Людмила Алексеева

Благодарность за «пробуждение»

«Даже в прекраснейших своих грезах человек не
может вообразить ничего прекраснее природы»
А. Ламартин

Студенческие годы. Золотое время. Дагестанский Государственный Университет. Биологический факультет. С радостью осознаю, что выбор правильный: здесь все то, что я так люблю. А полевая практика — просто мечта. Удивительная и уникальная природа Дагестана. Удивительные и замечательные преподаватели: Петр Леонтьевич Львов, Борис Дмитриевич Алексеев, Анна Федоровна Багдасарова, Светлана Ивановна Бумагина, Юно Иосифович Мататов, Саид Юнусович Ибрагимов и многие другие — строгие и не очень, великодушные и азартные, любящие свое дело и сумевшие увлечь и научить.

Поездки, путешествия, приключения. Так много захватывающего, завораживающего и интересного. Бархан Сарыкум с притворщицами ящерицами-круглоголовками, ущелье Истисý-какá с редкими цветами — желтыми эремурусами, Аграханский залив с пеликанами и лебедями, Терменлик с буково-грабовыми лесами, орхидеями и бесконечными молочными полями нивяника, субальпийские луга с анемонами и лилиями…


Примечание:
Истисý-какá
(ударение в обоих словах на последнем слоге). Какá переводится как ущелье, а Истисý — горячая вода (в ущелье — сероводородные источники). Эремурусы — красиво цветущие травянистые растения этого ущелья — эндемики (ограниченные в своем распространении относительно небольшой областью, встречающиеся только в определенной географической местности).

Восхождение на Мадыгинтау

Памяти Б.Д. Алексеева

Иду по полю, вспаханному летом,
Засеянному известковым щебнем. 
Земля скудна, гофрирована ветром,
Хребет стволы топорщит частым гребнем.

Вершины обещают изобилье
Ковров цветочных субальпийской толщи,
Но ищет взор, блуждая от бессилья,
Дрожащие осиновые рощи.

Я пробираюсь в зарослях туманных,
В их лабиринтах, паутиново-блестящих,
Я выхожу к форелево-хрустальной
Реке, змеей холодною скользящей.
Спешу по камням — илистым и шатким —
Вверх по теченью, в гору, выше, дальше!
Меня пугает глубина распадка,
Безвременья темнеющего фальшью.

Я скоро выберусь из сырости хвощовой,
Я скоро выйду к крутогорному маршруту.
И восхожденье уж не кажется бредовой
Идеей, вызвавшей в душе упрямой смуту.

Еще короче стали краткие привалы,
Еще длиннее длинные отроги,
Усталости обрушившейся путы
Коварной сетью оплетают ноги.
И вот, дойдя до россыпи цветочной
Лилейно-анемоновой метели,
Я понимаю, нет, я знаю точно —
Здесь поселиться б ангелы хотели!

Незабываемо… Это сейчас все доступно и возможно: видеокамеры, цифровые фотоаппараты, компьютерный монтаж… А тогда — маленький фотоаппаратик «Весна», веселые молодые лица на черно-белых фотографиях и мир природы, поглощающий и потрясающий. А на пятом курсе неожиданная конференция в Сухуме, в Абхазском Государственном Университете. Конец апреля. Не в определителе, а вокруг — чудеса ботаники, умопомрачительные ароматы. Гостеприимные люди. Необыкновенная природа этого замечательного уголка страны пленяет на всю жизнь. С досадой думаю — и почему я не родилась здесь?!

Абхазия

А. Адлейба

Абхазия — незнакомая,
Абхазия, ставшая близкой.
Абхазия, в солнце утопленная,
В тумане утреннем низком.
Уютная и игрушечная,
Свободная и великая.
Абхазия — непослушная,
Абхазия — многоликая.
Как хорошо мне на улицах 
Твоих до боли знакомых.
Я становлюсь твоей узницей
В сквозных эвкалиптовых кронах.
Я становлюсь твоей пленницей,
Мне плен этот снится ночами.
Я очарованной странницей
Брожу под магнолий свечами.
Я мандариновых зарослей
Воздух жадно глотаю,
Словно крестьянка, радуясь
Оранжевому урожаю.
Я в водопадах глициний 
Окон вижу пороги
И лепестков их длинный
Шлейф на булыжной дороге.
Колышутся пальм опахала,
Турки в кофейнях блестят,
И ветер струит по кварталам 
Кофейно-морской аромат.
Пятнистых платанов аллеи,
Прозрачных волн бирюза,
В кувшинках скрытые феи,
Тропической силы гроза,
Величие стрел кипарисов,
Их молчаливый дозор,
И обезьянки-актрисы,
И гор притягательный взор…
А утром в тумановой гуще
Сухум, такой робкий и сонный,
И в мороси звездочки плюща,
Павлинов внезапных клаксоны…
Радость счастливых мгновений
Память хранит и поныне…
— Мне хачапури, пожалуйста,
И эликсир… из глициний.

«Детское живет в человеке до седых волос» (А. Грин)

Когда оно появилось, это острое ощущение природной красоты?

Давно. В детстве. Детский сад «Гнездышко». Само название — уже природа.

Во дворе садика — бассейн, рядом — ива. Ее ветви в солнечных ореолах сережек тонут в черной загадочной воде. А в ней — черепаха. Или я ее выдумала? Но что-то настойчиво внутри твердит: была.

Прогулки по окрестностям… Детвору терпеливые воспитатели выводят погулять, построив парами, длинной многоногой «гусеницей». Лужайка. Трава такого оттенка, что цвет ее повторить может только карандаш из коробки «Искусство», — той самой, с серыми штрихами, — ярко травяной и самый востребованный на занятиях по рисованию. В траве — мелкие, едва заметные, голубые цветочки, самые ранние. Это потом я узнаю — вероника. Неподалеку — клюющее чудовище — нефтекачка: вверх-вниз, вверх-вниз… Божьи коровки то суматошно бегают, то затихают на солнце. Потом, уже дома, перед сном вспоминаешь все это в подробностях. И страшно любишь все это.

Опять детский сад. Апрель. Открыта балконная дверь и через нее видны розовые, изумительно нежные цветки персика, которые непременно хочется понюхать. А над дверью — гнездо ласточек. Очень-очень близко. Шершавое, беспокойное. И ласточка… Боже, мой! Какое счастье…

Летом два раза в неделю детсадовские шефы возят малышню на загородный пляж. Море, сверкающий на солнце песок и всюду — жизнь: бегающие уховертки, хохочущие чайки, взбудораженные прибоем рачки…


Тополей листву колышет
Легкий с моря ветерок,
И волна смывает тихо
Отпечатки быстрых ног.

Красота, раздолье, свежесть!
Что теперь нам жар лучей?
Лишь загара неизбежность
Да бессонница ночей.

А еще как-то однажды: горы, ветер свистит в ушах, бежишь быстрее ветра и своих друзей-подружек, а из-под ног фейерверком кузнечики. И запах особенный. Это потом я узнаю, что пахло чабрецом и полынью, когда привезу веточки домой деду.

Дед — агроном. Все расскажет и разложит по полочкам — кто есть кто. Утром в слезах: «Дедушка, почему виноград вырубаешь?» В ответ страшное незнакомое слово — «филлоксера».

Дед Терентий. Десять лет лагерей. За что? Должен был зарезать колхозных коров, чтобы не достались немцам, а он раздал их односельчанам. И скотину жалко, и людям хотелось помочь… Вот так.

Дед без устали объясняет: «Это — подвой, это — привой». Удивительно! В саду на абрикосе висят сливы. Розовый куст, как в сказке — цветки белые и красные.

— А в этом горшочке скоро появится черный гладиолус.

— Не верю!

— Не верь. Скоро сама увидишь.

Увидела… «Полна чудес могучая природа…»

Отец. Заядлый охотник. Но его трофеи не радуют. Плачу над куличками и лысухами. Отец: «Так устроена жизнь».

Вечером он красиво — длинно и остро — заточит все те же заветные карандаши «Искусство», лежащие в коробке в два «этажа», и покажет, как рисовать речку, лес и берега.

Ночь

Памяти отца

За темный бор, уснувший за рекою, 
Скатилось солнце жгучее с небес.
Таинственной вишневой немотою
Во мгле зажегся сумеречный лес.

Село стихало, в отдых погружаясь.
Бренчал уныло в зарослях сверчок.
Как призрак-цеппелин, луна, всплывая,
Припудривала облаками бок.
Клонил рогоз велюровые свечи,
Осок шептались тонкие листы,
Стонала выпь загадочно, и вечер
Тянул тумана млечные плоты.

Залаяла собака и замолкла,
Зигзагом мышь мелькнула над водой,
И тишины вечерней поволока
Пахнула приторно цветущей резедой.
Царица Ночь на трон свой величаво
Взошла и объявила темноту.
Лишь неба звездного мерцало покрывало,
И ангелы светились на лету.

Рисунок я помню до сих пор.


Тихий час в детском саду. Все спят. А я сквозь прищуренные ресницы смотрю на окно. За ним под майским теплым неистовым ливнем ломятся ветки тополя с полупрозрачными клейкими листочками. И такой запах струится в огромную форточку, что хочется плакать от радости.

Прогулка в лесопарк. В нем как в настоящем лесу. Так мне кажется. В настоящем я еще не была.

Травы детства

Вот где-то здесь кипрейная поляна
Горела фиолетовым огнем.
И травы молодые пахли пряно
В далеком детстве солнечном моем.

Здесь в этом парке, старом и тенистом,
В семье высоких белых тополей
Среди ветвей раскидисто-лучистых
Чеканил свои трели соловей.

Здесь божии коровки, словно брошки,
На платье луга ярко расцвели.
И пристально следили, щурясь, кошки,
Как в кронах горлинки воркуют до зари.
Здесь ручеек таинственною змейкой
Струился среди пней и ежевик.
Дрожали сети паутины клейкой,
И соек раздавался нервный крик.

И было важно, сколько лет отмерит 
Кукушка мне, а в утренней росе
Среди цветов быстрее кто заметит
Лягушку в своей сказочной красе.

Эх, вот бы потеряться в травах лета,
И чтоб тебя родные не нашли, 
И в лодочке из сложенной газеты
Уплыть в свои заветные миры!

Командировка отца в Москву. Подарок дочке — большая красная коробка с изображением оскалившегося тигра и надписью «Охота». Настольная игра. Зачеркиваю название и пишу свое — «Путешествия». И вот они — материки и океаны, животные и растения. А на этажерке — двадцать томов «Библиотеки приключений». Конечно же, самые любимые — Майн Рид, Фенимор Купер, Даниэль Дефо… Вот это жизнь! Увлечение не одного поколения школьников. А потом поход с отцом в кинотеатр. «Снега Килиманджаро». Ярким пятном в памяти картины африканской природы. А вот про любовь не помню.

Снега Килиманджаро

Я никогда там не была.
Наверно, и не буду,
Не встречу я в саванне льва
И не помчусь за куду.

Жирафа эйфелевых ног
Я тоже не увижу,
Гиен противный хохоток
В ночи я не услышу.

Лишь стоит мне глаза закрыть —
В лендровере я еду,
Но не мечтаю подстрелить
Кого-нибудь к обеду.

Я видеть их живых хочу.
Для счастья много ль надо?
Сидеть бы у костра всю ночь
Под градом звездопада!..

Акаций зонтичных каскад,
Снега Килиманджаро,
И полосатых зебр наряд,
И марево от жара.
Косматый неудачник гну 
На завтрак крокодилу,
Шаги сутулых марабу
По илистому Нилу.

Лемуров глазки и хвосты
С холмов Мадагаскара,
И ливень, что спасает вдруг
От засухи кошмара…

Пятнистый сфинкс, а рядом с ним — 
Джордж Адамсон и Джой,
И Эльса в окружении 
Семьи своей большой.

Параграфы фламинго шей,
И бегемотов пасти,
Слонов ушастых малыши
И африканцев страсти…

Все это близко до того,
Что кожа черной стала.
Не отличить меня от тех,
С кем я живу в бунгало.
Мой материк, моя мечта!
Моя страница детства…
И томик «Э. Хемингуэй»,
Доставшийся в наследство… 

Времена года. Какие они особенные. В классе на стене — календарь фенолога. Нужно вовремя сделать записи, ведь так быстро все меняется.


… Это запах осени — дым костров горящих, 
Сырости промозглой, спеющей айвы… 
Это было счастье, счастье дней вчерашних. 
И осталось памятью прожитой поры… 

Пятый класс. Урок ботаники. Учительница Евдокия Григорьевна Вегерина держит в руках растение (такое я видела на улице по дороге в школу). Показывает указкой: корень, стебель, лист…

Вечером собирается соседская детвора. Несут скамейки, тетради и ручки. Диктую: «Пишите — корень, стебель, лист…» Весело жили, дружно, искренне… Сейчас этого не увидишь. Другая жизнь, другие интересы.

Наверное, это у меня от мамы — учительницы начальных классов. В 1952 году она приехала в Махачкалу из украинского городка Петровское (в обиходе тех мест — Петровеньки) Луганской области, где жила со своим отцом, моим дедушкой Филиппом. Уже возвратившись с войны, она закончила Луганский учительский институт. Учебу в Киевском Университете прервало лето 1941 года. Мама, окончив курсы медсестер, добровольно ушла на фронт. А там, на войне:


… Блестели кувшинки на озере пышно, 
И зуммер, как колокол, ночь разрезал… 

Когда и как она могла заметить блестящие листья кувшинок?..

Лето. Едем с мамой к дедушке Филиппу в Петровеньки. Поездом до Ростова, от Ростова — автобусом до Красного Луча. Еще одна пересадка и — Петровское. Разбросала жизнь людей… По дороге за окнами мелькают изумительные пейзажи: леса, поля, балки, речки… Хочется, чтобы автобус сломался и пассажиров выпустили на волю.

Недавно зашла на сайт «Солнечный ветер». Читаю статью Паломы «Запомни шум берез…». И вдруг пронизывает чужое детство, но такое знакомое и яркое, как будто мое, в этих острых мгновениях:


… Вот в пшенице златогривой 
Васильков глазенки ярки… 

Мечты сбываются: автобус ломается, и я уже бегу по желтому полю, а из травы выпархивают испуганные жаворонки…

Дороги детства

Памяти деда

Поезд мчал меня далече,
За окном мелькали лица,
Полустанки, степи, речки,
Города, дворы, станицы,
Гуси чьи-то и овечки,
Огороды, сенокосы…
Догонял мой поезд вечер,
Утром окропляли росы.
Я приехала куда-то,
Шла за мамой полем, лугом.
И цветы в лучах заката
Окружали росным кругом.
А потом автобус резвый,
Полосатый, говорливый,
Мчал узлы на рваных креслах
Мимо леса, мимо нивы.
Слева — хутор сиротливый,
Прямо — шахты, справа — балки.
Вот в пшенице златогривой —
Васильков глазенки ярки.
Мы приехали под вечер
В городок ли, в городишко.
В нем дельфиниумов свечи
Во дворах синели пышно,
И венцы тигровых лилий 
Ярко солнцами горели,
А за домом тети Мили 
Задушевно песни пели.
Я лечу как ветер в гости
По крапивной по тропинке
Вдоль оврага через мостик
За забор, где сохнут крынки,
По дорожкам деревянным
В сад картофельно-вишневый
К дому в сумерках багряных
Я несусь, а в ульях пчелы
Уж затихли и заснули,
И левкои пахнут душно.
Я уже быстрее пули,
И скрипят дорожки дружно.
Где ты, мой усатый дед?
Где ты, добрый мой дружок?
Сколько зим и сколько лет?
Ты испек мне пирожок?
Ты набрал малины в банку?
Соты сладкие припас?
Твоя внучка спозаранку 
Завтра съест все, а сейчас
Обниму тебя я крепко —
Ты усами не коли!
Что расскажешь ты мне, дедка? 
Где воркуют сизари,
Для чего репей топорщит
Свои цепкие антенны,
Жуткий филин как хохочет,
Как с тобой побелим стены?..
Лопушком меня зовешь ты.
В лопухах брожу с утра.
Разболелась от  заботы
В русых кудрях голова:
Вот найти бы под дубами
Желудевые запасы,
Съесть окрошку с огурцами
Из пузырчатого кваса!..
Что назавтра? «Завтра плавать
В водах става, если хочешь.
А не хочешь, то, пожалуй,
Просидим с тобой до ночи.
Ты расскажешь деду, внучка,
Как там в вашем далеке
Без меня живете скучно 
И печалитесь по мне».
Тянет свежестью из леса,
Ночь ступила на порог.
И на самом интересном
Завершает дед урок.
И сидим мы на крыльце,
Месяц выгнулся дугой,
Сон блуждает на лице…
— Спать идем? 
— Ага…
— Отбой!

Вот оно, детство, такое далекое и такое близкое. И огромная страна с ее дорогами и судьбами. С годами становишься внимательнее ко всему, что окружает — к земле, природе, к людям, особенно к детям. Мне кажется, что сейчас в силу разных обстоятельств дети так не чувствуют природы, как я и мои сверстники, тогда, в своих зимах и веснах, не видят ее, не знают.

На экскурсии со своими пятиклассниками останавливаюсь у старых тополей в том самом парке. На каждом ножом вырезаны глупые корявые надписи. Читаю стихи, очень хочется, чтобы поняли, чтобы прочувствовали:

Дерево

От корней до верхушки — сотня лет.
От корней до верхушки — монолит.
Понарезали глупостей на стволе, 
Оттого и сердце мое болит.

Ноги крепко связаны у него.
Убежать хотело, да не смогло.
Убежать от жестокости, а куда? 
Ведь жестоких много, а оно — одно.
Затянулись раны, и утихла боль,
Лишь остались шрамы и — навсегда.
Но не мстит, а скромно так свою роль
Исполняет вечную все года.

Потому и дышится нам легко.
Оттого и тянет нас снова в лес.
Обнимаю ствол его и смотрю,
Запрокинув голову, в синь небес.
И я чувствую, как струится сок 
По артериям у него внутри.
Постучу легонько по стволу рукой:
«Я пришла, дружище, к тебе, отвори!»

Слушают сосредоточенно, серьезно… Детство. Основа.

Еще все только начинается. Еще все возможно. Еще не очерствели души.


Какою исцеляющею силой 
Природы обладает волшебство!.. 
Но, потерявшись в суетных проблемах, 
Мы забываем близкое родство 
Вот с этой степью сизою туманной, 
С костром далеким, машущим крылом. 
Не ценим миг, не думаем о главном, 
Что только раз мы на земле живем. 

Недавно попалась на глаза заметка Василия Пескова «Чувство природы»:

«… Чувство природы врожденное. И есть оно у каждого человека. Но чувство спит. Кто разбудит его в раннем детстве? Сможет ли это сделать школьный учебник? Вряд ли. Но может это сделать умный чуткий учитель. И этим учителем неожиданно может стать кто угодно — отец, мать, (у Горького — бабушка), сельский пастух, охотник, всякий, кто сам был кем-то разбужен…»


Послесловие от Марии О.

Первую публикацию стихотворений Людмилы Алексеевой, преподавателя биологии из Махачкалы, Заслуженного учителя Дагестана, в Интернете можно прочитать на страницах журнала «Солнечный ветер». Но рассказ о жизни русских женщин в «кавказских селениях», как мне казалось, требовал продолжения. Так, уже в нашем журнале, появился цикл стихотворений Людмилы «Осенние акварели» (избранная лирика) в обрамлении писем ее подруги Натальи Пономаревой, начальника сейсмической станции «Махачкала» Геофизической службы Российской Академии Наук.

В заключение публикации мне хочется показать вам несколько фотографий из семейного альбома нашего постоянного автора — замечательной, талантливой женщины, педагога и поэта Людмилы Алексеевой, сделанных во время путешествий по Дагестану. Миниатюры внизу при наведении курсора раскрываются в окне для фото.