Я просила его рассказать об обычаях абхазских, о том, что едят, как живут, какие отношения в семьях. Интересно было — и мне, и ему. Они почти светлые, абхазы, и глаза светлые. У моего попутчика, во всяком случае. Но он говорил, что много таких, как он, в Абхазии (М.О.)

***

Моя бабуля была старшей дочерью в довольно многочисленном семействе: три младших сестры и брат. Все они жили в разных концах Украины, и бабушка часто ездила к ним по разным поводам: на свадьбы многочисленных племянников и племянниц, в качестве «третейского судьи» в разного рода семейных конфликтах, помогать родственницам после рождения детей и просто в гости. А, поскольку я была «бабушкиным ребенком», то в плацкартах поездов, следующих в различных направлениях, мы всегда ездили с нею вместе. Было мне лет пять, когда нас занесло в Кировоградскую область, к одной из бабушкиных сестер. Воспоминаний о той поездке осталось мало. Среди немногих — немцы. Слегка на отшибе в селе стояло несколько домов, которые сильно отличались от прочих. Были они большими и деревянными. Каждый раз, когда нам приходилось проходить мимо, бабушка крепко брала меня за руку и говорила примерно следующее: «Не смотри во дворы, не заглядывай в окна. Там живут немцы». В сознании тогдашнего пятилетнего ребенка слово «немцы» прочно ассоциировалось со словом «фашисты». Поэтому мне и без бабушкиных предупреждений хотелось побыстрее пройти эти загадочные дома. Помню лишь, что как-то из приоткрытого окна я услышала звуки немецкой речи. Этого было достаточно для того, чтоб во мне проснулось огромное желание — бросится оттуда бегом, куда глаза глядят. Если бы не бабушкина рука, я бы так и сделала. Я не знаю, кем были те люди в тех домах. Скорее всего, остатки одного из немецких поселений, которые чудом остались на бывшей оккупированной территории и после войны. Но то, что моей бабушке и ее родственникам они казались «вражескими элементами», у меня не вызывает никакого сомнения. А был это 1978 год… (T., Украина, Киев)

***

Я немецкий учила в школе и институте. Однажды пришлось с настоящим немцем из ГДР общаться. Он на девочке из нашей компании женился. Как же мне было обидно, что плохо нас языку учили, без веры в то, что пригодится для живого общения, а не только для чтения со словарем (М.О.)

***

По себе могу сказать, что в моей жизни проблем никогда не возникало. Родился и вырос в Башкирии, в большом селе, где представлены все национальности европейской части Союза. Но деление было только качественное — плохой-хороший. Учился в институте. Там, правда, в основном славяне, было немного народа из Закавказья и Средней Азии. Но и здесь аналогичное деление. Кстати, вначале жил с двумя ребятами из Украины. И ссоры были на уровне: кто лучше — Сталин или Хрущев. Так что с человеческими отношениями все было в порядке. Да, надеюсь, что наш народ не опаскудится. Что касается башкир, татар, чувашей, то по духу они не менее русские, чем мы сами. Ну а по крови — это неважно. Христос по крови еврей, ну и что?

***

Так это я еще до русских не дошла, с которыми сталкивалась именно в России, в Пскове, например. И была бы возможность, еще поехала бы туда, хоть два года подряд ездила — в 1986 и 1987 годах. Михайловское, Пушкин Александр Сергеич… Вот и Россию вспомнила, русских. Впервые глубинку российскую увидела воочию.

В старые времена у нас в НИИ за успехи в труде бесплатными путевками награждали, вроде путевки выходного дня или недели. Самый популярный маршрут был в Ереван. Народ бился за эти путевки, а мне так ни разу и не досталось, хотя тоже награждали.

Мне не повезло с Ереваном, зато повезло с Псковом. Однажды раздавали эти самые путевки на неделю, а у нас в НИИ как раз проходила аттестация в 1986 году, тогда хозрасчет вводили в СССР. Все дрожали, чтоб не попасть под сокращение, и мне повезло несказанно. Формально путевка была в Резекне (Восточная Латвия), а возили нас по всяким разным местам. На день в Михайловское попала, если кто помнит еще Пушкина и его жизнь, и заболела просто. На следующий год в отпуск поехала на Псковщину.

Об этой поездке хочу отдельно вспомнить. Когда уже в отпуске на Псковском озере была, на острове Белова, то наша группа — сплошь москвичи, одна я из Украины. Конец августа, сентябрь, вода в озере 16 градусов, а им хоть бы что — купаются! Спрашивают — а ты чего не идешь? Я им — ребят, вы чё! Я сюда приехала с нашей базы отдыха. В нашем озере (пруд-охладитель ГРЭС) вода 35 градусов. Они вначале не поверили, а потом говорят: «Ну, хохлы хитрые! Они даже когда в речку лезут, воду подогревают!»

Я Кремль псковский облазила вдоль и поперек. Как раз началась реставрация перед тысячелетием крещения Руси, но меня даже раздражала ее искусственность, подальше от центра все было нетронуто, лестницы из-под ног уходили, и я бродила там по этой заброшенности. Я бы еще приехала, до того впечатления хорошие — и о людях, и о красоте этих мест.

У нас в НИИ сразу после Нового года народ садился за изучение туристических справочников — выбирали себе маршруты на отпуск. Кто чего не доездил в командировках (а наши заводы по всему Союзу разбросаны были), добирал в поездках, в том числе, и на Байкал. Я успела в Псков по справочнику, а потом все резко закончилось, и моя работа в НИИ тоже — начался развал всего… (М.О.)

***

Про хорошее? Пожалуйста! Про украинцев скажу. Очень мне нравятся Лубны. Уютный, красивый город, и люди там замечательные. А всех лучше моя знакомая, у которой я гостила однажды. Потрясающая женщина! Какие вареники с вишней делает! Какая хозяйка гостеприимная… Умница и человек добрейшей души… Побольше бы таких и у вас, и у нас… (Е., Москва)

***

Году так в 85-м отдыхали с детишками на море в Дивноморском около Геленджика. Однажды всей семьей, прогуливаясь по окрестностям, зашли довольно далеко, детишки еще маленькие были, время обеда в пансионате подходило. Вышли на дорогу, остановил машину местный (то ли адыгеец, то ли другой «кавказской национальности») подвез нас до самой столовой пансионата, от денег отказался очень по-хорошему. До сих пор это помню.

***

Мне одна моя подруга рассказывала о каком-то месте на Кавказе, об отдыхе на море еще в прежние времена. Но это уже не Россия была, а Аджария, возможно, или еще какая-то республика. Дело не в этом. Дело в том, что там арбузы продавались, а дело к вечеру шло. Грузин продавал, а потом говорит — все, темно, не буду продавать, мне денег не видно. Люди многие с детьми стояли, зашумели — как не будешь продавать? мы сколько времени потеряли в очереди! Он им — продавать не буду, денег не видно, так берите!

К грузинам я отношусь нормально. Одни долго, уже в это время, под моим домом киоск держали. А некоторым не очень нравилось, что другие деньги зарабатывают — стекла били по ночам и все такое. Я им помощь предложила — если что, милицию буду звать, ведь у меня телефон под рукой, а у их сторожей ночных только замок внутри киоска, вот и вся безопасность. Нормально у меня с ними отношения складывались, беспроблемно… (М.О.)

«Улица на улицу…»

***

— А меня в пионерлагере отлупили узбеки, которые отдыхали от землетрясения, ни за что!

Я подошел к их группе пообщаться, и они, погыркав на своём, пару раз мне врезали, а я думал пообщаться! Потом они сбежали в другой лагерь, все 50-60 человек. Потом их вернули, но они не успокоились, и вообще вели замкнутый, диаспорный тип жизни, брезгливо относились к нам — русакам. Но я был бы не я, если бы не потребовал сатисфакции. Я дрался один на один с обидчиком, которого запомнил и победил! А узбеки ему ещё за проигрыш наваляли. Это до сих пор во мне сидит, так горька была обида.

— Так, может, у них психологический шок был после землетрясения? То, что держались группой, понятно после пережитого. Я была в Ташкенте один день всего, вражды или плохого отношения не помню. Правда, больше на достопримечательности смотрела, но и по сторонам тоже.

— Никакого шока у них не было, четко пользовались конъюнктурой, выставляли требования, бастовали, объявляли голодовки и т.д. Дети были от 7 до 17 лет, сплоченный национальный коллектив. В жизни лагеря участия не принимали, хотя находились там третий срок (В., Россия).

***

На самом деле, если честно признаться, у меня были стычки на национальной почве только в Прибалтике. В Вильнюсе — просто недоразумение, а в Риге с молодежью на пустынном пляже — покруче. Мы же слишком советские были, пытались им свою советскую правоту врулить, не понимая бесперспективности этой затеи. Две группы студентов друг против друга. Но драки не было, был неконструктивный спор, и за это спасибо. Но и эта ситуация на пляже единственной оказалась такой острой за два месяца.

В институте после третьего курса у нас была двухмесячная практика в Риге. Это особая тема. В Прибалтике мы встретились с разным отношением, много всего было — и справедливого, и несправедливого — были мировоззренческие беседы с местными кагебешниками и ментами, которые все равно не были советскими кагебешниками и ментами, но умудрились задержать нас за пение под гитару в ночном Вильнюсе, по дороге в Ригу, были стычки со студентами…

До сих пор помню с десяток латышских слов, выученных специально. А как же! Долг вежливости в чужом доме. Лудзу, палдиес, лаб ден… Это было необходимо, в первую очередь, мне. А на заводе одна женщина, нелатышка, прожившая всю жизнь в Латвии, родившаяся там, шипела, кричала: «Как я их ненавижу!» Несмотря на стычки и непонимание, с которыми я сама столкнулась и содрогнулась от обиды — ведь я только с добром, ведь я учу слова, чтобы их произнести правильно и к месту — я не могла принять этой ненависти. Так нельзя, если живешь рядом с другими.

Кстати, выручал украинский — с ним проблем не было нигде, даже в отдаленных городишках. Украинский воспринимался благосклоннее. Сейчас мне немного стыдно, что я пользовалась им в корыстных целях. Но… я была не дома и хотела, чтобы ко мне, другой, относились так же хорошо, как и я к ним (M.O.)

***

Про Прибалтику вообще говорить не хочу. Зарплата колхозника колхоза «Маяк» под Таллином — 600 рублей. Тверская (тогда Калининская) губерния (область). 250 км от Москвы. Заколоченные накрест окна домов в деревнях. Заброшенные деревни без электричества. Какой к черту газ? Он только в Прибалтике чуть ли не на каждом хуторе. 12 километров до ближайшей остановки автобуса пешком — легко. Застряла машина. Добеги к ближайшему окошку, хоть оно и далеко, стукни — полдеревни незнакомой, впервые в глаза видят — поднимется, найдут трактор и тракториста, вытянут, приютят, снарядят в дорогу утром, в спину перекрестят. Всегда радушие… всегда радость… всегда приютят в каждом доме. Всегда помогут… Всегда поделятся тем, что имеют… 30 км от Таллина. Кейла. Опоздал на электричку. Вышел на трассу, иду пешком, темнеет. Маши до посинения — хрен. Хутор за хутором. Только лай собак, все машины мимо. Пешком 10 км. Остановился «Камаз», русский парень. Спросил: «Ты чё, идиот? Здесь тебе не Россия. Поехали». 20 км — не крюк.

Так уж случилось, что при СССР я был в Эстонии и Латвии, Литве и Белоруссии, Грузии и Азербайджане. Молдавская свадьба — 300-500 человек. День рождения — 40-50. Юбилей — 100. Грузия. Поти. Миха Цхакая. Рубль — не сдача, «Жигули» — не машина. «Волгу» подавай. Грузинская свадьба — неделя (В., Приднестровье).

***

Брянская область — река Нерусса, железнодорожная станция Белая Береза. Мы на байдарках плавали по Неруссе, а я ребенка готовилась рожать, закапризничала на маршруте. Решили с мужем вернуться с полдороги. Одна байдарка дальше ушла, а мы с рюкзаками и второй байдаркой в эту Белую Березу двинулись — ближайшая станция, но до нее километров 20 по песчаной лесной дороге. Машина за час проходит это расстояние. Остановили попутку, дело было к вечеру, а поезд домой часа в два ночи отправляется. Шофер завез нас даже не к родне, а к знакомым, потому что тоже был не местный, не из Березы. Подняли людей с постели. Они нам угощение, ужин. Шофер до поезда потом довез — за минуту погрузиться нужно было, ровно минуту стоял поезд в Белой Березе. Молдаване (поезд молдавский был) местному населению фрукты продавали к обоюдному удовольствию. Так между ведрами с чем-то там и проскочили в общий вагон, с одним местом для сидения на двоих. Но людей березовских запомнили на всю жизнь. Вообще хорошие люди на Брянщине… (M.O.)

О «восточных» мужчинах и женщинах

***

Что касается мужчин, то если девушки и женщины честно посмотрят правде в глаза, они признают — в неуважительном отношении к ним со стороны других виноваты часто именно они. Свое женское достоинство нужно беречь, кто бы на него ни покушался. Я окончила институт, пошла на работу в НИИ, а затем меня послали на курсы повышения квалификации. Люди там были со всего Союза. 22-летняя блондиночка понравилась одному молодому человеку из Грузии. Не из селения какого-то, а из Тбилиси, из хорошей семьи, из хорошего рода. Но… уже тогда, видимо, он успел столкнуться с разными девушками. Так вот. Пригласил он меня вечером погулять, а при встрече возьми и предложи пойти в гостиницу. Это мне-то! Обиделась я, конечно — думалось, мы с ним погуляем, он мне о своей родине расскажет, до сих пор, кстати, в Грузии не была. А он — пошли в гостиницу, мол. Вот и пришлось проводить среди него разъяснительную беседу: «Представь, что твою сестру или маму кто-то в гостиницу позовет при первой встрече». В общем, взаимопонимания достигли, с моей точки зрения, а обида у парня осталась, но это уже его проблемой было (М.О.)

***

Присоединюсь. Когда мне было 20 лет, мой муж ушел на плавпрактику, но в перерыве между двумя рейсами должен был вернуться в Союз. И я решила (как настоящая жена моряка) съездить к нему. Я как раз месяц подрабатывала в одной конторе, и 80 рублей мне должно было хватить на поездку в Феодосию. Билет мне удалось достать только палубный. Дело было очень жарким летом, и я решила, что переживу. Под вечер я познакомилась с двумя грузинами чуть старше меня. Один был красивый, а другой толстый. Ближе к ночи красивый грузин исчез… И существенно похолодало… Потом и толстый грузин (с которым мы мило болтали уже часа три) куда-то ушел… но чуть позже вернулся с двумя одеялами. Одно мы постелили на пол в коридоре, а другим укрылись и прекрасно выспались. Утром (они сходили в Евпатории) толстый грузин меня поцеловал в щеку, а красивый небрежно кивнул на прощанье (С., Германия).

***

Когда мне было 16 лет, я познакомилась с парнем-азербайджанцем, который приехал к нам поступать в военное училище неподалеку от нашего дома. Через пару дней он попросил подержать дома его сумку с одеждой, в которую он мог переодеться после казармы. Моя покойная бабушка его выставила, но не потому, что азербайджанец, а потому что увидела немного позже в его аттестате (а он не прошел по конкурсу) тройки! Вот это было самое настоящее преступление в ее глазах — плохо учиться. Такой поклонник был недостоин ее внучки-отличницы. У него было азербайджанское имя, конечно, но и, по советской традиции, второе — переделанное на русский лад, Саша. Он был совсем не наглый, хоть и троечник. И когда он после провала экзаменов уезжал домой, я даже всплакнула.

А вот его дружок по казарме, с которым он приходил ко мне в гости, татарин из Татарстана, завоевал сердце бабушки, но увы… не мое. Отличник, поступил в училище, будущий офицер, внимательный к старшим, вежливый, не позволяющий ничего лишнего по отношению ко мне. Я убегала к подружкам под надуманными предлогами, а этот парень часами ждал меня в беседах с бабушкой. Я часто вспоминаю его. Кем он стал? До какого звания дослужился? Жив ли? Много советской крови было пролито в разных локальных войнах. Советской, если кто забыл, — без различия. Я даже имени его не помню. Авиатехническое училище на Клочковской в Харькове — там он учился.

Через год я поступила в институт, и в параллельной группе оказался тоже Саша. У него был странный, непривычный для нашего города, говор.

— Москвич, — сказали мои подруги.

— Бакинец, — печально улыбнулась я…

Слух у меня хороший, особенно на звучание речи. Оба Саши — и мой русский сокурсник, и мой первый кавалер-азербайджанец, были из одного города (М.О.)

***

Первый раз я попала в пионерлагерь в четвертом классе. Официальное открытие смены должно было состояться на четвертый день после нашего туда заезда. Как положено — торжественная линейка с поднятием флагов и приветственными речами руководителей предприятия, которому принадлежал этот лагерь.

Вечером в день заезда меня послали в главный корпус (примеряли мне парадную пионерскую форму) и там познакомили с моим ровесником — мальчиком по имени Карен. Оказалось, что в следующие два дня, когда дети из нашего отряда будут переживать обычные лагерные будни, мы с Кареном будем ездить на автобусе по Киеву и приглашать представителей предприятия-шефа и еще каких-то «шишек» на торжественную линейку.

Карен был армянин, приехали они с младшей сестрой в лагерь из Ленинакана. Его черные кудри в сочетании с моими каштановыми, видимо, были призваны умилять дядечек, в чьи кабинеты мы входили, синхронно вскидывая руки в пионерском «салюте» и звонко рапортуя что-то вроде: «Пионеры лагеря «Дружба» приветствуют вас!» К тому же, наверное, наш тандем должен был символизировать и пресловутую дружбу народов.

За два дня полуголодных, изнурительных разъездов в душном автобусе по раскаленному городу и утомительных ожиданий в приемных маленький Карен проявил себя истинным джентльменом. Впервые в жизни я почувствовала рядом «мужское плечо». Он всегда выходил первым из раздолбанного автобуса и подавал мне руку, делился со мной соком и булочками из скудного «сухого пайка», который нам выдали в дорогу, и вообще был очень вежлив и предупредителен. Так продолжалось на протяжении всего месяца — я впервые была в роли «дамы сердца» настоящего мужчины. Когда нам сообщили, что ту же процедуру приглашения гостей нам нужно повторить и накануне закрытия смены, мы только обрадовались. В течение года после этого мы обменивались письмами.

Когда спустя пять лет я услышала в новостях о землетрясении в Ленинакане, сердце сжалось — первым делом я подумала о Карене. Только потом я вспомнила о том, что в Ленинакане живут дети и внуки маминой ближайшей подруги. Дети и внук тети Люси погибли во время землетрясения. О судьбе Карена и его семьи мне, конечно, ничего не известно (Т., Киев).

***

А в первый свой отпуск в нашем НИИ я поехала на турпоезде в Среднюю Азию. Незабываемые впечатления! Конечно, тогдашние ксенофобы нас припугнули, что, мол, от своих никуда, с местным населением не общаться, в смысле, мужского полу, а то одни из Курска пошли фотографироваться в национальных костюмах среди ночи, и вот такое вот оно…

Были мы почти во всех республиках, пели на стоянках песни, потому что местное население приходило к поезду вот им тоже развлечение, особенно в маленьких городках. А мы им типа того, что «Нэсэ Галя воду, коромысло гнэться…» Даже я, безголосая, пела с подружкой у микрофона. Взаимопонимание полное. А в Бухаре! О, Бухара! Экскурсоводом у нас был завуч из одной школы вечерней. До того хорошо рассказывал о своем городе. А я всегда любопытная была, вопросы задавала. Вот он и пригласил нас с подружкой посмотреть ночью мавзолей Исмаила Самани — памятник архитектуры, занесенный в список ЮНЕСКО, 12-й век. Мавзолей лунной ночью смотреть нужно — он из белого кирпича, по-разному уложенного, и этот белый кирпич, орнаменты из него, в лунную ночь — просто волшебство. Мы забыли и думать о предостережении и полночи прогуляли с ребятами по ночной Бухаре (наш экскурсовод друга привел, парнишку только что вернувшегося домой после армии). Они нас к поезду потом проводили. А моя подружка — Валечка рыженькая, этому мальчику, который после армии, Зарифу, говорит: «Хочу на ишаке покататься» А он: «Где же я ишака в Бухаре ночью найду? Дай, мол, адрес, я писать тебе буду, может, еще в гости приедешь сюда, тогда найду ишака». А Валечка моя — ты завтра ишака приведи, тогда и адрес будет.

А поезд наш в семь утра уже из Бухары уезжать должен. Мы с Валечкой спим после прогулки без задних ног. Заходит проводница, толкает: «Девки, просыпайтесь, там ваши кавалеры пришли!» Выползли мы сонные, а под вагоном счастливый Зариф: «Валя, достал ишака! Поехал к родственникам за город, говорю — берите мою машину, езжайте, куда нужно, только дайте вашего ишака на полдня, с такой девушкой из Украины познакомился, она хочет на ишаке прокатиться». Валечка ему — и где ишак? Зариф — за углом привязан. И в эту минуту наш поезд тронулся. Вот такая история. Валя все же на ходу продиктовала ему адресок. Но это уже другая история…(М.О.)

***

Первая девушка, в которую я влюбился без памяти, была башкирка… В паспорте у нее было написано ее имя — Нафиса, звучащее для меня тогда, как музыка. Однако для всех она была Надей почему-то… Но я упорно называл ее Нафисой. И мне по-фигу была ее национальность… В СССР это было очень условно. Тем более что была она родом из Ворошиловграда и по-башкирски говорить не умела… (Д., Одесса)

«Лехаим!»

***

В том районе, где прошло мое детство, евреев было много. Старшие — старики и старушки — еще знали идиш и пользовались им, когда хотели, чтобы их более молодые дети и внуки не слышали секретов. Идиш для меня стал первым иностранным языком. Я шла следом, когда на идиш говорили на улице, и с замиранием сердца слушала незнакомую речь — до того было интересно, какая-то тайна, загадка, которая меня притягивала к себе. Не фамилии, не имена, на которые я просто не обращала внимания — мало ли у кого какие фамилии и имена, а звучание этой речи — вот что было самым притягательным.

У меня приятельница была в нашем НИИ, еврейка, сейчас где-то в Америке живет. А тогда мы вместе отдыхали на нашей институтской базе отдыха. Я обожала эту базу, прекратила вообще ездить в другие места, так там было здорово. И в домик мой никого не селили, зная, что я собираюсь приезжать. А она впервые приехала, не знала, где хорошо, где плохо. Выбрала уединенный домик, а его в дожди водой заливало, деревья не давали прогреться потом долго. Мерзла она там в сентябре с дочкой маленькой. Я на велосипеде по окрестностям cмоталась, а до ближайшего телефона от нас километров десять. Позвонила ее родителям, чтобы теплые вещи привезли и обогреватель. Пустяк, правда? Даже не специально поехала. Родители приехали и так благодарили, как будто я их дочери с внучкой жизнь спасла. Приехали на старенькой машине, но всегда предлагали взять с собой в поселок, привезти что-то из магазина поселкового или из Харькова. За крошечное добро хотели бóльшим добром отплатить.


… С гостиницами в Москве при СССР очень напряженно было. В командировку ездили только имеющие родственников или любители экстрим-туризма вроде меня. Приехала однажды — сразу в институт, куда нужно было, а вечером начались проблемы с поиском жилья. Бродила я по разным, казалось бы, темным местам — куда там! Набрела на одну гостиницу — название, что-то вроде «Северное сияние», но могу и нафантазировать. А там на входе швейцар: «Вы куда? Гостиница для отъезжающих евреев!» Мне только в холл удалось заглянуть, а там буквально на полу, на чемоданах, эти самые счастливчики, будущие американские граждане.

Мне они запомнились черной безжизненной массой перед отправкой в концлагерь. Веселых лиц не видела. Измученные, уставшие, без разницы в возрасте, и такая тоска в этой группе была разлита — не веселились, не улыбались…

… Как мы сидели и плакали. 
К нам приходили смеяться: 
«Что вы сидите и плачете? 
Что не поете и пляшете?

Хоть картину пиши художнику об этом прощании с родиной (М.О.)

***

Еще одно из воспоминаний детства. Мы жили на 5-м этаже, а под нами, на 4-м, жили Татьяна Абрамовна и Михаил Соломонович. Ей было чуть за семьдесят, ему — сильно за семьдесят. Он очень плохо слышал и потому говорил громко. Ей приходилось говорить еще громче. Через открытые окна я все время слышала их разговор на непонятном мне языке. Это уже лет 15 спустя я узнала, что то был идиш. У Михаила Соломоновича был быстро прогрессирующий старческий маразм. Мужчина он был крупный, и малюсенькой Татьяне Абрамовне приходилось с ним нелегко. Они выходили на улицу, и Татьяна Абрамовна вела его за руку, как большого несмышленыша. Иногда останавливалась и, слегка приподнявшись на цыпочки, вытирала платком его слезящиеся глаза.

То, что пресные белые вафли, которые приносила раз в год Татьяна Абрамовна моей бабушке и которые были символом чего-то неизведанного и почему-то запретного (бабушка объясняла, что рассказывать о том, что я их ела, вовсе не обязательно), называются мацой, я знала уже тогда. Году в 84-м Михаила Соломоновича не стало, а Татьяна Абрамовна вместе с неведомыми мне, живущими где-то на севере, детьми-геологами начала собираться в Израиль. Бабушка поила маленькую щупленькую соседку чаем на кухне и приговаривала: «Ну куда вам? Вы же не долетите. Говорят, там климат плохой. Умирайте уже тут». А Татьяна Абрамовна каждый раз отвечала одно и то же: «Не долечу — так тому и быть. А если долечу, буду получать пенсию. Вся семья на нее жить будет». В 84-ом мацу я ела в последний раз. Они похоронены так далеко друг от друга — Татьяна Абрамовна и Михаил Соломонович… (T., Украина, Киев)

«Зорька вить как спотухала, спотухала…»

***

А к селу моих бабушки и деда каждый год летом приходил табор. Прямо на лошадях и в повозках, как в кино. Причем мой дед говорил, что этот табор приезжал всегда, еще с дореволюционных времен. Он тогда еще мальчишкой помнил, как их предводитель сидел на ковре среди трех! самоваров.

Чем цыгане занимались раньше, не знаю. А в моем детстве мужчины работали на колхозной кузнице, причем так, что когда приходило время с ними расплачиваться, в колхозной кассе не оставалось денег. Женщины ходили, как водится, гадать и иногда что-нибудь втихаря могли утащить. Конфликт с цыганами на межнациональной почве помню только один. У одной бабы пропало все белье, которое сушилось на веревке. А я у цыгана выменял на 3 рыболовных крючка экзотическое медное кольцо. Красивых цыганок в своей жизни видел только в этом таборе. После развала СССР цыгане стали торговать наркотиками. Администрация области выделила им три вагона, и они уехали куда-то под Волгоград (А., Украина, Киев).

***

Смутные воспоминания о цыганах связаны у меня с 78-м годом. За селом, в поле, стоял настоящий цыганский табор. Сельчане были не очень довольны таким соседством. Бабушка не разрешала даже выходить за калитку, говоря: «Цыгане украдут». Старшие дети бегали на окраину, чтоб рассмотреть цыганский табор поближе. А мне это было запрещено категорически. Один раз я все-таки сгоняла с соседскими ребятами на окраину села и увидела издалека разноцветные палатки и каких-то людей, которые и назывались страшным словом «цыгане». Бабушка, конечно, задала мне дома трепку. И хорошо помню, что когда как-то утром соседка зашла во двор со словами: «Уехали, наконец», я сразу поняла, о ком речь, и вздохнула с облегчением (T., Украина, Киев).

***

Стояла я как-то в очереди в сберкассе советских времен, а впереди — цыганская семья: мать, сын и невестка. Очередь была довольно большая, просто так стоять скучно, и завязалась у меня с ними беседа о том, о сем. Ничего особенного они не сдавали или не брали, где-то рублей пятьдесят положить или взять стояли. Зато я узнала, что браки у цыган совершаются не на небесах, а на переговорах. Решили поженить детей, так и сделали. При этом, оказывается, можно не обращать внимания на то, что невеста может быть и старше, как в случае с моими случайными собеседниками. Парню было 20 лет, его жене — 25. Она была даже светленькая, как для цыган, и лицо бледное, не очень смуглое — недавно родила. Парень получил образование не ниже восьми классов школы, а то и десятилетки. Ему явно пришлось по душе, что я не вижу цветастых юбок женщин, не вижу, что они другие, — просто стоим и болтаем о том, о сем. Его речь была не просто правильной — он старательно пытался вставлять в нее сложные слова, термины. Нас объединяло это бесконечное стояние в очереди, и прощались мы тепло и сердечно.

Не пропустить бы «Пушкина»

***

— Я в Харькове жила недалеко от студгородка. Тогда, при СССР, студенты в общежитиях жили, квартиры не снимали. И из Африки тоже, естественно. Некоторые их оскорбляли, ну а мне и они интересны были — откуда приехали, как там и что. Еду однажды в троллейбусе мимо, а на остановке парень стоит — вылитый Александр Сергеич, только ростом выше сантиметров на 20-30. Я чуть с троллейбуса не выскочила на ходу, до того интересно было, спросить хотела — откуда он, из какой семьи? Откуда это сходство? А другие его «черно***пым» назовут, на возможное родство с Пушкиным и не посмотрят… (М.О.)


— Ну, давайте к нам пол-Африки тогда завезем, у которых это самое «родство с Пушкиным» вдруг обнаружится… То-то поэтов у нас будет потом — просто немеряно, да?


— Зачем специально завозить? Чай, не окорочка! Кто хочет, пусть едет. Просто себя не нужно унижать демонстрацией кажущегося превосходства. А то обидишь вдруг кого-нибудь, кто не нравится, а он вторым Пушкиным станет, или первым, со своим именем, которое ему родители при рождении выбрали. Мало ли кто из инородцев Россию прославлял, как свою вторую Родину. Или Украину…

***

… А я всегда считал, что искусство не имеет барьеров! Как и музыка, и литература, ведь не важно, кто написал хорошую книгу — гондурасский писатель или эстонский!

***

Недавно еду в маршрутке, и заходят на остановке два парня, начинают говорить частично на русском, почти без акцента, а частично на языке, которого я никогда не слышала. У меня слух музыкальный, петь только не могу. Ребята как ребята, такие, как большинство здесь у нас. Я терпела-терпела, потом спрашиваю у того, у которого вообще славянская внешность: «На каком языке вы говорите?» Он мне — на турецком. Ну понятно, в Турции я тоже не была никогда. И языка не слышала, разве что в песнях популярного певца Таркана. Правильно я имя назвала? Поговорили мы с ребятами о том, как им живется у нас, не обижает ли милиция? Милиция других не жалует обычно. Выходя, успехов им пожелала в нашей стране, сказала, что милиция и своих не очень жалует, если правду сказать… (М.О.)

***

Мне кажется, что я начал различать национальности очень поздно, уже в 90-х. До той поры мне и в голову не приходило, что тот-то — украинец, тот-то — чеченец, тот-то — еврей. Нет, немцев я отличал! В младших классах очень дружил с чеченским мальчиком, мне он нравился. В университете, помню, меня поразило, как один араб (член ФАТХ, кстати, и мой хороший знакомый) сказал, что, дескать, Саша С. — еврей. Я не думал об этом. Еще один араб, Тайсир А., остается и по сей день для меня образцом интеллигентного человека. Вьетнамцев различал. Ах, да, о соотечественниках… На сборах был сержант-украинец, это помню. Но кто был капитан П. — хоть убей, не знаю! Сержант был хороший, мы потом переписывались.

Ребят, да я просто не знаю, какая у кого была национальность! Хороших людей встречал много, но вот кто они — не знаю! Сейчас не поверят, должно быть. Молодые люди — они ведь всё всегда знают. И их тошнит. Надо бы чего принять? Лекарство какое? Или просто поучиться, почитать на досуге не только сайт или газетку. А? (В., Москва)

Эпилог

«Следующий праздник, зависимый от пасхальной даты, Радоница, Родительский день. Празднуется он либо в Фомину неделю (2-я неделя по Пасхе), либо в понедельник или вторник 2-й седмицы по Пасхе. Все без исключения спешат в Радоницу на кладбища помянуть покойных сородичей, «угостить» отошедших в вечность красным яичком и другими яствами. Три-четыре яйца кладут на могилку или отдают нищим на помин души. Обрядность же везде практически одинакова — люди идут на кладбища с благой вестью: «Христос воскрес! Воистину воскрес!» На могилки приносятся пасхальные яйца, куличи, пасхи, сладости. Все это предназначается нищей братии за упокой душ усопших близких. Приглашается священник для заупокойной службы пасхального чина. Не обходится, конечно, без общей поминальной трапезы, совершаемой тут же, на кладбище, чтобы живые помянули усопших. Хотя чествование памяти умерших, сохраняющих какую-то таинственную связь с живыми, совершается повсеместно и во всех подходящих случаях, которые нельзя и перечислить даже, тем не менее, Радоница как поминальный день наиболее выделяется из числа прочих, отличаясь приподнятым настроением поминающих. Это может показаться странным, но оно объясняется, во-первых, глубоким верованием русского народа, что придет время, когда все мертвые восстанут из гробов, верованием, подкрепляемым фактом Воскресения Христова. А во-вторых, Красная горка, веселый весенний праздник оживления природы, замиравшей на продолжительное время года, настраивает человека на оптимистический лад, побуждает забыть на этот раз о суровой, безжалостной смерти, подумать о жизни, которая сулит радость и благо».


В День поминовения усопших, Радоницы, Красной Горки хочу вместе с нашими читателями — православными и не православными — помянуть всех наших бывших соотечественников — православных и не православных, безвинных жертв локальных конфликтов и террористических актов, помянуть всех военнослужащих, погибших в миротворческих операциях, а живым пожелать стойкости и мужества — в тех местах, где им и сейчас грозит реальная опасность.


Прародитель Авель нам оставил
горькое призвание любить
и завет — превыше прочих правил:
лучше быть убитым, чем убить.
                 (Кирилл Ковальджи)

Мария О.